Глубинный выбор (Заметки по психологии собственности)

Две позиции

Делая, – и не раз за более чем десятилетний период, – сообщения на свою излюбленную тему «христианство и социализм», автор стал замечать одну любопытную закономерность. Прежде всего, сама тема почти никого не оставляла равнодушным. Самые разные аудитории – научные, православные, патриотические, молодежные, «пенсионерские» – достаточно живо откликались. Видно было, что в людях задето нечто коренное, первичное. Но самое интересное происходило на стадии обсуждения. Как правило, аудитория раскалывалась на две части. Большая часть – примерно три четверти – была против меня; меньшая часть – за меня. Большая – за собственность и капитализм, меньшая – за коммунизм. Причем, суждения произносились резкие, каждая «партия» была совершенно уверена в своей правоте. И еще одно: чем дальше мы увязали в капитализме, тем большую часть занимала партия собственников – четыре пятых, даже 9/10-тых. Это-то как раз не удивительно; скорее удивительно другое – всегда находились люди коммунистической ориентации, и, услышав озвучивание своей позиции, они с радостью спешили с ней согласиться. Споры, и горячие, были даже среди преподавателей Ивановской духовной семинарии, обязанных, казалось бы, следовать официальной церковной позиции.

Все это говорит о том, что человек по отношению к собственности, накопительству и деньгам  встает на одну из двух принципиальных позиций.

Одна позиция – коммунистическая. «Прежде думай о родине, а потом о себе», «Мой труд вливается в труд моей республики», эта «моя республика» оказывается важнее моего живота. И вовсе не потому, что я не осознаю себя как личность. Наоборот, именно потому, что я – личность, я ценю, уважаю, люблю других больше своего мирка. Раз я личность, я обязан, я должен трудиться на всех, трудиться максимально ответственно и добросовестно. И не себе я должен присваивать плоды моего труда, а отдавать их в общий котел на благо всех. А поскольку и другие думают также, то и моя семья, мои близкие голодать не будут, но, постигая науку коллективизма, будут ориентировать и свою жизнь на служение другим.

Другая позиция – собственническая. «Мой дом – моя крепость». Я личность, и потому  должен крепко стоять на ногах. Прежде всего, я обязан обеспечить себя и свою семью, сделать свою и их жизнь независящей от прихотей и злобы других. Я человек, существо высшее, и потому хочу и имею право управлять окружающей меня частью внешнего мира. Я тружусь, но хочу, чтобы плоды моего труда были моими. Я хочу ими обладать прочно и распоряжаться ими по своему усмотрению. Иначе говоря, я хочу иметь собственность.

Увы, психологическая наука означенной альтернативой занимается мало. Поэтому приходится вводить свои термины. Приверженцев первой позиции мы будем называть «коммунистами», второй – «собственниками», обязательно указывая кавычки как признак того, что речь идет о психологических типах. Вячеслав Макарцев, подразумевая то же самое,  говорит о «киновитянах» и «сарабаитах». Может быть, когда-нибудь будут подобраны более удачные слова, но думается, что стоящие за ними понятия выражают нечто важное о человеке.

В настоящих заметках делается попытка проанализировать, насколько эти свойства человека влияют на его общественную жизнь. Впрочем, есть пара более общих и, вероятно, более важных понятий – «коллективисты» и «индивидуалисты». Первые хотят жить общинной жизнью, жизнь вторых подчинена служению себе любимому. Может быть, было бы более плодотворно говорить именно о них. Но мы нарочно упростили себе задачу. Индивидуализм многопланов, фактически это эгоизм в общественной жизни, так что охватить все его проявления трудно. Мы выхватываем из всей этой проблемы только отношение к собственности. Но это отношение – ключевое  и решающее. Индивидуализм всегда стремится к частной собственности. И наоборот, настоящая общинность  не может существовать без элементов общей собственности.

Рознь

Психология «коммунистов» и «собственников» – существенно разная, свести их позиции к одной нельзя. Либо – либо, третьего не дано. Надо выбирать. И каждый из нас этот выбор делает.

Правда, люди вынуждены жить вместе, а потому они все время стараются гладить противоречие между этими позициями, замазать их, выявить нечто примиряющее и объединяющее. Что ж, «блаженны миротворцы», плохой мир лучше войны, так что эти усилия носят позитивный характер. Правда, примирение не очень-то получается. Но дело даже не в этом. Необходимость примирения не отменяет неоспоримого факта бытия: люди в имущественном вопросе встают на две принципиально разные, противоположные позиции,

Все это очень серьезно, ибо имущественный психологический выбор делается на глубинном уровне, затрагивающем самые основы бытия. По сути дела выявляется одна из важнейших констант  мировоззрения человека, причем именно тут он в полной мере пользуется своей богоданной ему свободой. Может быть, этот выбор – второй по важности, после выбора «за Бога — против Бога».  Ведь  в сущности речь идет о любви к ближнему, т.е. второй заповеди Христа. Насколько своим ты можешь пожертвовать ради другого? Подлинна ли эта любовь к другому, является ли она постоянным решением, доверяющим коллективу всю свою жизнь, или она – лишь порыв, лишь прихоть, за которой прячется недоверие или себялюбие? Таким образом, этот выбор предстает перед нами как не просто психологический, но даже в большей степени как духовный.

Всякий выбор одной из альтернатив вызывает рознь и разделение, а там – вражду и войну. Тем более – выбор столь принципиальный.  Поэтому рознь между «коммунистами» и «собственниками» проявляется в человеческих отношениях с самых древнейших времен, и резкость  вражды лишь подтверждает глубинность выбора. И потому автору нисколько не удивительно, что всегда находятся люди, с пеной у рта защищающие собственность и люто ненавидящие коммунизм. И эта статья скорее всего вызовет вой среди «собственников». Что поделать – такова сила  глубинной этой розни. Более того, это разделение зачастую гнездится даже в одном человеке, заставляя его метаться между «партиями» и тщетно искать «третий путь».

Но проблема еще драматичнее. Дело в том, что реализовать то или другое мировоззрение, превратить его в образ жизни можно только в обществе. Поэтому «коммунисты» хотят установить свой строй, в котором их идеалы могли бы быть воплощены в жизнь. То же самое хотят и «собственники». Так что рознь между ними является подспудной силой, движущей историей. В новейшей истории эта рознь вылилась в столкновение капитализма и социализма. В частности, отсюда война не на жизнь, а на смерть между красными и белыми. Отсюда же проистекает нынешнее столь непримиримое противостояние «коммунистов» с властями.

Наша задача – обсудить те следствия, которые проистекают из противостояния «собственников» и «коммунистов». Но прежде необходимо понять корни конфликта.

Падшесть

В смысле указанного выше выбора автор настоящих заметок – «коммунист», и не стесняется этого. Но он вовсе не намерен изображать «собственников» как исчадий ада. Ведь не все этим выбором определяется. Среди собственников есть масса достойных людей, умных, образованных, верующих,  высоко моральных. Более того, среди них много людей добрых и даже имущественно широких. Так, наш выдающийся философ Владимир Соловьев был удивительным  бессребреником, постоянно отдававшим первому встречному все деньги, пальто и даже ботинки. Но и он был «собственником», которому  социалистические брошюры были «противны до тошноты».

Да, каждый человек – образ Божий (хотя и далеко не во всем). И безусловно самое важное для человека, изберет ли он Бога или отринет Его. Но этот главный выбор не отменяет всех остальных выборов. И кроме того, неужели выбор «за Бога» не влияет на выбор между «коммунистами» и «собственниками»? Думается, что между этими выборами имеется прямая связь.

Дело в том, что частная собственность – следствие падшести человеческой. Такой вывод давно сделали греческие святые отцы, авторитет коих мы, русские православные, считаем неоспоримым. Падшесть, т.е. испорченность природы человека первородным грехом, очень велика. Она захватывает сферу пола, волю, ум – буквально все физические, душевные и духовные силы человека. Но особенно ярко человеческая падшесть видна в вопросе собственности.

Следует подчеркнуть, что, как показывает пример В. Соловьева, «собственник» нечто иное, чем «стяжательный человек». Отличительное свойство «собственника» – упование на себя, на свою волю и свой суд. Захочу – оставлю себе, захочу – отдам, пожертвую. Но решать мне, и никому другому. Но падшесть человеческая и состоит в том, что человек возжелал быть самостийным, независимым от Бога, а значит – и от других людей. Но что лучше всего воплощает это желание? Конечно же, собственность, «свое родное», владея которым человек и в самом деле придает себе не только устойчивости, независимости, но даже силится господствовать над миром. С точки же зрения «коммуниста» распределение благ должно управляться не отдельным человеком, а обществом. А в конечном счете – Богом, ибо только Он является полновластным собственником всех благ. По словам же св. Иоанна Златоуста «что принадлежит Богу, то принадлежит всем», и следовательно «все», т.е. общество имеют большее право владения, чем отдельный человек. Таким образом, выбирая позицию «коммуниста», человек противится падшести, а становясь «собственником» он падшести подчиняется. Конечно,  абсолютные «коммунисты» – большая редкость. Большинство «коммунистов» остаются ими до определенного предела. Но их выбор помогает им в борьбе против самой распространенной человеческой страсти – любостяжания. Поскольку увеличение собственности укрепляет самость «собственника», то именно он  гораздо более подвержен страсти любостяжания, чем «коммунист», отдавший распоряжение благами на волю коллектива (что, впрочем, не застраховывает «коммуниста» от других страстей). В результате «собственник» стремится к материальному благополучию; «коммунист» же жаждет справедливости, равенства, солидарности. Это качественная разность целей придает конфликту между этими психологическими типами особую метафизическую глубину.

Падшесть охватывает всех. И не удивительно, что собственность, отсутствующая в райском состоянии, возникает сразу после грехопадения и затем властвует над людьми, ставшими вдруг сребролюбивыми и стяжательными. Отношения, основанные на собственности, становятся образом жизни человечества, закрепляются не только в нравственном сознании, но и в государственном праве. Иначе говоря, падшесть начинает проявлять себя не только в жизни отдельных людей, но и в устроении общества. «Коммунистов» остается не так уж много (грубая оценка – процент голосовавших за КПРФ на недавних выборах). «Собственники» же господствуют, и они начинают строить подходящий для себя социум.

Сочетание двух факторов – собственности и разделения труда – оказывается в конечном счете вполне достаточным для возникновения капитализма со всеми его прелестями. И в самом деле, разделение труда дает колоссальный выигрыш в производительности, но неизбежно требует организации обмена. Для «собственников» это означает введение рынка. Рынок же требует для каждого из его участников строго следования принципу максимизации прибыли – иначе вас обойдут конкуренты. Таким образом, «собственники» создают рынок, который формирует психологию собственности. Получается положительная обратная связь, которая с одной стороны приводит к господству рынка во всех сферах жизни, а с другой – доводит страсть жажды собственности (сребролюбие) до высшего накала.

Все это мы и видим воочию в современном капитализме. Ныне власть рынка такова, что он превращается в некую среду обитания, без которой человек, как без воздуха, не может прожить и минуты.  Но рынок, чтобы давать большие прибыли, должен все время расширяться. И потому делается все, чтобы увеличить спрос. А лучший способ этого – раздуть страсти стяжания и сребролюбия. И ныне человек, живя только новыми предметами потребления и новыми наслаждениями, прямо-таки потерял человеческий облик. Он стал похож на наркомана, которому нужно еще и еще раз уколоться.

Несколько слов о морали капитализма. Чтобы разбогатеть, нужно разогреть страсть любостяжания до предела. И это считается нормальным. Даже теоретики капитализма согласны, что мотив поведения индивидов при капитализме – не что иное, как стяжание, эгоизм. Так что искать тут мораль бессмысленно. «Но, – говорят они, – зато правила поведения всей капиталистической экономики моральны, ибо в целом экономика развивается, удовлетворяя нужды людей». Утверждение в корне неверное. Как может быть моральна конкуренция, если она основана на праве сильного и войне всех против всех? Как может быть морально насаждение потребительства, если оно губит души людей? Да и как могут быть моральны правила поведения, если, следуя им, люди совершают аморальные поступки? Нет, аморальны и «правила игры» в капитализм и «ходы» участников.

Так капитализм падший мир превращает в ад. И противостоять ему можно только сделав другой выбор – за Бога и против собственности.

Чем определяется выбор?

Можно ли побороть падшесть? Или применяясь к предмету нашего исследования: можно ли победить «собственничество», сделать из «собственника» «коммуниста»? И вообще, – как в человеке формируется имущественная установка? Как, когда, под воздействием каких влияний она этот выбор делает, если говорить честно – загадка. Все происходит сокровенно, в тайниках души, и свидетелем этому является только Бог. Даже психологи на этот счет молчат. Поэтому приходится лишь догадываться, строить предположения. Попробуем исследовать пять факторов, гипотетично влияющих на имущественное поведение человека:

—    создание души Богом;

—         правовые установления (законы);

—         воспитание;

—         воздействие идеологии;

—         религиозное преображение через покаяние.

Гены, природа, ипостась

Первое предположение – уже при создании души человека Господь закладывает в нее ту или иную имущественную установку. Собственно, в этом случае выбора нет – каким родился, таким умрешь, и ничего сделать нельзя. Думается, что столь фаталистический вывод не соответствует действительности. Очень много зависит и от самого человека – он делает выбор своей позиции. Однако исключать ту или иную врожденную предрасположенность было бы опрометчиво. Вряд ли эта предрасположенность передается чисто материальным путем – через гены. Очень часто ребенок по своему душевному складу не похож ни на одного из родителей. Душа человеческая бездонна и отнюдь не сводится к генотипу, и как Бог ее формирует – благочестивая тайна.

Дело еще более осложняется, если мы примем предлагаемое богословами различение в человеке природы и ипостаси. Душа в таком случае  – часть природы. Она вмещает ум, волю, характер и прочие «душевные» свойства человека. Но есть еще ипостась – то, что собирает все свойства человека в уникальную, совершенно неповторимую личность. Некоторые богословы считают, что именно ипостась ответственна за кардинальные выборы, к которым, как мы выяснили, относится и выбор имущественной установки. Впрочем, падшести подверглись не только природа, но и ипостась человека. Так что в любом случае этот выбор у человека замутнен и далеко не всегда соответствует Божией воле.

Наконец, ситуация становится еще более непонятной, если мы примем во внимание, что есть не только характеры отдельных людей, но и характеры народов, наций. Одни более расположены к выбору коммунизма, другие – менее. Не исключено, что русский народ  по замыслу Божию относится к наиболее «коммунистичным» народам. И это, – наряду с его искренним принятием христианства, – наиболее характерная его особенность.

 Собственность, право и нравственность

Собственность имеет две стороны – правовую и нравственную. И тут необходимо сделать небольшое отступление о соотношении права и нравственности. Правовые нормы, очевидно, несут в себе определенный нравственный потенциал. Интересно сопоставить его с нравственным уровнем общества, под которым мы понимаем статистическую нравственность по всему обществу, так сказать «среднюю температуру по больнице». В применении к имущественной сфере это, грубо говоря, процент «коммунистов» и «собственников». Что касается права, то его нравственный потенциал определяется теми ограничениями, которые накладываются на право собственности. Рассмотрим некоторые шаги в этом направлении.

Шаг первый. И здравомыслящий «коммунист» вполне допускает использование собственности для личного потребления. Дело в том, что абсолютно без собственности падший человек жить не в состоянии. До тех пор, пока не возникнет всеобщая гармония и христианская любовь между людьми, человек нуждается в собственности как ограде, которая до некоторой степени охраняет его от воздействий не вполне дружественного ему мира. Нужна, например, личная одежда. Нужна, пусть не личная, но семейная собственность на движимое имущество. Наконец, надо оставить человеку вещи, которые для него имеют личную ценность. Такой вид собственности может быть выделен на правовом уровне. Это и предлагают социалисты: различать (на уровне закона) личную собственность от частной. В последнюю входят средства производства, которые человек непосредственно не потребляет, но которые приносят ему доход. Поскольку этот доход может быть связан с множеством злоупотреблений, то частная собственность социалистами запрещается; производство же  ведется на основе общественной собственности. Социализм, разумеется, тоже является компромиссом, отдающим дань падшести человеческой. Но компромиссом с одной стороны возвышающим человека, а с другой стороны – реально реализуемым. То, что так можно жить и достигать огромных успехов, показал нам семидесятилетний период Советской России.

Шаг второй. Вряд ли всех предпринимателей нужно стричь под одну гребенку. Среди них есть люди порядочные и нравственные, желающие принести пользу своим делом и ни в коем случае не старающиеся выжимать соки из наемного персонала. А есть совсем другие, цель которых – собственное обогащение любой ценой. Как было бы великолепно найти правовой критерий для их разделения! Но увы, – по формальным признакам их разделить никак не удается. И те и другие – бизнесмены, ведущие дело по законам капитализма. Разница между ними – в намерениях. А это уж – проблема сугубо нравственная. Впрочем, попытки развести хороших и плохих предпринимателей периодически возникают. Так, согласно авторам «Русской доктрины»[1] это отличие должен делать чиновник – первым давать лицензию, вторым – нет. Другой выход – давать лицензию по национальному признаку. Но вряд ли эти подходы хоть сколько-нибудь удовлетворительны. Правового решения тут не видно. Второй шаг сделать не удается – он прямо в глубокую канаву.

А потому приходится совершить не шаг, а прыжок через ров: всех предпринимателей, независимо от их внутреннего настроя, скопом считать легитимными. Иначе говоря, – вводить правовые нормы капитализма. Получается, что альтернативы «социализм/капитализм» не избежать. Третьего не дано.

Важно отметить разницу в соотношении права и нравственности  в обоих случаях. Для капитализма нравственный уровень права примерно на той же высоте, как и нравственность общества: большинству «собственников» соответствует правовое господство собственности. Для социализма все иначе. Поскольку законы социализма в большей мере ориентированы на «коммунистов», чем на «собственников», то там нравственный уровень права выше общественной нравственности. Хорошо это или плохо? Думается, что хорошо, ибо более высокий правовой строй подтягивает людей вверх, воспитывает в них лучшие качества.

«Нет, помилуйте, – скажет внимательный читатель, – законы действуют лишь как внешние ограничители, они не могут изменить душу, в частности – искоренить страсть сребролюбия». И в самом деле, людям свойственно приспосабливаться к наличному социальному строю. Причем это приспособление вовсе не означает обязательного изменения мировоззрения. Многие «коммунисты», оставаясь на своей позиции, живут при капитализме, не проявляя никакой пассионарности. А что делать? Ведь нужно жить, воспитывать детей и делать что-то полезное для людей. И наоборот, при социализме масса «собственников» до поры до времени агрессивно не проявляла себя, мимикрируя под «советский народ».

И все же социальный строй не просто ограничивает, но и воспитывает. При каких условиях? Это требует отдельного рассмотрения.

Воспитание и идеология

Воспитание является основным инструментом формирования имущественной позиции. Однако эта проблема очень сложна. Никакие просто увещевания и лекции не помогут, ибо, повторяем еще и еще раз: решение человек принимает на очень глубинном, прямо-таки трансцендентном уровне. Но все же установку можно изменить.

Человек – существо воспитуемое, но кардинально – лишь в детском возрасте. Маленький ребенок очень восприимчив. Он просто впитывает в себя все, в том числе – и отношения между людьми,. И если он видит вокруг себя сотрудничество, бескорыстную помощь и приоритет общего над собственным, то он принимает все это как норму.

Важно отметить, что воспитывает не только семья. Воспитывает и социальная среда, общество, включая все его правовые установления. Тем самым право становится средством воспитания и инструментом изменения имущественной парадигмы. Недаром при социализме «коммунистов» больше, чем при капитализме.

Чем старше становится ребенок, тем труднее изменить его ментальность этим способом. Особенно трудно изменить его к лучшему, тогда как покатиться по наклонной плоскости он всегда готов. Это – общий закон падшести, согласно которому восхождение по нравственной оси совершается медленно и с огромным трудом, падение же вниз – быстро и без усилий.

Взрослого уже почти невозможно воспитать. Но взрослый – сознательная личность, которая, под воздействием серьезных аргументов сама может изменить свою имущественную установку. Имеется в виду воздействие соответствующей идеологии. Но не следует уж очень сильно уповать на этот инструмент. Обычно идеология лишь проясняет смутно выраженную психологическую установку. И если идеология соответствует установке, но она (установка) только укрепляется, если нет, то человек идеологию отвергает. И все же если идеология сильна, то она может переубедить человека и изменить его априорный имущественный выбор.

И все же ни идеология ни воспитание с детства отнюдь не гарантируют результата. История нам оставила один замечательный пример, подтверждающий это. Выдающийся русский мыслитель и социальный деятель Н.Н. Неплюев создал в конце XX в. Крестовоздвиженское Трудовое Братство, сочетавшее в себе традиционную православную общину и трудовое предприятие, построенное на строго коммунистических принципах. Жизнь Братства – одна из удивительнейших страниц русского православия. Входившие в него в основном молодые крестьяне черниговской губернии  беззаветно работали на общину, которая их полностью обеспечивала. Но как же подбирались братчики? Неплюев создал целую систему воспитания кадров. Первоначальный состав Братства составили несколько выпускников организованной Неплюевым Сельскохозяйственной школы для мальчиков. Принимали в эту необычную школу-интернат с 12 лет на конкурсной основе (надо было уметь писать и читать). Кроме сельскохозяйственных дисциплин детям преподавали катехизис и основы литургики. Но главное – их постоянно учили сознательной вере в Бога и совместной жизни. Для этого была устроена целая система воспитания младших учеников старшими, совместного с педагогами обсуждения школьных проблем, творческого развития учеников. Параллельно с этим ученики регулярно посещали храм, пели на клиросе, причащались и, конечно же, исповедовались у священника Братства. По окончании школы каждому предоставлялся свободный выбор: остаться в Братстве или уйти «в мир», трудиться где-нибудь вне Братства. После первых успехов была организована аналогичная школа и для девочек. А затем, по мере того, как в Братстве создавались семьи, было учреждено несколько детских садов и начальных школ для братских детей.

Каковы же результаты неплюевской воспитательной системы? Оказывается, лишь половина выпускников школ желала вступить в Братство. Другая половина уходила в мир – они, несмотря на столь интенсивное христианско-общественное воспитание, выбрали собственническую идеологию. Многие из окрестных крестьян пытались жить в Братстве, но не смогли пересилить свою сущность и в конце концов уходили. Более того, в самом Братстве не раз возникали скандалы и даже попытки сделать из него обычное акционерное предприятие.

Сам Неплюев прекрасно понимал подноготную этих явлений. Так, по поводу исключения одного из воспитанников школы, один из братчиков заметил: «почему наша школа, наряду с очень симпатичными характерами, способствует выработке иногда ужасных характеров, какими были многие из ушедших». Неплюев отвечает: «Потому же, почему в Царстве Божием выработался ужасный характер Сатаны». Свобода самоопределения – тайна, которую знает только Бог.

Покаяние. Позиция Церкви.

Но есть еще одна сила, может быть самая эффективная. Она прекрасно известна христианам. Это –  покаяние.

Возможность избавления от падшести – это именно то, что подарил нам  крестный подвиг Спасителя. Вера во Христа открывает нам реальную возможность преображения души. Господь, если мы того очень сильно захотим, может изменить ее. В том числе – избавить ее от  всевластия собственности и денег. Это и есть покаяние, «метанойя», изменение души по-гречески. Только покаяние должно быть нешуточным, выворачивать душу, прочищать ее до самых глубин.

Но к какой имущественной установке должно приводить подлинное покаяние?  Кажется, что тут двух мнений быть не может. Преображение душ, которое произошло у членов первохристианской Иерусалимской общины, выразилось, в частности,  и в том, что они все стали «коммунистами» и тут же организовали жизнь общины на основе общей собственности. И до сих пор Церковь практикует совершенно коммунистические общежительные монастыри, считая живущее в них монашество передовым отрядом христианства. И, казалось бы, следуя этой традиции, христиане всегда должны видеть в коммунизме свой идеал и всячески стремиться к нему в личной и общественной жизни.

Однако мы видим совершенно другое: наши православные верующие в подавляющем большинстве своем оказываются  твердыми собственниками, обеими руками голосующими за примат собственности и капитализма и жестко отвергающими коммунизм как общественный строй. Поговорите с любым нашим батюшкой, и он популярно разъяснит вам, что своя землица – она всегда лучше обрабатывается, а вот большевики все обобществили, и что получилось? – сплошное разорение да поругание веры. Предлагается же жить вот так: богатство допускается, причем без всяких количественных ограничений, но подпадать под его власть нельзя, а нужно от своего давать милостыню, благотворить, и тогда вы обретете благодать у Бога. Иначе говоря, сам выбор «собственнической» позиции Церковь за грех не считает – это дело вполне нормальное и даже желательное. Грех же – неправильное использование этой позиции. Это так называемая «умеренная доктрина», которую наш православный люд считает  окончательным примиряющим словом.

Почему Церковь занимает такую позицию – вопрос сложный, который в двух словах не объяснишь. Об этом, собравшись с духом, нужно писать отдельную серьезную статью. Здесь же только заметим, что наше предыдущее рассмотрение выявляет одно  разительное противоречие «умеренной доктрины». Согласно ей, человек должен не поддаваться всем негативным сторонам собственности, но должен принимать собственность как общественный институт.  Другими словами, налицо разрыв между низким уровнем права и высоким нравственным уровнем общества. Но мы с вами поняли, что право воспитывает, ибо на нем основывается и идеология общества и характер воспитания в нем.  И в таком «умеренном» обществе собственнический строй будет тянуть нравственность вниз, не помогая, а наоборот разрушая всю церковную работу по улучшению душ.  Заранее признавая невозможность христианского преобразования общества, «умеренная доктрина» тем самым формирует людей, с одной стороны асоциальных, зацикленных на личном спасении, а с другой стороны – если все же они не хотят выпадать из общества – типичных «собственников», поддерживающих современный капитализм со всеми его сатанинскими свойствами.

Итог плачевный: единственное эффективное средство изменения имущественной парадигмы – религиозное преображение через покаяние – не работает.

Имущественный выбор в истории

Мы уже говорили, что каждая психологическая «партия» хочет построить свое общество. И человеческая история собственно и представляет собой бесконечную борьбу двух парадигм. На «собственников» работает падшесть – вещь очень сильная и с трудом преодолимая. Поэтому игра идет в одни ворота – подавляющее большинство исторических проектов заточено под «собственников». Но когда человечество хоть чуть выбирается из одурманивающей пелены падшести, оно смутно начинает понимать высоту и даже необходимость строительства коммунистического общества. И тогда вступают в действие все факторы изменения парадигмы. Если сейчас Церковь голосует за собственность, то не всегда было так. На Востоке можно указать на очень почитаемых святых отцов Иоанна Златоуста и Симеона Нового Богослова, ставивших общую собственность выше частной. На Западе можно вспомнить  «Утопию» Мора, «Город Солнца» Кампанеллы, Томаса Мюнцера, гуситские войны и коммунистическое государство, устроенное иезуитами в Парагвае. Более того, католики еще в XII веке считали, что естественным для человека является именно общественная собственность. Но протестантизм в конце концов склонил западную ментальность в сторону апологии собственного начала.

А что же в России? Там мы видим великий советский проект, рассмотреть который с позиций психологических имущественных типов представляется поучительным.

Предпослыки

Прежде всего, необходимо иметь в виду одну закономерность действия имущественной психологии в обществе: общественные формы консервативны, а поколения людей более динамичны; «собственники» или «коммунисты» вырастают в старом строе и, при наличии критической массы, переворачивают его. И у нас в России поколение «коммунистов» выросло к началу XX в. в условиях развития капитализма. Чем это объяснить?

Можно вспомнить наши суровые природные условия и постоянную внешнюю опасность, способствовавших выработке в людях взаимопомощи и коллективизма в действиях.  Можно даже считать географию еще одним (шестым по счету) фактором изменения парадигмы. Но все же первое место надо отдать православию.

Хотя официальная Церковь в России всегда поддерживала «собственников», но сама православная вера, очень глубоко отпечатавшаяся в душах наших предков, видит христианский общественный идеал именно в коммунистическом обществе. Это всегда чувствовали, пусть не слишком отчетливо, и верхи и низы. В народе всегда к богатству относились как к заразе, портящей душу человека. Крестьяне, традиционные «собственники», организовывались в общины, где основное средство производства – земля – подвергалась периодическому перераспределению. В интеллигентских кругах росло социалистическое движение. Но самое интересное, что даже откровенные «собственники» – купцы и промышленники – благотворили, строили церкви или финансировали революционеров, ибо в глубине души понимали, что доходы от капитала аморальны.

Но все же просто увеличения числа «коммунистов» недостаточно для того, чтобы произошла столь масштабная социальная революция – ведь собственники все равно были в большинстве и в их руках находились все средства подавления. Был еще один фактор, связанный, правда, с рассматриваемой контроверзой.  В обществе, основанном на собственности, в элиту неизбежно выходят те, у которых больше богатства. В сословном обществе, когда возможности выбиться «из грязи в князи» невелики, более обеспеченные приобретают статус постоянных «господ», «начальства». Это вызывает против них ненависть и огромной массы бедных «собственников», которые желают сами стать «господами». И «коммунистов» и обиженных «собственников» привлекает идеология социализма, но разными сторонами: первых – общественной собственностью, вторых –  свержением «класса эксплуататоров». В результате число сторонников социализма  резко увеличивается. Это и произошло в России.

Возникновение

В результате воздействия вышеописанных факторов идеи социализма стали распространяться в России как пожар. Это дало возможность, улучив удобный момент, большевикам взять власть. Большевики представляли собой сложный конгломерат из пламенных революционеров и «космополитов», жаждущих разрушения православной России. И все же сердцевину большевиков составляли «коммунисты», что и позволило им совершить именно социалистическую революцию, а не передел собственности. Причем, формально будучи марксистами, они действовали вопреки Марксу. И это тоже сыграло им на руку: если бы большевики следовали марксовым рекомендациям и ждали  должного развития капитализма в России, то можно с уверенностью предсказать, что никакой революции в России не было бы – капитализм, вовлекая людей в собственнические отношения, настолько развращает их, что люди сами не захотели бы что-либо менять.

Началась война «коммунистов» (и примкнувших к ним «обиженных») и «собственников», война, – горячая и холодная, – продолжавшаяся по сути дела весь советский период. Численный перевес противника вынуждал «коммунистов» придумывать новые, жестко репрессивные формы борьбы. Было изобретено невиданное оружие – «классовый подход», позволявший им бить не по отдельным людям, а по площадям. Этим методом была проведена коллективизация,  подорвавшая собственническую идеологию крестьянства, но одновременно переломавшая ему хребет.

Параллельно «коммунисты» развернули идеологическое воспитание в надежде получить новое поколение «коммунистов». И сначала им сопутствовал успех  – молодежь имела в основном коммунистическую идеологию. Однако далеко не все перековывались. Во первых, как указывалось, социалистическое движение включало многих «биженных собственников». А во вторых, происходила элементарная мимикрия – многие «собственники» прикидывались «красными». Они вступали в партию, пролезали в ее верхушку, становились руководителями производства. В общем, нарождалась «номенклатура», состав которой был далеко не коммунистическим, хотя пока она работала на большевистское дело.

Сложно у «коммунистов» складывались отношения с Церковью. Св. Патриарх Тихон, воспитанный при старом строе иерарх, в 1918 г. анафематствовал советскую власть. Но после (в 1923г.), поняв волю Божию, он изменил свою позицию: Церковь должна быть лояльной к государству, не вмешиваться в его дела и заниматься исключительно спасением своих прихожан. Однако убедить церковный народ он не смог – большинство и иерархов и священников и мирян, будучи «собственниками», продолжали относиться к новой власти и к новому строю резко отрицательно. Не удивительно, что Церковь подверглась жестоким репрессиям.

К началу 30-х коммунистическая идеология победила, хотя подспудная война имущественных мировоззрений продолжалась. Апофеоз войны – 37-ой год. Поскольку враги затаились и классовый подход стал буксовать, то площади, по которым велся огонь, пришлось резко расширить. Отсюда – столь высокое количество жертв «великой чистки», отсюда множество наветов и несправедливо обвиненных. Но в то же время «коммунисты» уходят от идей мировой революции и совмещают свою идеологию с патриотизмом, резко повышающим их потенциал, что и сыграло решающую роль в великой победе над фашизмом.

Надо понять величайший трагизм всей коллизии: по сути дела христианская моральная правота позиции «коммунистов» сочеталась у них с совершенно нехристианскими, репрессивными методами борьбы с «собственниками». Но иного способа «коммунисты» не видели – численный перевес был на стороне «собственников», а переделать их путем идеологической пропаганды не удавалось. Отсюда и совершенно разные оценки событий: «коммунисты» оправдывают все силовые методы защитой строя и перспективой войны с Западом; «собственники» педалируют жестокость репрессий и зажим свободы. Обе стороны указывают на частичную правду. Но с точки зрения христианства – «оба хуже», ибо  оно видит идеал в казалось бы несовместимом – добровольном коммунизме.

Гибель

Победа в страшной войне, упрочила позиции «коммунистов», которые сумели быстро восстановить страну. Но огромное их количество полегло на полях войны – ведь лучшие всегда впереди. А народившееся послевоенное поколение воспитывалось уже в иной среде. Идеология выдохлась, превратилась в догму, скорее вызывавшую смех, чем привлекавшую. Одновременно у нового, не очень умного руководства возникла иллюзия, что советский строй вечен сам по себе, что бы ни произошло. Началась дурацкая гонка за Америкой в материальном благополучии, в «удовлетворении все более возрастающих потребностей». В этих условиях большинство уже становилось «собственниками», хотя и помалкивало об этом. В брежневские годы номенклатура, в основном собственническая, получила над разросшимся народным хозяйством огромную власть. Началось развитие теневой экономики. Но все же это номенклатуру не удовлетворяло: они были либо нелегальными собственниками, либо легальными управленцами. Им же хотелось всего, всем владеть безраздельно. Их целью стало привести свой юридический статус со своими желаниями, стать вполне легальными собственниками.

Параллельно изменялась ментальность интеллигенции, которой западные идеалы свободы и прав человека  казались более привлекательными, чем бесплатные квартиры. И когда собственническая номенклатура почувствовала, что политическая власть в ее руках (Горбачев), она начала атаку на строй, дав карт-бланш наиболее крикливым интеллигентам. «Коммунисты», хотя их и тогда насчитывалось немало, были дезорганизованы и дезориентированы пропагандой и проиграли схватку почти без боя.

Реванш «собственников» был яростен. Мгновенно началось криминальное разворовывание всего созданного самоотверженным трудом наших отцов. Заводы встали, поля поросли бурьяном, вдруг обнищавший народ начал вымирать. Новое поколение уже растет циничными «собственниками», так что в обозримое время никаких реальных возможностей вернуться к социализму нет.

Эпилог

Так закончилась грандиозная, уникальная, может быть последняя в истории человечества  попытка утвердить коммунистическое начало в обществе. Теперь, с расстояния в двадцать лет, видно, что ничем иным она и не могла закончиться. Большевики использовали для победы своего дела и правовые установления, и систему воспитания, и развитую идеологию – словом, все инструменты, кроме религиозных. И все же победа «коммунистов» и удержание ими социалистического строя было достигнуто во многом за счет насилия над собственниками, которые все равно составляли большинство. Изменить  позицию последних атеистическая идеология не могла, а воспитывать новых «коммунистов» она могла лишь незначительный период времени – лет 20-30.

Большевики совершенно не понимали, что подлинная победа над собственнической ментальностью возможна только через глубочайшее покаяние и подлинный душевный переворот. Воспитание же все новых и новых поколений «коммунистов» возможно только через Церковь, обладающую не только верным учением, но и таинствами, преподающими благодать Святаго Духа. Разумеется, советская идеология была тут бессильна. Наоборот, она жестко боролась против Церкви, закрывая доступ благодати к членам общества. Большевики, разрушая Церковь, разрушили и социализм.

Но вешать всех собак на большевиков не следует. Они одни, без поддержки Церкви, и не могли победить собственничество, а став упорствовать, наломали дров и в конечном счете все равно не смогли удержать власть. Надо было готовить народ заранее, может быть, в течение нескольких сотен лет  – скажем, с начала создания единого русского государства, с Ивана Калиты. И безусловно, главную роль в подготовке народа к созданию христианского общественного строя должна была играть Церковь. Нужна была традиция христианского коммунизма, его богословское обоснование, опыты его построения в малом и большом масштабах. Ничего подобного Церковь не делала, и, увы, не делает до сих пор. Свою роль «удерживающего» на социальном поле Церковь не выполняет. А потому мир неуклонно сползает к антихристу.

Но лучше поздно, чем никогда. Кто мешает начать делать то, что не было сделано раньше? Но это возможно лишь в том случае, если мы, христиане, сумеем через глубочайшее покаяние изменить себя, если сумеем перестать быть «собственниками».