Доклад В.Ю. Катасонова, прочитанный на заседании Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова 11 сентября 2014 года. Часть 2.
Российская интеллигенция как вирус социального разложения.
Леонтьев, который раньше О. Шпенглера на несколько десятков лет заметил признаки «заката Европы», предупреждал, что такая же судьба может постичь Россию. Главная угроза для России 19 века, по мнению Константина Николаевича, исходила от «образованных слоев» русского общества. Их в то время уже было принято величать «интеллигенцией»
Во-первых, он вынужден признать: «Национальные свойства великорусского племени в последнее время стали если не окончательно дурны, то, по крайней мере, сомнительны». Леонтьев особо подчеркивает, что деградация великорусского племени проявляется, прежде всего, в его заражении духом либерализма. Примечательно, что эта либеральная деградация в среде великорусского народа происходит гораздо быстрее, чем среди национальных племен на окраинах Российской империи: «В каком именно племени, из всех племен, подвластных русской короне, нигилизм и потворствующее ему умеренное либеральничание распространены сильнее всего? В нашем великорусском племени… Из самого великорусского племени, бывшего так долго ядром объединения и опорой созидания, государству нашему исходит теперь расстройство…»
Во-вторых, Леонтьев, констатирует особую роль интеллигенции в жизни народа любой страны: «Народ рано или поздно везде идет за интеллигенцией». Из этого он заключает, что главным виновником деградации «великорусского племени» является российская интеллигенция, которая занимается умственным и духовным развращением народа. Прежде всего, это интеллигенция столичных городов – Петербурга в первую очередь и Москвы во вторую.
В-третьих, Леонтьев раскрывает основные свойства российской интеллигенции: «Интеллигенция русская стала слишком либеральная, т. е. пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна именно там, где следует быть национальной. Творчества своего у нее нет: своей мысли, своего стиля, своего быта и окраски». По ходу скажу, что в других своих работах Леонтьев приводит еще другие свойства русской интеллигенции. Например, в статье «А.И. Кошелев и община в московском журнале «Русская мысль»» Леонтьев обращает внимание на «интеллигентный индивидуализм», который «в разнородной совокупности своей еще несравненно сильнее», чем индивидуализм в других слоях общества. Одним из проявлений «интеллигентного индивидуализма» является то, что каждый представитель «умной» касты слишком высокого о себе мнения, он не может допустить, чтобы кто-то был более прав, чем он. Создается видимость большого количества мнений, интеллектуальног
В-четвертых, Леонтьев высказывает парадоксальную мысль: главную угрозу Российской империи несут не национальные окраины, где распространен ислам и буддизм, а именно «великорусское ядро». Почему? Потому, что «ядро» уже заражено либерализмом, а у национальных окраин иммунитет к либерализму оказался сильнее: «Либерализм вышел именно из христианских стран, как антитеза духовному, аскетическому, стеснительному христианству, а не из гор Кавказа или Мекки. К мусульманским народам либерализм прививается трудно». Более того, возникает опасная причинно-следств
В-пятых, Леонтьев отмечает тенденцию: российская интеллигенция будет и дальше умственно и духовно деградировать, все более приближаясь к интеллигенции европейской: «Русская интеллигенция так создана, что она чем дальше, тем бесцветнее; чем дальше, тем сходнее с любой европейской интеллигенцией». Леонтьев в целом ряде своих работ отмечал, что Европа с конца 18 века окончательно вошла в фазу «заката» и что главным «двигателем» этого процесса была европейская интеллигенция. Особенно развернуто эти мысли изложены в работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». Для Леонтьева европейская интеллигенция – наглядное пособие, эталон духовной пустоты и глупости.
Интеллигенция как всеядный страус.
Причиной быстрой нивелировки российской и европейской интеллигенции Леонтьев называет то, что первая почти исключительно «питается» идеями поздней западной философии, науки, культуры. Леонтьев в упомянутой выше статье «Православие и католицизм в Польше» сравнивает российскую интеллигенцию с неразборчивым страусом «…она без разбора как огромный и простодушный страус глотает все: камни, стекла побитые, обломки медных замков (лишь бы эти стекла и замки были западной фабрики). — Страус не может понять, что стекло режет желудок и что медь, окислившись, отравит его. Русская интеллигенция не в силах различать стекла и меди от настоящей пищи. Она жрет что попало и радуется. Строгое, осмысленное православие, простое сердцем и мудрое разумом, стало слабо у этого страуса. Окисленная медь европейского либерализма уже давно отравила его, его давно уже несет космополитически
Уничтожающая характеристика российской интеллигенции! Леонтьеву требовалось немалое мужество для того, чтобы выдавать подобные «диагнозы». Те же самые «образованные круги» Петербурга и Москвы пытались его осмеивать, называли ретроградом, «пещерным» консерватором, «мракобесом». Обвиняли в недостаточной «научности», «академичности», «отсталости». Константин Николаевич всегда находил очень остроумные, лаконичные, а, главное, глубокие ответы на выпады подобного рода. Например, на обвинение в «отсталости» он парирует словами: «Отчего отсталость? Не от проклятой ли Европы этой, стремящейся в бездну саморазрушения еще с конца XVIII века?..». Опасаясь вступать в спор с Леонтьевым, представители «умственной» касты, отечественные «законники» и «книжники», чаще всего выбирали такой проверенный способ, как замалчивание.
С большой сердечной болью Леонтьев констатировал, что под влияние европейского либерализма попадали иногда лучшие умы России, которых никак нельзя причислить к серой и бесцветной массе «интеллигенции». Даже славянофилы: «Даже настоящее, глубокомысленное славянофильство переварилось в слабом мозгу огромного страуса в самый простой и грубый европейского стиля эмансипационный панславизм. Пышные перья Хомяковской своеобразной культуры разлетелись в прах туда и сюда при встрече с жизнью, и осталась, вместо нарядной птицы, какая-то очень большая, но куцая и серая индюшка, которая жалобно клохчет, что ей плохо, и не знает, что делать… Такова интеллигенция наша, взятая как всецелое, как социологическая единица».
Нашу российскую либеральную интеллигенцию начала 21 века можно еще с большим основанием сравнить с глупыми и всеядными страусами. Чем либеральные страусы питаются сегодня? За всех либеральных страусов говорить не хочу. Изредка вижу лишь птичек из питомника под названием «экономическая наука». В этом питомнике есть разные вольеры, тамошние птицы всеядны, но явно предпочитают импортный мусор. А вот в вольере с табличкой «ВШЭ» (Высшая школа экономики) птички могут жить исключительно за счет привозной помойки. Это привилегированна
Короткий век либерализма.
Леонтьев обращает внимание на то, что поскольку либерализм является тяжелым духовным заболеванием общества, то в этом состоянии оно долго находиться не сможет. Либерализм воцарился в Европе со второй половины 18 века, в России – со времен Александра II. Сколько еще сможет протянуть человечество, Леонтьев не говорит. Это знает один Бог. В статье «Г-н Катков и его враги на празднике Пушкина» (1880) Константин Николаевич пишет: «Но либерализм долговечной будущности не может же иметь; и до сих пор он явился только чем-то переходным, разрушительным, ослабляющим, размягчающим, расстраивающим все старое, все местное, все обособляющее, все, имеющее стиль и силу, но ничего ни местного, великого и прочного, сам по себе, не создавшим, ни миру никакого поразительного наследства не дающим. Мир живет организаци
Социология Христа и социология смерти.
Политическое, психологическое и моральное состояние общества очень сильно влияет на мировоззрении общества, философов. А философия, в свою очередь, рано или поздно влияет на науку. Именно таковы причинно-следств
«Человечество есть явление живое и органическое…ему должен настать когда-нибудь конец». Зачем же нам мечтать о благе правнуков, когда мы своим разумом не можем успокоить даже своих сынов и дочерей. Великие умы и целые нации ошибаются. Что толку заботиться обо всем человечестве, не только будущем, но даже сегодняшнем. Мы можем заботиться только о ближайших делах и только о ближних людях, именно о ближних. Вот эти постулаты и должны лечь в основу реальной науки, а не той «сладенькой» науки, которую мы имеем сегодня. Наука не может предложить человечеству радикальные средства решения проблем этой земной жизни. Она может помогать человечеству лишь паллиативно. То есть смягчать остроту проблем и порождаемой этими проблемами боли. Правильно говорили Святые Отцы, что на земле нельзя построить рай, главное, чтобы не допустить здесь ада.
Знание и незнание в обществе и истории.
Мы уже не раз отмечали парадоксальность и нестандартность взглядов Леонтьева. Господствовавшая в 19 веке фетишизация науки подвергалась Леонтьевым всесторонней критике. Мы уже рассмотрели некоторые аспекты этой критики. Но вот еще один аспект. Уже упомянутый выше английский социолог Бокль формулировал следующим образом главный догмат своей научной теории: «Умственные истины составляют причину развития цивилизации» (Леонтьев приводит эту формулу). Мало кто осмеливался ставить под сомнение данное положение. А Леонтьев осмелился. Как человек с развитым эстетическим чувством Константин Николаевич весь мир, включая общество, воспринимал как сочетание контрастов, противоположност
На злобу дня: о «всеобщей грамотности» и «демократизации знаний».
Кстати, сегодня в России мы являемся свидетелями такой абсолютизации, фетишизации «научного» знания. Достаточно вспомнить разговоры наших либералов о том, что России нужна «экономика знаний» (невнятный термин, за которым не стоит ничего реального). Леонтьев полагает, что между так называемым «незнанием» и «знанием» должен поддерживаться определенный баланс, необходима «неравномерность знания в обществе».
Опять-таки, проецируя мысли Леонтьева в сегодняшний день, можно сказать, что нашему нынешнему обществу жизненно необходимо именно «незнание», которое зиждется на здравом смысле. А так называемое «знание» превратилось в откровенную отраву, приготовляемую в лабораториях либеральной науки. К. Леонтьев для своего времени выглядел как крайний реакционер и ретроград, поскольку выступал против «всеобщей грамотности» и «демократизации знаний». Но вот сегодня, в начале 21 века в «демократической
О примирении Христианства и социологии.
В эпоху Реформации, буржуазных революций, Просвещения наука взобралась (не без чьей-то помощи) на высокий пьедестал, заменив людям собою Бога. Леонтьев выражает надежду, что это умопомрачение человечества вечно продолжаться не может. Наука должна смириться, понять свое истинное место в обществе, тогда произойдет примирение науки и религии.
Мы в России более двух десятилетий жили в плену либерализма. Кажется, эпоха либерализма в нашей стране с его генетическим кодом православия завершается. Русский организм сегодня как никогда слаб, но все же иммунная система общества не разрушена до конца. Организм отторгает заразу либерализма. Появляется надежда, что это отразится и на состоянии нашей науки, особенно общественной (философия, история, экономика, социология в узком смысле слова и т.п.). Что в России действительно появится созидательная социология. К сожалению все эти два десятилетия наука была на стороне либерализма, а, следовательно, была наукой в кавычках, т.е. не созидающей, а разрушающей. Но все это лишь надежда. Потому что у врага рода человеческого кроме либерализма имеются и другие хитрости и искушения, с помощью которых он будет пытаться увести людей с узкого пути спасения. Единственной спасительной для человека социологией может быть христианская социология – такое видение и понимание общества и истории, которые базируются на Священном Писании, догматах Православной Церкви, творениях святых отцов, лучших работах христианских богословов, философов, ученых (без кавычек). Целостной христианской социологии (по крайней мере, такой, которую можно было преподавать как дисциплину в высшей школе) до сих пор, к сожалению нет. И это, кстати, является одной из причин того, что либеральная социология заполнила в нашей стране все и вся. Впрочем, отдельные элементы такой христианской социологии мы можем найти в работах русских религиозных философов. Леонтьев не принадлежал к когорте этих философов, он был носителем идей так называемой «натуралистическ
Оставить комментарий