05-

Валентин Катасонов. Роман Рэя Брэдбери: антиутопия с концовкой, дающей надежду. Часть III

Часть III. «Откровения» Битти и другие «крылатые фразы» и афоризмы романа (часть II в №134часть III в №135)

«Хлеба и зрелищ!»

Романы, повести и рассказы Брэдбери полны «крылатых фраз» и афоризмов. Роман «451 градус по Фаренгейту» не является исключением. Так, их особенно много в высказываниях «правильного» человека Битти, начальника Монтэга. Он не часто откровенничает. Вместе с тем его высказывания показывают, что он человек умный, но сознательно принявший правила системы. Самое главное для власти – отвлечь человека от главного, отучить его размышлять, заставить его забыть о целеполагании, забить его жизнь кутерьмой и развлечениями, бесконечными путешествиями: «Как можно больше спорта, игр, увеселений – пусть человек всегда будет в толпе, тогда ему не надо думать. Организуйте же, организуйте все новые и новые виды спорта, сверхорганизуйте сверхспорт! Больше книг с картинками. Больше фильмов. А пищи для ума все меньше. В результате неудовлетворенность. Какое-то беспокойство. Дороги запружены людьми, все стремятся куда-то, все равно куда. Бензиновые беженцы. Города превратились в туристские лагеря, люди – в орды кочевников, которые стихийно влекутся то туда, то сюда, как море во время прилива и отлива, – и вот сегодня он ночует в этой комнате, а перед тем ночевали вы, а накануне – я». 
Как видим, особое внимание уделяется зрелищному спорту. Почему-то вспоминается формула власть имущих Древнего Рима: «Хлеба и зрелищ!». Также вспоминается крылатая фраза «Движение – всё, цель – ничто», приписываемая немецкому социал-демократу Эдуарду Бернштейну (1850—1932), лидеру II Интернационала.
Образование подменяется играми «угадайка» и процессом заполнения памяти молодых людей ненужной информацией: «Устраивайте разные конкурсы, например: кто лучше помнит слова популярных песенок, кто может назвать все главные города штатов или кто знает, сколько собрали зерна в штате Айова в прошлом году. Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные». Думаю, что многие увидят в этом сходство с нынешней системой «образования», которая превратилась в игру «угадайка» (ее атрибуты – пресловутый ЕГЭ, рейтинговые оценки и т.п.).
А вот что Битти говорит о девальвации слова (не только печатного, но также транслируемого через кино, радио, телевидение): «Когда-то книгу читали лишь немногие – тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз, локтей, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг снизилось до известного стандарта. Этакая универсальная жвачка».

Происходит не только увеличение объемов информации, вкачиваемой в человека. Имеет место ускорение информационных потоков, причем оценки, содержащиеся в этой информации, могут быстро меняться. Возникает «информационный хаос», в котором человек окончательно теряет всякие ориентиры: «Крутите человеческий разум в бешеном вихре, быстрей, быстрей! – руками издателей, предпринимателей, радиовещателей, так, чтобы центробежная сила вышвырнула вон все лишние, ненужные бесполезные мысли!..». Эта своеобразная центрифуга очень напоминает то, что у Джорджа Оруэлла называется «промывкой мозгов».
Жизнь должна состоять из работы и развлечений. Причем работа должна быть основана на выполнении простых операций. Таких операций, которые под силу биороботу, не требуют особого интеллектуального развития: «Прежде всего работа, а после работы развлечения, а кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаждайтесь! Так зачем же учиться чему-нибудь, кроме умения включать рубильники, завинчивать гайки, пригонять болты?» Таким образом, ум человека «отдыхает» не только во время досуга, но и на работе. Обучение сводится к выполнению ряда автоматических операций. Которые, кстати, еще более успешно могут выполнять роботы. Просматривается двухходовка: сначала человека превращают в машину, а затем «живую» машину (биоробота) замещают «железной» машиной (настоящим роботом).
А развлечения? Битти так описывает потребности людей, которые хотят отдохнуть от работы: «Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов, фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы– геликоптеры, порнографию, наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие, автоматические рефлексы!»
Старые литературные произведения могут вызывать негативные эмоции у представителей некоторых социальных слоев. Зачем их нервировать? Следует уничтожить такие книги: «Цветным не нравится книга “Маленький черный Самбо”. Сжечь ее. Белым неприятна “Хижина дяди Тома”. Сжечь и ее тоже. Кто-то написал книгу о том, что курение предрасполагает к раку легких. Табачные фабриканты в панике. Сжечь эту книгу». От себя добавлю: не нравится капиталистам литература о капитализме и его хищнической сущности – следовательно, надо срочно сжечь «Капитал» К. Маркса и прочие антикапиталистические книжки…

Своеобразное «упразднение смерти»

Впрочем, придать огню следует не только книги, но все, что раздражает и смущает. И, в первую очередь, умерших. И при этом как можно быстрее, чтобы люди не успели задуматься о смерти: «Нужна безмятежность, Монтэг, спокойствие. Прочь все, что рождает тревогу. В печку! Похороны нагоняют уныние – это языческий обряд. Упразднить похороны. Через пять минут после кончины человек уже на пути в “большую трубу”. Крематории обслуживаются геликоптерами. Через десять минут после смерти от человека остается щепотка черной пыли. Не будем оплакивать умерших. Забудем их. Жгите, жгите все подряд. Огонь горит ярко, огонь очищает». Умерший не должен попадаться на глаза живущим, ибо тогда живущие задумаются о смысле жизни. В этой связи вспоминаются слова преподобного Иоанна Лествичника: «Должно знать, что память смертная, как и все другие блага, есть дар Божий…». Также многие святые отцы говорили, что память смертная – залог человеческой мудрости. Очевидно, что в обществе, описываемом Брэдбери, властители делают все возможное для того, чтобы люди даже не вспоминали о смерти, чтобы лишить их дара Божьего и мудрости.
Митти отмечает, что современный человек, конечно же, теоретически знает, что такое смерть. Но он почему-то думает, что смерть может случаться только с другими людьми, а его она не касается: «В наши дни всякий почему-то считает, всякий твердо уверен, что с ним ничего не может случиться. Другие умирают, но я живу».
Кстати, нечто подобное мы находим в романе «О дивный новый мир» Хаксли. Там делают все возможное для того, чтобы человек не задумывался о смерти. А если она становится неизбежной, то человеку предлагается принять большую дозу наркотика «сомы» и испытать приятные ощущения при погружении в «другую реальность». А детей водят в палаты для умирающих, чтобы они поняли: умирать не страшно, а приятно.

Дробление общества и толерантность

Жизнь с ее драмами и противоречиями не должна отражаться в литературе, театральных пьесах, фильмах. Они должны вещать о чем-то таком, что устраивает всех, соответствует принципам 100-процентной толерантности. Примечательно, что по мере роста населения происходит все большее дробление общества на группы. Ни одну из групп обидеть нельзя: «Возьмем теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них – любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих художников, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, – не дай бог как-нибудь их задеть! Злонамеренные писатели, закройте свои пишущие машинки! Ну что ж, они так и сделали»
По мнению властей, подобная «толерантность» со стороны литераторов будет способствовать быстрейшей нивелировке всех граждан, которые будут питаться одними и теми же фильмами, книгами и пьесами. Не об этом ли процессе превращения некогда «цветущей сложности» европейской цивилизации в серую гомогенную массу писал в конце 19 века русский мыслитель конца 19 века Константин Леонтьев в своей статье «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения»? Также в приведенном выше отрывке говорится о «рынке». Вся творческая деятельность, вся так называемая «культура» должна подчиняться законам и интересам рынка. «Культура» – лишь набор «товаров». Создается иллюзия того, что на рынке «культуры» царит обилие «товаров». Но «товар» один и тот же, различны лишь блестящие упаковки. Назначение этого «товара» – возбуждать «рецепторы» «цивилизованного» человека и таким образом развлекать его. Т.е. отвлекать от наблюдения за реальной жизнью, погружать во «вторую реальность».
Что же произошло после того, как писатели закрыли свои пишущие машинки? Битти говорит: «Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги – в подслащенные помои. Так, по крайней мере, утверждали критики, эти заносчивые снобы. Не удивительно, говорили они, что книг никто не покупает. Но читатель прекрасно знал, что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. Так-то вот, Монтэг. И все это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-либо предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления и нажим со стороны этих самых групп – вот что, хвала господу, привело к нынешнему положению. Теперь благодаря им вы можете всегда быть счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания».

«Одинаковость» – залог счастья и стабильности

Битти уверен, что для спокойной и счастливой жизни мало имущественного равенства, нужна одинаковость. Все люди должны быть абсолютно «стандартными», «калиброванными», своеобразными «клонами»: «Мы все должны быть одинаковыми. Не свободными и равными от рождения, как сказано в конституции, а просто мы все должны стать одинаковыми. Пусть люди станут похожи друг на друга как две капли воды, тогда все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми другие почувствуют свое ничтожество».
Мысль о том, что для полного счастья людям обязательно нужна одинаковость, звучит и в других антиутопиях. Например, в романе О. Хаксли «О дивный новый мир» главным девизом Мирового Государства является следующий: «Общность, Одинаковость, Стабильность». Там одинаковость людей позволяет избежать такой разрушающей общество страсти, как зависть. Все равны и одинаковы, никто никому не завидует, следовательно каждый доволен и даже счастлив. Правда, полного равенства во всем обществе нет, ибо там пять каст. Но люди из разных каст между собой не общаются. А в рамках каждой касты люди производятся на конвейере с использование продвинутых биотехнологий. По сути, речь идет о клонировании. Вот и у Брэдбери власть делает все возможное, чтобы люди были клонами, похожими друг на друга как две капли воды.

Книга должна быть «сладким сиропом», а не «заряженным ружьем»

Нет ничего страшнее серьезной книги, она подобна заряженному ружью. И Битти, упомянутый выше начальник Монтэга, разъясняет своему подчиненному: «А книга – это заряженное ружье в доме соседа. Сжечь ее! Разрядить ружье! Надо обуздать человеческий разум. Почем знать, кто завтра станет очередной мишенью для начитанного человека? Может быть, я? Но я не выношу эту публику! И вот, когда дома во всем мире стали строить из несгораемых материалов и отпала необходимость в той работе, которую раньше выполняли пожарные (раньше они тушили пожары, в этом, Монтэг, вы вчера были правы), тогда на пожарных возложили новые обязанности – их сделали хранителями нашего спокойствия. В них, как в фокусе, сосредоточился весь наш вполне понятный и законный страх оказаться ниже других. Они стали нашими официальными цензорами, судьями и исполнителями приговоров. Это – вы, Монтэг и это – я».
«Пожарный» начальник констатирует, что смысловая деградация «печатной продукции» (превращение журналов в «разновидность ванильного сиропа», а книг – в «подслащенные помои») не является результатом какого-то правительственного вмешательства в процесс создания и реализации «печатной продукции». Не было никаких «приказов или цензурных ограничений». Люди добровольно выбрали себе чтиво в виде комиксов, рекламы и порнографии. Это даже не «чтиво», затрагивающее ум человека. Скорее, это «зриво», которое раздражает зрительные рецепторы человека, но не побуждает думать. Вот что представляет собой печатная продукция ХХ века:
«…Двадцатый век. Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объеме. Сокращенное издание. Содержание. Экстракт. Не размазывать. Скорее к развязке!.. Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной передачи. Потом еще больше: одна колонка текста, которую можно пробежать глазами за две минуты, потом еще: десять – двадцать строк для энциклопедического словаря… Из детской прямо в колледж, а потом обратно в детскую».
Так что первична деградация человеческой личности, а писатели и издатели лишь приспосабливаются к запросам и вкусам деградирующего человека. А власть предержащие в какой-то момент начинают понимать, что держать в узде намного легче существо, которое утрачивает способность думать. Так что приказы и цензурные ограничения со стороны государства действительно появляются, но не они были в начале процесса деградации.

Другие «крылатые фразы» из романа

Конечно, немало «крылатых фраз» высказывают и другие (кроме Битти) герои романа. Вот, например, слова дяди Клариссы, который озвучивает страшную истину: «Человек в наше время – как бумажная салфетка: в неё сморкаются, комкают, выбрасывают, берут новую, сморкаются, комкают, бросают…». Фактически речь идет о том, что человек превратился в вещь одноразового пользования (1). Даже в Древнем Риме отношение к рабу было более гуманным, чем сегодня отношение капиталиста-работодателя к наемному работнику. Тогда человек, будучи рабом, принадлежал рабовладельцу, был его частной собственностью. А к имуществу, частной собственности нормальный человек относится бережно. А сегодня работник не является собственностью, капиталист его «арендует». Отношение к арендуемому имуществу совсем иное. Это не «классический» раб эпохи Древнего Рима, а раб «одноразовый». Если работодателя что-то не устраивает в работнике, он его выбрасывает как использованную салфетку и берет на рынке другую «салфетку». Благо, на рынке рабочей силы этого добра навалом. «Салфетка» почти ничего не стоит. Сегодня даже в самой дешевой «забегаловке» вам дадут салфеток столько, сколько попросите.
А вот некоторые высказывания главного положительного героя – уже упоминавшегося выше профессора Фабера: «Книги существуют для того, чтобы напоминать нам, какие мы дураки и упрямые ослы». «Все, что вы ищете, Монтэг, существует в мире, но простой человек разве только одну сотую может увидеть своими глазами, а остальные 99% он познает через книгу». Естественно, в данном случае профессор имеет в виду не всякие книги, а именно те, которых боятся власти и которые подвергают сжиганию. Хорошие книги пишут люди, которых Фабер называет «великанами». Простых людей можно уподобить «карликам». Но такие «карлики», если они воспользуются хорошими книгами, способны на большие дела: «И карлик, взобравшись на плечи великана, видит дальше его».

Примечания:

1. Я об этом подробно писал в своей книге «От рабства к рабству. От Древнего Рима к современному капитализму» (М.: «Кислород», 2014).

Оставить комментарий

avatar

Смотрите также