Сланцевая революция, сдвиги на мировом энергетическом рынке и закат нефтедолларовой системы

СТАТЬЯ ЧЛЕНА РЭОШ им. С.Ф. ШАРАПОВА, кандидата экономических наук, доцента РГГУ С.И. БЕЛЕНЧУКА.

 

Технологический прорыв или проект?

В последние годы на мировой энергетическом рынке произошли сдвиги, которые уже получили название «сланцевая революция». [1]  Речь идет о вполне определенном периоде времени, в течение которого в США стало происходить резкое увеличение добычи углеводородов, обусловленное в основном освоением сланцевых месторождений. Сланцевая революция привела к появлению на американском рынке относительно дешевых и обильных углеводородов, прежде всего сланцевого газа. Сланцевая революция привела также  к переизбытку предложения углеводородов на мировом рынке и фактически явилась спусковым крючком резкого падения мировых цен на нефть.

Можно предположить, что активная фаза сланцевой революции была реализована  в 2008-2014гг.  Кстати, этот период выделяется и в докладе Администрации энергетической информации министерства энергетики США подкомитету палаты представителей  Конгресса США, обнародованном 11 декабря 2014 года.[2]  Этот доклад посвящен ситуации в нефтяном секторе США в контексте рассмотрения возможности снятия законодательных ограничений на экспорт сырой нефти из США.

По данным доклада,  производство сырой нефти в стране за указанный период возросло на 3,4 млн. барр. в сутки, превысив к августу 2014 года 8,5 млн.[3] При этом в докладе сказано, что благоприятная тенденция частично обусловлена применением технологий ГРП и горизонтального бурения. Доля нефти плотных пород (к ним относится и сланцевая нефть) составила почти половину добычи по стране против примерно 10% в 2008 году.

Что касается  импорта сырой нефти, то его объем   сократился на 2,4 млн. барр. в сутки, а  доля импортных поставок в удовлетворении внутреннего спроса на сырую нефть уменьшилась с 67% до 47%.  Важно отметить, что в условиях, когда  внутренний спрос на нефтепродукты практически не изменился, американские компании сумели резко увеличить производство нефтепродуктов на экспорт, в результате чего США превратились в крупнейшего в мире нетто-экспортера нефтепродуктов. В свою очередь, доля импортных углеводородов в удовлетворении энергетических потребностей страны уменьшилась к 2014 году до 26%.

Таким образом, сдвиги в американском нефтедобывающем  комплексе привели к тому, что США резко сократили импорт нефти из стран ОПЕК (в основном легкой низкосернистой нефти, аналогичной сланцевой нефти). В результате на мировом рынке предложение стало устойчиво превышать спрос. Сложившийся дисбаланс оценивается примерно в 1% мирового производства нефти.

Динамика прироста добычи природного газа в США в течение 2008-2014 гг. аналогична динамике прироста добычи нефти: производство в годовом исчислении увеличилось с 560 млрд. куб. м до  примерно 720 млрд. куб. м. И в случае с нефтью, и в случае с природным газом прирост добычи был обеспечен за счет наращивания производства нетрадиционных нефти и газа, в то время уровень производства традиционных нефти и газа в абсолютных величинах упал.  Доля сланцевого газа в общем объеме добычи природного газа в США достигла 40%. Проекты по импорту СПГ были аннулированы. США продолжают импортировать природный газ из Канады и остаются нетто-импортером природного газа, но объемы этого импорта заметно сократились и продолжают сокращаться. Одновременно власти США заявляют о намерении превратить страну  в нетто-экспортера природного газа, а потенциальные поставщики сжиженного природного газа (СПГ) в США вынуждены искать новые рынки сбыта, прежде всего, в ЕС и в Восточной Азии.

Технологической основой сланцевой революции явилось открытие Дж. Митчелла, считающегося отцом этой революции, который осуществил соединение технологии гидроразрыва пласта (ГРП), или фрекинга, которая без особого успеха применялась с конца 40-х годов , с технологией горизонтального бурения (впоследствии  этот подход трансформировался в многоступенчатый ГРП). В результате ему удалось подобрать способ бурения, позволяющий значительно сократить  затраты на добычу топлива из сланцев и создать условия для рентабельной разработки сланцевых месторождений (или плеев).  В начале 90-х годов Митчелл же первым приступил к коммерческой добыче сланцевого газа на формации Барнетт (Barnett Shale). [4]

Таким образом, потребовалось более 40 лет, чтобы разработать и начать коммерческое применение технологии, создающей основу для масштабного освоения сланцевых месторождений, но прошло еще более 10 лет прежде, чем сланцевая революция стала реальностью.  Сам факт того, что коммерческая добыча нефти и газа из сланцевых пород с использованием многоступенчатого ГРП (пусть и в относительно небольших масштабах)  ведется в США уже с середины 90-х годов, ставит под сомнение тезис о том, сланцевая революция – это революция главным образом технологическая и случилась она во многом стихийно.[5]

На самом деле сланцевую революцию предварила тщательная подготовительная работа, ориентированная на создание условий для манипулирования рынком углеводородов США под прикрытием  использования новых технологических достижений. Эта работа вошла в активную фазу примерно в 2003 году, причем одним из ее важнейших этапов работы явилось выведение Конгрессом США в 2005 году технологии ГРП из-под действия Закона о  безопасности питьевой воды.[6] Кроме того, меры по либерализации американского рынка природного газа, предпринятые в конце 90-х годов и приведшие первоначально к падению внутренних цен, а затем и производства, к 2005 году обернулись резким ростом внутренних цен – вплоть до 600 долл. за тыс. куб м по некоторым спотовым контрактам.

Все это создало условия для наращивания добычи природного  газа – прежде всего сланцевого, но также и традиционного. Однако окончательное решение в тот момент принято не было. Поэтому неудивительно, что еще в 2006 году американские эксперты продолжали обсуждать необходимость увеличения импорта природного газа вплоть до 15% от уровня внутреннего потребления.

Вероятнее всего, окончательное решение о полномасштабном запуске сланцевого проекта было принято лишь в 2007 году, когда стало очевидным, что экономика США вступает в полосу острейшего финансового кризиса, окрещенного затем «великой депрессией». И именно в этом же году Госдеп США выделил одному из американских университетов огромный грант для «продвижения американских интересов с использованием достижений «сланцевой революции». [7] В свою очередь, университет сформулировал «дорожную карту», которую взяли на вооружение не только сотрудники Госдепа, но и многие ведущие экспертные организации и СМИ.

Одним из признаков того, что сланцевая революция в значительной степени представляет собой именно управляемый со стороны властей и, без сомнения, финансового сектора проект, является нарочито выраженный фактор неопределенности, который характеризует ключевые показатели сектора сланцевых углеводородов. К этим показателям относятся, прежде всего, запасы и себестоимость.

Что касается запасов, то  первое, что бросается в глаза, это отсутствие общепринятой методики оценки запасов сланцевых месторождений. По крайней мере, ведущие геологические компании, специализирующиеся на аудите запасов,  свои заключения по сланцевым месторождениям не публиковали.  Конечно, существуют некие эмпирические и статистические методы подсчета запасов – ведь сланцевые углеводороды добываются, и банки дают кредиты — однако, по большому счету ясности в этой сфере нет.[8] Трудности с определением нефтегазовых запасов сланцевых плеев признают и авторы, весьма оптимистично оценивающие перспективы развития сланцевой отрасли.[9]

На наш взгляд, оценка нефтегазовых запасов США, включая сланцевые месторождения, должна носить скорее сдержанно пессимистический характер, что  подразумевает следующий подход:  дальнейшее заметное наращивание производства углеводородов в этой стране возможно в основном лишь на основе политического решения, а не в силу чисто экономических условий.

В какой-то мере этому подходу соответствуют данные, приведенные американским финансовым агентством “Money Morning”, в соответствии с которыми из 228 млрд. бар. запасов нефти в США  лишь 30 млрд. относятся к категории доказанных, а остальные представляют собой категорию «технически извлекаемых».[10] В свою очередь, термин «технически извлекаемые запасы», по определению МТИ, подразумевает объемы нефти, «которые физически могут быть извлечены с применением текущей технологии разработки и добычи, но без учета стоимости затрат».[11]

Аналогичная ситуация складывается и с оценкой запасов природного газа в США. Существует три категории технически извлекаемых ресурсов: вероятные, возможные и спекулятивные. При этом, основная часть запасов, относящихся к категории спекулятивных, практически не доступна для добычи, поскольку их извлечение при нынешнем технологическом уровне стоит запредельно дорого. Но американские власти взяли за основу для оценки перспектив развития газовой отрасли именно спекулятивную составляющую, разделили ее на среднегодовое потребление и получили 90-100 лет газового изобилия. Если принимать в расчет только  запасы, относящиеся к двум первым категориям, то при нынешнем объеме потребления этих запасов может хватить на 10-11 лет.

Заметной неопределенностью характеризуется и такой ключевой показатель сектора сланцевых углеводородов  как себестоимость  их добычи. Не до конца понятна методология определения указанного показателя, т.к. до сих пор не опубликовано ни одной работы, где себестоимость добычи сланцевых нефти и газа были бы расписаны по технологическим операциям с учетом или без учета полученных кредитов и других факторов.   С этим согласны и авторы доклада РБК, которые констатируют, что «хотя все аналитики опираются на понятие breakeven price (безубыточная цена), точного определения этого индикатора не существует, компании и аналитики используют разные методики расчета».[12] Поэтому, о пороге рентабельности можно говорить лишь условно, тем более, что этот порог варьируется от проекта к проекту и от участка к участку. Даже в рамках одного плея различные производители могут иметь разный порог окупаемости, т.к. они используют неодинаковые способы бурения, и скважины имеют неодинаковую производительность.

В качестве ориентировки можно привести данные из указанного доклада об уровне безубыточности добычи нефти на одном из крупнейших сланцевых месторождений США Баккен (Bakken) в Северной Дакоте. Этот уровень аналитики различных инвестбанков оценивают в 60-80 долларов за баррель.[13]Что касается уровня безубыточности добычи сланцевого газа, то, по данным Сambridge Energy Research Associates (CERA), это уровень для плеев США составляет примерно 110 долл./тыс.м3, тогда как, по мнению экспертов Международного Энергетического агентства (IEA)/, данный показатель никак не ниже 180 долл./тыс.м3.[14]

Справедливости ради,  следует отметить, что наличие проблем, связанных с определением себестоимости добычи сланцевых углеводородов, в какой-то мере предопределено спецификой самого технологического процесса. На начальном этапе пробуренные эксплуатационные скважины дают высокий приток углеводородов. Затем в течение года  дебит сланцевой скважины резко падает – примерно на 60%, а после 3 лет эксплуатации сланцевая скважина обеспечивает менее 15% от первоначального дебита.[15] Таким образом,  на сланцевых плеях практически нет периода постоянной добычи. Одновременно добыча из сланцевых пород четко коррелируется  с бурением, в отличие от обычных месторождений, где добыча стабильна достаточно длительное время и после бурения. В этих условиях требуется постоянное бурение новых скважин, без чего невозможно поддерживать высокий уровень добычи.

В то же время нельзя не отметить, что за последний год  в применяемые технологии были внесены некоторые изменения, которые должны позволить заметно снизить затраты на извлечение сланцевых углеводородов.  Речь идет, в первую очередь, о так называемом «атомном»  ГРП (“atomic” fracking), разновидности повторного ГРП, затраты на который в несколько раз меньше, чем на бурение и обустройство новой скважины (1,8 млн. долл. против  12 млн. долл.). По мнению некоторых экспертов, повторный ГРП должен увеличить производительность скважин на 40%, хотя потребуется время, чтобы получить подтверждение целесообразности массового применения этого способа.[16]

Следует также обратить еще на один позитивный момент, характеризующий  сланцевую добычу и позволяющий говорить о некоторых ее преимуществах по сравнению с традиционной добычей в плане общей себестоимости. Речь идет о том, что сланцевая добыча имеет весьма гибкий характер и может быть быстро восстановлена, как только произойдет улучшение ценовой конъюнктуры. Если для перезапуска конвенциональных скважин могут понадобиться месяцы и даже годы, то восстановление добычи на скважине, где используется ГРП, займет лишь неделю.

Еще одним серьезным фактором неопределенности является динамика производства в 2008-2014гг.  собственно сланцевой нефти. Практически во всех источниках, включая упомянутый выше доклад  EIA, говорится о приросте производства и, соответственно, доли в общем производстве не сланцевой нефти, а нефти плотных пород, что не совсем одно и то же, тем более, что в докладе EIA имеется оговорка  о том, что благоприятная тенденция  в сфере нефтедобычи обусловлена применением технологий ГРП и горизонтального бурения  лишь частично.   Все это  дает основание предположить, что прирост добычи нефти в США был достигнут не только за счет увеличения производства сланцевой нефти, но и за счет возобновления добычи на законсервированных еще в 70-е годы месторождениях Западного Техаса, из чего может следовать, что масштабы сланцевой революции, по крайней мере,  в области добычи нефти, несколько преувеличены, а собственно сланцевая революция касается в большей мере добычи природного газа. При этом никто не отрицает, что сланцевая революция началась с наращивания производства именно природного газа, а не нефти.

Помимо фактора неопределенности, который характеризует ключевые показатели сектора сланцевых углеводородов,  свидетельством того, что сланцевая революция — это проект и проект, несущий очень серьезные финансовые риски, является  тот факт, что сланцевая революция была в значительной мере профинансирована в период дешевых денег ФРС за счет заемных средств в формате мусорных облигаций и высоко рисковых кредитов. Иными словами сланцевая революция была просубсидирована финансовым сектором, во главе которого, как известно, находится ФРС.  Это позволило стимулировать деловую активность, конкуренцию и получить в результате фактически искусственно заниженный уровень внутренних цен.

Неудивительно, что в рамках этой политики деньги получали  и те компании, которые ранее потерпели убытки, вложив средства в строительство уже никому ненужных терминалов по импорту СПГ. Речь идет, например, о Cheniere Energy, которая потратила в 2008 году 2 млрд. долл. на  строительство импортного СПГ-терминала, а затем переключилась на проект по экспорту СПГ. К началу 2015 года задолженность компании достигла 9,5 млрд. долл. против 3,3 млрд. долл. в 2011 году.[17]  При этом Сheniere сейчас является единственной компанией, которая получила все необходимые разрешения для реализации проекта по экспорту СПГ страны, у которых нет соглашения о свободной торговле с США (non-FTA). У нее уже есть и долгосрочные контракты, в частности, с английской BG group, которая, в свою очередь,  весной 2015 года стала объектом поглощения со стороны англо-голландского «гранда» Shell.

В целом на начало 2015 года задолженность сланцевого сектора только по высокодоходным  (чаще всего мусорным) облигациям достигла 210 млрд. долл., что составляет 15%  всего американского рынка  мусорных облигаций.[18]  Общая же сумма кредитов, выданных предприятиям сланцевого сектора, составила 500 млрд. долларов.  Все это заставило вспомнить об ипотечном кризисе 2007-2008гг,   который  начинался с заимствования тех же 500 млрд. долл. Сумма как будто не такая значительная, но надо учитывать, что на сланцевые предприятия приходится до 40% кредитного портфеля банков средней руки, которые, в свою очередь, перекредитуются в крупных финансовых институтах, которые в результате могут оказаться в ситуации начала ипотечного кризиса.[19] Следует также отметить, что хотя предприятия отрасли в большинстве своем захеджировали  цены  на нефть и газ,  сроки соответствующих контрактов на приемлемых условиях истекают в основном в начале 2016 года,  после чего ситуация для многих из этих предприятий может стать критической.

Внутриэкономическое измерение сланцевого проекта

В целом имеется ряд признаков, того, что сланцевая революция является в большей мере проектом, чем спонтанным прорывом, основанным сугубо на технологических инновациях. Причем у этого проекта имеется несколько взаимосвязанных измерений.

Первое из них касается в основном внутриэкономических аспектов. В рамках этого измерения решалась задача сохранения относительно невысокого уровня цен на углеводороды и использовать  во многом искусственно сфабрикованную дешевизну природного для реиндустриализации,  для стимулирования массового развития нефтехимии, поддержки коммунальных корпораций, поощрения перехода электростанций и автотранспорта на газовое топлива и, соответственно, улучшения ситуации с занятостью. Можно сказать, что даже если эта задача и не была решена, то, по крайней мере, была создана видимость ее решения.  ВВП в последнее время растет, а безработица снизилась с 10% в 2011 году до 5,6% (начало 2015 года). Значительное увеличение деловой активности в стране и рост инвестиций связывают, прежде всего, со сланцевым бумом. Подешевевший природный газ  подталкивает ТНК к переносу производства в США. Перспективы строительства промышленных предприятий, СПГ-терминалов, развития транспорта – все это создает стимулы для привлечения  инвестиций в американскую экономику.

Параллельно решается стратегическая задача постепенного придания природному газу статуса основного энергоресурса на период перехода к полному обеспечению энергетических потребностей  страны за счет возобновляемых видов топлива.

Однако с самого начала было ясно, что для того, чтобы придерживаться модели сохранения  относительно невысоких внутренних цен на энергоносители, недостаточно лишь стимулировать и субсидировать внутреннее производство. Требуется  переформатирование мирового рынка углеводородов.

Внешнеэкономическое и геоэкономическое измерение сланцевого проекта

Именно с переформатированием мирового рынка углеводородов  и связано второе измерение сланцевого проекта.  Здесь сразу возникает вопрос: а почему собственно для США важнейшим элементом энергетической стратегии становится сохранение относительно невысоких цен на энергоносители, в то время как ранее американская экономика без особого труда приспосабливалась к самым высоким взлетам мировых цен?  Ответ может быть следующим:  США всегда старались придерживаться стратегии невысоких внутренних цен на энергоносители, однако после создания системы нефтедолларов в первой половине 70-х годов им пришлось пойти на некоторые уступки странам ОПЕК и допускать время от времени взлеты мировых цен на нефть. Таким образом,  высокие цены на нефть были как бы платой за функционирование нефтедолларовой валютной системы.

Здесь уместно напомнить, что уже после введения нефтедолларовой системы США сохраняли в течение более десяти лет для нефти и двадцати лет для природного газа регулирование внутренних цен с целью не допустить их взлета вслед за мировыми. Параллельно с этим был введен почти полный запрет на экспорт сырой нефти. Использовались и другие ограничительные меры, которые отменялись очень постепенно. И все это, несмотря на то, что отсутствие стимулов для привлечения капиталов во внутренне производство привело уже в 70-е годы к резкому сокращению добычи как нефти, так и газа, и даже временами к нехватке топлива на американском рынке.  Причем, падение было таким серьезным, что  уровень начала 70-х годов по добыче нефти не достигнут до сих пор,  а по добыче газа он был превышен лишь в 2014 году. [20] Все это говорит о том, что США, несмотря на ущерб, наносимый внутренним производителям, старались максимально долго поддерживать невысокие внутренние цены на углеводороды и лишь очень постепенно приспосабливать американскую экономику к более высоким мировым ценам.

В настоящее время необходимость сохранения компромисса с ОПЕК пропала. Картель, будучи инструментом биполярного мира,  в последние годы во многом потерял свою геополитическую субъектность, что в значительной мере позволило  США пойти на воссоздание модели относительно низких внутренних цен. Тезис о сворачивании роли ОПЕК подтверждается  высказываниями ряда ключевых фигур мировой экономики, в частности, бывшего главы ФРС А.Гринспена, который в феврале 2015 года в статье на страницах  FT  написал, что отказ ОПЕК сокращать добычу нефти лишает картель способности влиять на ценообразование, контроль за которым фактически переходит к США. Правда,  экс-глава ФРС не говорит о геополитических и геоэкономических аспектах проблемы, а в качестве обоснования своей позиции выдвигает на первый план преимущества сланцевого сектора. Так, по мнению Гринспена, «нетрадиционная добыча» в силу своей гибкости «будет заметно более эффективным стабилизатором мировых цен», нежели неповоротливый ОПЕК. При таких условиях Гринспен не находит ничего удивительного в том, что США «перехватят» у картеля контроль над ценообразованием на долгие годы, если не навсегда».[21]

С последним тезисом А.Гринспена можно полностью согласиться: действительно, США благодаря сланцевой революции смогли обеспечить себе роль регулирующего центра мирового рынка  нефти, потеснив ОПЕК, который  резко сдает свои позиции, прикрываясь необходимостью сохранения любыми средствами рыночной доли отдельных стран-членов организации.  Одновременно  речь идет и о контроле над мировым рынком  СПГ, который сформировался во многом под воздействием сланцевой революции, и регулирующим центром которого также стали США.

Утвердив  себя в качестве главного регулятора мировых рынков углеводородов,  США теперь могут способствовать установлению выгодного для них уровня цен, исходя как из потребностей своего внутреннего рынка, так и соображений геополитического и геоэкономического характера, причем в рамках новой системы регулирования  политическая нестабильность в нефтеносных регионах не будет больше провоцировать повышение мировых  цен, как это было ранее, а, наоборот, снижение мировых цен  будет усиливать напряженность в уже нестабильных странах-производителях углеводородов.[22]

Здесь сразу необходимо подчеркнуть, что в фундаментальном плане в основе экономической политики США лежит отказ от широкомасштабного экспорта углеводородного сырья.  Для США по  большому счету нет необходимости торговать сырьем, чтобы зарабатывать нефтедоллары. Для страны, социально-экономическая стабильность которой во многом зависит от  поддержания высокого уровня жизни, более приоритетным является  обеспечение занятости, в том числе и за счет экспорта продукции с максимально возможной добавленной стоимостью. К этой продукции в данном случае относятся нефтепродукты и в определенной степени СПГ, который по своим характеристикам занимает промежуточное положение между сырьем и готовой продукцией.

Поэтому США будут вести работу по переформатированию мирового рынка углеводородов таким образом, чтобы по возможности воздерживаться от масштабного экспорта природного газа   и в значительной степени сохранять систему ограничения экспорта сырой нефти. Однако, все это не означает, что США не пойдут на организацию  крупных экспортных поставок СПГ и даже сырой нефти, если это понадобится для решения более приоритетных задач, к каковых, в первую очередь,  относится формирование под своей эгидой трансатлантической и транстихоокеанской интеграционных группировок. В остальном же США будут стараться манипулировать рынком, воздействуя как на производителей, так и на крупнейших потребителей  методами финансового и торгово-политического давления, а при необходимости – и инструментами военно-политического характера. Последнее уже стало реальностью, если учесть, что под политическим и во многом военным контролем США находятся такие крупнейшие производители углеводородов, как, прежде всего, Саудовская Аравия, Катар, ОАЭ и Кувейт.

Можно предположить, что важнейшим направлением усилий США по переформатированию мирового рынка углеводородов  является отсечение России от рынков сбыта природного газа в Европейском Союзе при одновременном подключении Европы в обход России к источникам сырья, так или иначе контролируемых  США.  Во многом для того, чтобы запустить этот процесс, была спровоцирована война в Сирии, не говоря уже о государственном перевороте на Украине. Кроме того, США дали ЕС гарантии того, что они восполнят возможный дефицит газа путем организации  поставок СПГ из США. Параллельно с этим США дали определенные гарантии по снабжению СПГ и Японии, которая в результате  не стала (как могло бы быть в случае новых газовых проектов  с Россией) «слабым звеном» в американских позициях в Азии.[23] Кроме того, был предпринят ряд других мер, включая снятие санкций с Ирана, для того, чтобы создать ощущение резкого увеличения в ближайшем будущем предложения природного газа  на рынке Китая и других азиатских стран, что, помимо всего прочего, также должно ослабить  позиции России в регионе, особенно в ее отношениях с Китаем.

В то же время, не смотря на обещания, США всячески затягивают реализацию проектов, связанных с поставкой СПГ в Европу,  что  вполне объяснимо с учетом фундаментальных принципов американской энергетической политики, о которых шла речь выше. Кроме того, США до сих пор являются нетто-импортером природного газа при растущем внутреннем потреблении этого вида сырья. США, конечно, могут создать стимулы для увеличения внутреннего производства,  однако это может еще больше повысить риски провоцирования финансового кризиса.

Поэтому США постарались увязать тему поставок СПГ в Европу с темой заключения договора TTIP (Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство), к чему США сейчас активно принуждают Европу, которая, в свою очередь,  пока еще сопротивляется заключению этого потенциально опасного для себя соглашения.  Свои конкретные обязательства по поставкам в Европу СПГ и, возможно,  нефти США хотят представить в качестве крупной уступки в рамках переговорного процесса по заключению TTIP,  спекулируя на необходимости для европейских партнеров обретения статуса имеющих соглашение о свободной торговле с США (FTA), что станет возможным только после подписания TTIP.   В свою очередь, статус FTA снимает все правовые ограничения на закупки американского СПГ, в то время как страны, не имеющие этот статус (non-FTA), как правило, не могут претендовать на закупки американского СПГ (американские власти до сих пор выдали лишь одно разрешение на поставку СПГ в страны non-FTA).

В целом создается впечатление, что США будут весьма дозировано экспортировать  СПГ, осуществляя  привязку этого экспорта к жестким политическим и экономическим договоренностями.

Что касается сырой нефти, то здесь США, вероятнее всего, в обозримом будущем будут оставаться нетто-импортером, постепенно уменьшая, при этом, квоту большинства своих традиционных поставщиков, за исключением Канады, роль которой в снабжении США сырой нефти будет возрастать.  Этому может поспособствовать и введение в строй нефтепровода Keystone XL, с помощью которого планируется транспортировать тяжелую канадскую и попутно американскую сланцевую нефть на побережье Мексиканского залива, где находятся основные мощности по нефтепереработке. По мнению американских экспертов, использование канадской нефти позволит сократить поставки более дорогой тяжелой нефти из таких стран, как Венесуэла и Мексика.[24] В то же время вопрос с Keystone XL еще окончательно не решен, что свидетельствует о том, что США не спешат резко сокращать связи с долговременными поставщиками и полностью полагаться на добычу нетрадиционной нефти   в Канаде и США.

Таким образом, США  по крайней мере демонстрируют свою решимость сокращать закупки традиционной нефти на мировом рынке,   одновременно всячески способствуя тому, чтобы предложение сырой нефти на мировом рынке увеличивалось, о чем, в частности, свидетельствует их согласие на снятие санкций с Ирана, не говоря уже о воздействии на Саудовскую Аравию с целью не допустить снижения производства в рамках ОПЕК.  Создается впечатление, что целью этой политики в краткосрочной перспективе является нанести ущерб  с помощью удержания искусственно низких цен странам-диссидентам, главным образом России, и одновременно в стратегическом плане сформировать такой  равновесный уровень, который позволит обеспечить необходимую рентабельность для внутренних производителей при сохранении относительно невысоких внутренних цен.  Этот уровень некоторые эксперты определяют в 75-80 долларов за баррель.[25]  Правда, параллельно необходимо  не позволить своему основному конкуренту – Китаю – получить доступ к дешевым энергоресурсам, но здесь могут быть использованы и другие рычаги, кроме чисто ценовых.

Глобальное измерение сланцевого проекта

Внутриэкономические и даже  геоэкономические аспекты сланцевой революции невозможно понять до конца без учета глобального измерения  этого проекта. Ведь может возникнуть вопрос: зачем провоцировать возникновение переизбытка  углеводородов на мировом рынке и падение на них мировых цен, тогда как  в рамках нефтедолларовой системы значительная часть доходов нефтеэкспортирующих государств в том или ином виде возвращалась под контроль США и ФРС и использовалась для покрытия все возрастающих дефицитов?

Суть проблемы заключается в том, у нефтедолларовой системы есть и другая сторона: так или иначе часть нефтедолларовой ренты доставалась и нефтеэкспортирующим  государствам, т.е. в системе были моменты компромисса. Но этот компромисс потерял свой смысл в связи с утерей ОПЕК значительной части своей субъектности, что неудивительно, поскольку эта организация могла играть существенную роль лишь в условиях биполярного мира, играя на противоречиях между СССР и США.

Но даже это не главное. Главное заключается в том,  что нефтедолларовый механизм сыграл свою историческую роль. И дело не только в том, что практически нулевые ставки на американском рынке  больше не стимулируют страны-экспортеры нефти покупать американские казначейские бумаги, в результате чего эти страны начинают обращать свои взоры на другие активы, прежде всего золото, и кроме того, под предлогом того, что США не выполняют свои обязательства по закупкам у них нефти, постепенно уходят  от долларовой системы расчетов за нефть.

Самое важное состоит  в том, что нефтедолларовая  система больше не  соответствует ни характеру, ни масштабам задач, стоящим перед ФРС. А задача ФРС после 2007 года состояла  отнюдь не в том, чтобы просто спасти верхушку американской финансовой системы  от банкротства.  Речь шла о том, чтобы «минимизировать риски для приближенных банков от последствий банкротства Америки и ее населения, а также раздать приближенным банкам деньги, чтобы с их помощью устроить глобальное перераспределение собственности и сконцентрировать все больше активов в своих руках».[26]     И, как известно, с этой целью в рамках программ количественного смягчения были эмитированы триллионы долларов.  Обычно называется цифра примерно в 4 трлн. долларов, однако  эта лишь те средства, на которые ФРС официально через программы количественного смягчения выкупила  у своих банков казначейские облигации (2,5 трлн. долл.)  и ипотечные ценные бумаги (1,7 трлн. долл.).  Еще больше средств, по всей вероятности, было выдано скрыто – через структуры, зарегистрированные в оффшорах,  или через иностранные банки (по некоторым данным эта цифра составляет  7,8 трлн. долл.). [27]

Однако почему ни в США, ни в других развитых странах  не возникло инфляции? Ответ на этот вопрос дает известный американский эксперт Ларри Эдельсон (Larry Edelson), который в своей статье на сайте финансовой информации “Money and Markets” утверждает, что основной движущей силой, способствующей не смотря  раздутую денежную  массу развитию дефляционных процессов  в США, является наличие слишком больших долгов в мире.[28] И речь идет не только о долгах суверенных государств, прежде всего США, хотя эта проблема как раз находится в центре общественного внимания. Речь и идет о долгах предприятий реального сектора в иностранных государствах  и, в первую очередь, странах БРИКС.

На самом деле почти все деньги ФРС за исключением средств, направленных на финансирование сланцевой революции, были использованы не на инвестиции в  американскую экономику или даже для вливания в американский фондовый рынок,  а ушли за пределы США. Значительная часть этих средств была направлена в  реальный сектор иностранных государств, включая страны БРИКС. Об этом, в частности свидетельствуют данные Банка международных расчетов, в соответствии с которыми сумма эмиссии в рамках программ количественного смягчения практически совпадает с возрастанием долларовой задолженности за пределами США, которая выросла с 6 до 9 трлн. долларов. При этом самые большие суммы долга приходятся на Китай (1,1 трлн. долл. без учета теневого банковского сектора), Бразилию (300 млрд. долл.) и Индию (125 млрд. долл.).[29]

Таким образом, американский финансовый сектор воспользовавшись средствами, полученными на льготных условиях от ФРС, смог предложить многим зарубежным предприятиям и даже странам дешевые кредитные ресурсы, выстраивая таким образом классическую  долговую ловушку. [30] Для срабатывания ловушки требуется, чтобы доллары стали относительно редким ресурсом, что обеспечивается за счет раскручивания дефляционной спирали и мероприятий по ограничению финансирования международной торговли, которая является основным источником средств для погашения долгов. После этого можно запускать мировой долговой кризис, который позволит провести перераспределение в пользу финансового сектора не только американских активов (это было осуществлено по результатам великой рецессии), но – самое главное – значительной части важнейших зарубежных активов.

Во всех этих процессах роль сланцевой революции является ключевой,  так как только в ее рамках появилась возможность взять под контроль мировой рынок углеводородов  и обеспечить устойчиво низкий уровень мировых  цен, что стало необходимым условием для постепенного раскручивания дефляционной спирали. Более того, если не держать под контролем цены на углеводороды, то в момент долгового кризиса экономика США может не выдержать двойного удара со стороны повышения учетной ставки ФРС (это может стать спусковым крючком кризиса) и вероятного спекулятивного взлета цен на нефть, как это уже случилось в 2008 году.

Именно поэтому, несмотря на многочисленные заявления о том, что добыча сланцевых и других нетрадиционных углеводородов является нерентабельной, добыча продолжает не только оставаться на одном уровне, но даже возрастать. Фактически невозможно представить, что США допустят разорение сланцевой отрасли с ее сотнями тысяч занятых и задолженностью, исчисляемой половиной триллиона долларов, в момент, когда вся экономика США должна будет пройти испытание на прочность.  В этой связи вполне объяснимыми являются заявления ряда экспертов о том, что низкие цены на нефть неспособны подавить отрасль.[31]

Но не все протекает гладко в рамках озвученного сценария, о чем свидетельствуют призывы о снижении инвестиций с целью создать почву для дальнейшего повышения цен. Так, президент одной из наиболее успешных компаний в сегменте сланцевой добычи “EOG Resources” Билл Томас объявил в начале 2015 года о решении снизить капитальные затраты на 40%, обосновывая это тем, что текущие цены на нефть являются слишком низкими для поддержания уровня добычи, который мог бы удовлетворить мировой спрос на нефть.[32] Довольно нюансированную позицию выказывает и Goldman Sachs, который несмотря на декларируемый «сланцевый оптимизм» утверждает, что «нынешний период низких цен, вероятно, породит «новую отрасль», которая будет характеризоваться не только меньшими затратами на обслуживание месторождений, но и более высокой производительностью. Новый баланс потребует от нефтяных компаний отказаться от наиболее затратных глубоководных проектов и проектов по освоению нефтеносных песков, а также принять на вооружение альтернативные, еще более эффективные технологии».[33]

Впрочем, практически  никто и не отрицает, что рост добычи нефти в США довольно быстро затормозится, и что пиковое значение может быть достигнуто в период от 2016 до 2020 года.  И это выглядит вполне логичным, поскольку возможный прирост добычи нефти в стране в условиях сохранения ограничений на экспорт сырой нефти и дальнейшего падения внутреннего спроса на нефтепродукты будет почти исключительно зависеть от увеличения экспорта нефтепродуктов, динамика которого определяется  слишком большим чилом факторов, чтобы получить более или менее точный прогноз. Именно поэтому в докладе  EIA Annual Energy Outlook for 2015, вышедшем в начале апреля 2015 года, дается 4 сценария достижения США статуса нетто-экспортера энергетических ресурсов в зависимости от уровня цен и объема ресурсов:  в соответствии с самым оптимистичным сценарием страна обретет этот статус к 2019 году, а в соответствии с  самым пессимистичным – США будут оставаться нетто-импортером в обозримом будущем, вплоть до 2040 года [34].

В отличие от нефти добыча сланцевого газа США, в соответствии с прогнозами EIA,  в ближайшие годы и в перспективе может  возрастать.  Основными факторами здесь называют  вероятный старт в конце 2015 года  экспорта СПГ, а также   прогнозируемое увеличение внутреннего потребления   (прежде всего, по причине постепенного вытеснения природным газом угля  из энергетики)[35]. Вместе с тем,  имеются и не столь оптимистичные прогнозы.  В соответствии с ними  реальная ресурсная база не позволяет обеспечить стабильную добычу сланцевого газа, причем после достижения пика,  примерно в 2016 году, к 2020 году произойдет резкое сокращение добычи.[36]

На наш взгляд, без тщательного анализа всех прогнозов, оценок, мнений трудно сформировать правильное понимание ситуации в  сланцевой отрасли США и на мировом энергетическом рынке в целом. Вместе с тем, будущее рассматриваемого сектора мировой экономики в условиях кризиса однополярного мира будет определяться, в первую очередь, факторами глобального порядка.   Речь идет и о вероятном долговом  кризисе,  и о будущем доллара как мировой резервной валюты, и о создании интеграционных группировок США —  ЕС и США – Япония, и главное — о перспективах борьбы России и ряда других стран за установление более справедливого мирового экономического порядка.