Petr_Nikolaevich_Durnovo

Забытое пророчество. К столетию Записки Петра Дурново

История не терпит сослагательного наклонения, и сегодня бессмысленно гадать о том, смогло бы человечество избежать Первой мировой войны, если бы в начале ХХ столетия главы великих держав, их политики и военачальники были бы более мудрыми и ответственными. Зато стоит внимательно и всесторонне изучить предшествовавшие войне события, проанализировать заявления представителей политической, деловой и военной элит в преддверии войны, чтобы извлечь из них уроки на будущее.

Примечательно то, что накануне войны мало кто предполагал, что мировой конфликт окажется столь продолжительным. Штабы, разрабатывая планы предстоящих операций, рассчитывали победоносно завершить войну за несколько месяцев, максимум – за год. К долгой войне на выживание не готовились. Лишь военный министр Великобритании Гораций Герберт Китченер предсказывал, что будущая война продлится не менее трёх лет. В действительности она продолжалась 1568 дней (или 4 года, 3 месяца и 10 дней) и унесла миллионы человеческих жизней.

На этом фоне впечатляет тот глубокий и всесторонний анализ-прогноз, который дал наш соотечественник, лидер правых в Государственном совете Пётр Николаевич Дурново. Ровно 100 лет назад, в феврале 1914 года он написал и подал на имя императора Николая II свою знаменитую Записку, которую иногда называют «Меморандумом Дурново». Это произошло через две недели после того, как Николай II отправил в отставку Председателя Совета министров Владимира Коковцова.

Пространный документ начинается с указания на то, что предстоящая война будет иметь коалиционный характер, а главными противниками в ней станут Великобритания и Германия. Дурново, замечает историк Александр Репников, «в полном соответствии с мнением таких русских геополитиков, как Вандам и Дусинский, делал акцент на том, что интересы Англии – “островного государства“ и Германии – “мощной континентальной державы“ противоречат друг другу и между ними неизбежна “борьба не на жизнь, а на смерть“». Он писал:

«Центральным фактором переживаемого нами периода мировой истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооружённой борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертельным для побеждённой стороны. Слишком уж несовместимы интересы этих двух государств, и одновременное великодержавное их существование, рано или поздно, окажется невозможным. Действительно, с одной стороны, островное государство, мировое значение которого зиждется на владычестве над морями, мировой торговле и бесчисленных колониях. С другой стороны – мощная континентальная держава, ограниченная территория которой недостаточна для возросшего населения. Поэтому она прямо и открыто заявила, что будущее её на морях, со сказочной быстротой развила огромную мировую торговлю, построила, для её охраны, грозный военный флот и знаменитой маркой Made in Germany создала смертельную опасность промышленно-экономическому благосостоянию соперницы. Естественно, что Англия не может сдаться без боя, и между нею и Германией неизбежна борьба не на жизнь, а на смерть.

Предстоящее в результате отмеченного соперничества вооружённое столкновение ни в коем случае не может свестись к единоборству Англии и Германии. Слишком уж не равны их силы и, вместе с тем, недостаточно уязвимы они друг для друга… Несомненно, поэтому, что Англия постарается прибегнуть к не раз с успехом испытанному ею средству и решиться на вооружённое выступление не иначе, как обеспечив участие в войне на своей стороне стратегически более сильных держав. А так как Германия, в свою очередь, несомненно, не окажется изолированной, то будущая англо-германская война превратится в вооружённое между двумя группами держав столкновение, придерживающимися одна германской, другая английской ориентации».

В составе группировок автор документа не сомневался: «Россия, Франция и Англия с одной стороны, Германия, Австрия и Турция – с другой». По его мнению, Италия скорее присоединится к первой коалиции, чем к последней, как и Сербия с Черногорией. А вот Болгария выступит на стороне Германии и Австро-Венгрии. Что же касается Румынии, то она «останется нейтральной, пока весы счастья не склонятся на ту или другую сторону».

Точность прогноза в отношении поведения Бухареста потрясает. В начале Первой мировой войны румыны заняли выжидательную позицию, ведя долгий дипломатический торг с обеими воевавшими группировками. Правда, с Россией Румыния подписала соглашение уже в сентябре 1914 года, пообещав соблюдать благожелательный нейтралитет. На деле нейтралитет по-румынски допускал провоз через свою территорию в Турцию австро-венгерских и немецких грузов. Только в августе 1916 года Румыния вступила в войну на стороне Антанты, объявив войну Австро-Венгрии. Войска Центральных держав очень быстро нанесли румынам сокрушительное поражение, захватив две трети страны. В декабре 1916 года они взяли Бухарест.

Королевская семья укрылась в России. Для последней вступление Румынии в войну лишь ухудшило общую обстановку, удлинив фронт почти на полтысячи км. Год спустя Бухарест, воспользовавшись начавшейся в России революцией, «отблагодарил» своих спасителей захватом Бессарабии.

Однако вернёмся к Записке Дурново. Пётр Николаевич не скрывал своего скепсиса по поводу наметившегося после окончания Русско-японской войны сближения Санкт-Петербурга и Лондона, поскольку никаких выгод для Российской империи в её союзе с Туманным Альбионом не находил: «Сколько-нибудь внимательно вдумываясь и присматриваясь к происшедшим после Портсмутского договора событиям, трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные нами в результате сближения с Англией. Единственный плюс – улучшившиеся отношения с Японией – едва ли является последствием русско-английского сближения…

Не дало оно нам ничего и в смысле упрочения нашего положения ни в Маньчжурии, ни в Монголии, ни даже в Урянхайском крае, где неопределенность нашего положения свидетельствует о том, что соглашение с Англиею, во всяком случае, рук нашей дипломатии не развязало. Напротив того, попытка наша завязать сношения с Тибетом встретила со стороны Англии резкий отпор…

С момента сближения с этой последнею, мы оказались вовлечёнными в целый ряд непонятных попыток навязывания персидскому населению совершенно ненужной ему конституции, и, в результате, сами способствовали свержению преданного России монарха, в угоду закоренелым противникам. Словом, мы не только ничего не выиграли, но напротив того, потеряли по всей линии, погубив и наш престиж, и многие миллионы рублей, и даже драгоценную кровь русских солдат, предательски умерщвлённых и, в угоду Англии, даже не отомщённых. Но наиболее отрицательные последствия сближения с Англией, – а следовательно и коренного расхождения с Германией, – сказались на ближнем Востоке…

В результате получилось только окончательное прикрепление Турции к Германии, в которой она не без основания видит единственную свою покровительницу. Действительно, русско-английское сближение, очевидно, для Турции равносильно отказу Англии от традиционной её политики закрытия для нас Дарданелл, а образование, под покровительством России, Балканского союза явилось прямой угрозой дальнейшему существованию Турции, как Европейского государства. Итак, англо-русское сближение ничего реально-полезного для нас до сего времени не принесло. В будущем оно неизбежно сулит нам вооружённое столкновение с Германией».

А в нём, прогнозировал далее Дурново, главная тяжесть «несомненно выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна, а Франция, бедная людским материалом, при тех колоссальных потерях, которыми будет сопровождаться война при современных условиях военной техники, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики. Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам…»

Союз с республиканской Францией Дурново также не приветствовал. Германия ему была явно ближе. Тем более, что серьёзных противоречий между Российской империей и Германией он не видел: «Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населённые поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться. Зачем оживлять центробежные стремления, не заглохшие по сию пору в Привислинском крае, привлечением в состав Российского государства беспокойных познанских и восточно-прусских поляков, национальных требований которых не в силах заглушить и более твёрдая, нежели русская, германская власть? Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров» [1].

Отвечая на вопрос, готова ли Россия к противостоянию с Германией и её союзниками, Дурново категорически заявлял: «На этот вопрос приходится, не обинуясь, ответить отрицательно. Менее чем кто-либо, я склонен отрицать то многое, что сделано для нашей обороны со времени японской войны. Несомненно, однако, что это многое является недостаточным при тех невиданных размерах, в которых неизбежно будет протекать будущая война».

Особо тревожило Петра Николаевича состояние российских железных дорог. Он констатировал: «Сеть стратегических железных дорог недостаточна, и железные дороги обладают подвижным составом, быть может, достаточным для нормального движения, но несоответствующим тем колоссальным требованиям, которые будут предъявлены к нам в случае европейской войны».

Так оно и вышло. Впрочем, одно уточнение стоит внести. В годы Первой мировой войны недостаток железных дорог больше сказался всё-таки не на военных перевозках, а на транспортировке продовольственных и иных гражданских товаров внутри Российской империи. Историк Ирина Белова напоминает: «Одной из причин повышения цен на продукты стала перегруженность железных дорог военными грузами, что вызвало длительные задержки частных грузов на станциях отправления. С самого начала войны, буквально с первых её дней, провинция столкнулась с проблемой доставки продовольствия… В целом по России перевозка гражданских грузов по железной дороге в 1914 г. сократилась на 17 %, а в 1915 г. – более чем на треть по сравнению с довоенным периодом».

Быстрый рост цен, увеличение признаков хозяйственного расстройства и обострение социально-экономических проблем вызвали нараставшую с каждым днём тревогу фронтовиков за родных и близких. В декабре 1916 года отказавшиеся идти в атаку солдаты 17-го Сибирского стрелкового полка кричали в ответ на увещевания командования: «Нас везде грабят, дома семьи голодают, у бедных последнее отбирают, у богатых всё оставляют».

Не только поражение, но и победа Антанты не сулило России, по мнению Дурново, никаких ощутимых выгод:

«Эта война потребует таких огромных расходов, которые во много раз превысят более чем сомнительные выгоды…
Ведь не подлежит сомнению, что война потребует расходов, превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придётся обратиться к кредиту союзных и нейтральных государств, а он будет оказан не даром. Не стоит даже говорить о том, что случится, если война окончится для нас неудачно. Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учёту, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства. Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы: вконец разоренная Германия не будет в состоянии возместить нам понесённые издержки. Продиктованный в интересах Англии мирный договор не даст ей возможности экономически оправиться настолько, чтобы даже впоследствии покрыть наши военные расходы. То немногое, что может быть удастся с неё урвать, придётся делить с союзниками, и на нашу долю придутся ничтожные, по сравнению с военными издержками, крохи. А между тем военные займы придётся платить не без нажима со стороны союзников. Ведь, после крушения германского могущества, мы уже более не будем им нужны. Мало того, возросшая вследствие победы, политическая наша мощь побудит их ослабить нас хотя бы экономически. И вот неизбежно, даже после победоносного окончания войны, мы попадём в такую же финансовую экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой наша теперешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом».

Заметим, что это писал не большевик или эсер, а консерватор.

Ещё более мрачными виделись бывшему министру внутренних дел социально-политические последствия участия России в грядущей войне. Он предрекал, что «в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, – социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна.

Как уже было указано, начнётся с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала чёрный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побеждённая армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению».

Пройдёт совсем немного времени, и события в России начнут развиваться именно по этому сценарию. Предостережение Дурново не было услышано императором и его окружением.

Записка Петра Дурново, не будучи известной широкой публике, давно привлекает внимание серьёзных исследователей из разных стран. К примеру, её фрагменты можно прочесть в книге Генри Киссинджера «Дипломатия». А историк Пол Робинсон, преподающий в высшей школе общественных и международных отношений Университета Оттавы, назвав Записку Дурново «одним из самых замечательных консервативных антивоенных документов». Он же заметил: «Записка Дурново не появилась из ниоткуда. Он написал её сразу после отставки Владимира Николаевича Коковцова с поста премьер-министра в феврале 1914 года, и она стала частью целенаправленных усилий консервативно настроенных руководителей, стремившихся к переориентации внешней и внутренней политики… Эти усилия не увенчались успехом. Союз с Францией активно поддерживала бюрократия и приближённые царя, имевшие на то веские стратегические и финансовые причины…

Точность оценок Дурново по сравнению с другими объясняется как раз тем, что он отказывался подчинять интересы чувствам и настроениям. Сторонников русско-французского союза раздражало то, как Германия унижает Россию (на их взгляд), и во вспыхнувшей летом 1914 года войне они увидели возможность восстановить величие России. Дурново посмотрел на неё с более материальной точки зрения национальных интересов, провёл расчёты и пришёл к выводу, что война бессмысленна».

Пророчества Дурново начали сбываться ещё при его жизни. За два месяца до смерти в последний раз выступая в Государственном совете, тяжелобольной лидер правой группы констатировал: «Мы, как всегда, очень плохо подготовились в войне по всем отраслям военного и гражданского управления… Виноваты в этом мы все, грамотные русские». Заметив, что наиболее виноватых он называть не станет, Дурново добавил, что этого и не требуется, «т. к. корень зла не в них, а в том, что мы боимся приказывать».

До самых убедительных и впечатляющих подтверждений справедливости своих прогнозов и предостережений дожить автору Записки не довелось. Возможно, что он об этом и не жалел.

РS. Пётр Николаевич Дурново скончался 11 сентября 1915 года. «Реакция лишилась одного из преданнейших своих слуг, общественность России видит сходящим в могилу злейшего своего врага», – не скрывая радости, писала либеральная газета «Утро России» (основана братьями Рябушинскими). В свою очередь по случаю кончины Дурново бывший народоволец Лев Тихомиров, ставший к тому времени одним из крупнейших консервативных мыслителей России, отметил в своём дневнике, что Дурново был «человек замечательно умный и проницательный (равных ему в этом отношении не видал в жизни)».

Примечания

1. Во что вылилось 100 лет спустя «украинское или мазепинское движение» мы видим, наблюдая происходящие на Украине события.

Источник — http://russkie.org/index.php?module=fullitem&id=31802

Оставить комментарий

avatar

Смотрите также