Философия и богословие. Часть II. Платон и Христос

Полемические заметки.  Взгляд «непрофессионала».

Часть I — ЗДЕСЬ.

Итак, в первой части моих заметок  я определил четыре основных различия между богословием и философией.   Во второй части заметок хочу высказать несколько соображений о  соотношении и взаимодействии  указанных двух институтов. 

«Конвенция» между «королевствами» философии и богословия.

Несмотря на упомянутые различия «китайской стены» между богословием и философией нет. Образно говоря, богословие может заходить на ту территорию, которая является «королевством философии», а философия может заходить на территорию, принадлежащую «королевству  богословия».  Такое право каждая из этих двух  «юрисдикций»  получает «по умолчанию»,  между ними  негласно  заключена  «конвенция», легализующая «свободную границу». Следовательно, «стерильно чистого» богословия и «стерильно чистой» философии  в природе не бывает.

Хотя богословие («школьное», или «академическое»)  формирует представления человека о мире на базе Откровения, язык этого Откровения должен быть понятен людям. Для перевода на  привычный  язык может использоваться логика (входящая в юрисдикцию «королевства философии»),  понятийный аппарат философии, а в некоторых случаях — и отдельные элементы  созданных философами теорий (метод наглядных аналогий).   Особенно такой «перевод» нужен для людей,  только что переступивших порог Церкви и не обретших должного духовного зрения. И вдвойне он нужен тем людям, которые до этого успели изучить язык философии и привыкли им пользоваться. Это уже на следующей ступени («высшее» богословие) можно обходиться без философских подпорок, а  постигающему начальное («школьное»)  богословие они жизненно необходимы.

Многие философы и богословы признают, что такой «зеркальности» для философии не существует. То есть философия может пользоваться лишь своими инструментарием — логикой и иными методами рационального познания мира. А вот к Откровению она прибегать не может. Таковы условия  «конвенции» об отношениях между двумя «королевствами». Вроде бы и философы не оспаривают такого  условия.

Но и тут необходимы оговорки. Вот что пишет по этому поводу наш известный философ Виктор Тростников: «…все мы по своему опыту знаем, что разум в процессе работы время от времени нуждается в подсказках со стороны интуиции, и философы ею вовсе не пренебрегают. Так что, если быть точными, мы должны сказать, что философия есть такой род универсального познания, который преимущественно (но не исключительно – В.К.) употребляет интеллект…А если считать интуицию тихой подсказкой свыше (что, скорее всего, так и есть), то… в каждой философии есть некая доля религии, а именно – скрытого Откровения, называемого обычно вдохновением (дуновением Божьего Духа)»[1]. С подобным замечанием маститого философа я и соглашусь, и не соглашусь одновременно.

Действительно, многие известные философы пользовались для своих открытий не только интеллектом (рациональным мышлением), но также интуицией и вдохновением. Таким образом, философские теории могут нести на себе отпечатки религии. Тут я соглашаюсь с  Виктором Тростниковым.   Более того, я усилю его тезис:  иногда это почти в чистом виде религиозные доктрины, созданные за счет «вдохновения». По некоторым причинам философы не хотят, чтобы их теории квалифицировались как религиозные  доктрины, они предпочитают  прикрываться вывесками «Философия». Чтобы их не уличили в нарушении упомянутой выше «конвенции». Находясь под прикрытием вывески «Философия» они сохраняют за собой полную свободу «творчества», а продукты этого «творчества» получают «иммунитет» от возможных обвинений в богословских ересях.  Таким образом, религиозная ересь может  скрываться в упаковке философской «гипотезы», «мнения»,  «точки зрения», «теории» и т.п.

Таким образом, «зеркальность» в отношениях богословия и философии все-таки существует. Но не де-юре, а де-факто. И философам, особенно тем, кто творит за счет «вдохновения», такое положение очень выгодно.

 

Философы как «агенты влияния»

А теперь о том,  что вызывает у меня несогласие  с Виктором Тростниковым. Уважаемый философ ставит знак равенства между «вдохновением» и Откровением, называет его «дуновением Божьего Духа».  История философии пестрит случаями таких «вдохновений», источником которых был отнюдь не Божий Дух. А тот, кого в Евангелии называют «врагом рода человеческого», «духом тьмы», «духами злобы поднебесной», «князем мира сего», «дьяволом», «демоном», «лукавым», «отцом лжи» и т.д. Это дух из бездны ада, который пахнет  серой.  Именно такие «откровения» (с маленькой буквы) обитателей инфернального мира «вдохновляли» многих «гениев», имена которых сегодня красуются в энциклопедиях, справочниках и учебниках по философии и истории философии.

Когда-то давно читал книгу о немецком писателе Иоганне В. Гёте и его главном произведении «Фауст». Уже не помню ни автора, ни названия книги. Но вот одну фразу из книги хорошо запомнил: «Дьявол ищет своих «агентов влияния» среди людей». Между прочим, Фауст напряженно занимался познавательной деятельностью, причем его интересовали именно метафизические вопросы. Фауста смело можно назвать человеком философского склады ума. И Мефистофель (вербовщик) эту наклонность Фауста учел при его вербовке.  Главные кандидаты на роль «агентов влияния» — философы, ученые, писатели и иные деятели культуры, т.е. те, кто может оказывать максимальный разрушительный эффект на общество (как по охвату аудитории, так и по силе убеждения).  Часто это уже люди, которые уже  приобрели имя и авторитет. Как правило, при этом возрастает непомерно и гордыня, и самомнение, что облегчает дьяволу проведение «вербовки».

За примерами далеко ходить не надо. Наш писатель Лев Николаевич Толстой. Был «завербован» уже в зрелом возрасте, когда были написаны «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение», другие романы и повести, которые сделали его знаменитым. Так вот после «вербовки» Толстой из писателя превратился в «философа». Между прочим, Толстого лишь в России воспринимают как писателя, за рубежом Лев Николаевич  в первую очередь — философ и лишь во вторую очередь – писатель. Позволю привести обширную цитату из книги Юрия Воробьевского, который изучил эту потаенную, «мистическую» сторону жизни и творчества писателя: «Какой же «проект» был поручен Толстому демоническим миром? Перекореживание Евангелия? Писал же он весной 1889 года: «Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие – провозглашение его. Точно я для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией, — сделан колоколом». Поистине мессианские амбиции! Их развивал в Толстом некий голос. Вот запись от 25 мая того же года: «Ночью слышал ГОЛОС, требующего обличений заблуждений мира. Нынешней ночью ГОЛОС говорил мне, что настало время обличить зло мира…»[2]. Ю. Воробьевский приводит много интересных фактов, доказывающих, что Толстой – классический «агент влияния». И делает следующее заключение: «Все это не копание в грязном белье. Все это – важный аспект нашей темы (безумие в современном мире – В.К.). А именно разговор о том, что «всемирно известными» писатели становятся не за свои реальные литературные заслуги. Знаменитыми их делает раздувание безумия человеческих страстей»[3]. Можно лишь добавить к сказанному, что точно таким же образом  «всемирно известными» становятся многие философы.

Невооруженным глазом видно, что среди философов 19-20 вв. к категории «агентов влияния» дьявола можно отнести таких «мыслителей», как Фрейд, Ницше, Камю. Кстати,    до «вербовки» они  были соответственно  врачом,   филологом и писателем.  Дьявол всех их назначил быть «философами».  Их работы пропитаны духом человеконенавистничества, богоборчества, суицидных настроений, апелляции к животным инстинктам человека.  Достаточно фактов, подтверждающих, что указанные «мыслители»  выходили на связь с «резидентурами» инфернального мира.   Оттуда они получали   «инструкции» и «нужные» идеи. Другие  «агенты влияния» дьявола сумели максимально «раскрутить» идеи этих философских извращенцев по каналам СМИ, образования  и  культуры.   Философию  подобного рода авторов можно смело назвать «богословием смерти» или «богословием ада».

 

 

 

Назад к Платону?

В нашем  церковном сообществе достаточно распространено мнение, что современная философия  сильно деградировала. Справедливой критике подвергаются «раскрученные» сегодня  идеи Шопенгауэра, Фрейда, Ницше, Сартра в силу их откровенно богоборческой направленности.     Иные  философские теории,  могут и не нести    в явном виде  антихристианского заряда, но они  крайне скудны позитивными идеями. Кризис современной философии, однако! И его признают даже сами философы[4].

Другое дело – классическая  философия, греческая или немецкая.  Христианские интеллектуалы полагают, что   у таких «гигантов», как Сократ, Платон, Аристотель, Кант, Фихте и Гегель  есть  чему  поучиться и современным богословам. Вот, например, современный «православный» философ Александр Дугин публикует статью с многозначительным названием: «Актуальность Платона для России и платонический минимум»[5]. Идея автора понятна: «Назад к Платону!». Но и сердце, и ум как-то подсказывают:  возвращаться  назад не надо.

И тут мне на помощь приходит все тот же митрополит Навпактский Иерофей (Влахос), которого я уже цитировал. Вот его отношение к философскому наследию Платона и Аристотеля: «Во всех этих теориях философов и философии мы можем заметить полную противоположность богословию и вообще учению Церкви и жизни по двум главным вопросам. Один — это содержание философии, а другой — методология, которую философы применяют, приходя к таким заключениям. Все эти философские взгляды были отвергнуты Отцами Церкви. Церковь не принимает ни учение об идеях, ни сущности Бога, как ее описывают философы, ни предсуществование души, ни вечность мира и времени, ни освобождение человека, заключающееся в том, что душа должна покинуть тело, которое является ее темницей, ни то, что Бог является первым неподвижным движимым (двигателем). Наоборот Святые Отцы, излагая истину Церкви, говорят, что Бог это не «благая мысль», как говорил Платон, а личностный Бог, Который открывался Пророкам, Апостолам и Святым. Душа не предсущестовала, а она создана Богом одновременно с телом. Тело не является темницей для души, но вместе с душой тело составляет человека, потому что тело это не весь человек, как и душа это тоже не весь человек. Святые Отцы также учат, что мир не начал существовать в результате его отпадения от так называемого реального мира, мира идей, но он был создан Богом совершенным. Они также учат, что мир был создан «из ничего», и что он управляется нетварным Божественным Промыслом и нетварной управляющей энергией-действием Бога. Святые Отцы также учат, что любовь это не только движение человека к Богу, как говорил Платон, и она также не является выражением бессилия человека, который направляется к первому неподвижному двигателю, чтобы почувствовать полноту, а это совершенная энергия-действие. Бог не просто неподвижный двигатель, а Он в тоже самое время направлен к человеку. Он движется и движим. Любовь не является причиной человеческой слабости, болезненности, так как Бог Сам, Тот Кто есть любовь, и является предметом любви, также именуем любовью. Я упомянул кратко точки зрения Святых Отцов, которые противопоставляли себя философии»[6].

Так как же относиться христианам к Платону?

Так как же относиться христианам к классическому философскому наследию?  Вот совет святителя Григория Паламы, не только богослова, но также мыслителя,  хорошо  знавшего тонкости философии: «…мы не мешали бы обучаться внешней науке желающим из тех, кто не избрал монашеской жизни, но всю жизнь заниматься ею никоим образом не советуем никому, а ожидать от нее каких-либо точных познаний о божественных предметах и вовсе запрещаем, потому что от нее нельзя научиться ничему надежному о Боге»[7].

А митрополит Навпактский Иерофей (Влахос) напоминает нам, как  византийская Церковь рекомендовала христианам относиться к философии: «В «Синодике Православия», о котором мы уже упоминали, хотя те, кто принимают древнюю философию и подпадают под анафему, тем не менее, это делается не по злобе и ненависти, а с любовью и милосердием, чтобы они смогли обратиться и последовать по верному и правильному пути, по пути исцеления. Те, кто изучают древнюю культуру, не подлежат анафеме. Существует явное различие между теми, кто принимает древнюю философию,  и кто ее изучает. Анафеме подвергаются те, «кто принимает эллинские учения, а не те, кто просто их изучает, под анафему подпадают те, кто следуют этим ложным учениям и даже верят им, и принимают их как истину, те,  кто пристрастились к ней, в то время как другие, иногда тайно, иногда явно и открыто ее вводят и пламенно ей обучают»»[8].

А что думают философы соотношение   философии и богословия в постижении   истины?   Увы, за  редкими исключениями они  не могут честно, непредвзято  оценить это соотношение.  Одним из   исключений является наш известный философ Виктор Тростников. Вот как он, например,  рассуждает на эту тему в контексте оценки  творчества   «религиозного философа»  Николая Бердяева: «Бердяев, который в целом был грамотным комментатором Священного Писания и тем самым утверждал его ценность, не удержался от отсебятины: объявил первоначалом всего сущего не Бога, а свободу, за которой уже следует Бог. Отрывать один из атрибутов Бога, каковым является свобода, от Его Личности и объявлять этот атрибут самостоятельным безликим началом – значит идти не за Христом, а за Платоном, который возводил на вершину своей пирамиды идей отвлеченное «благо»»[9].

Честное признание философа:  истины  философские и истины религиозные (богословские) соотносятся также как  Платон и Христос.   И идти, соответственно, надо за Христом, а не за Платоном.

О православном богословии и «синтезе» западной теологии и философии.

В  начале своего размышления я специально подчеркнул, что философия у меня  сравнивается не с богословием (теологией) «вообще», а с богословием православным. Между православным богословием и западной (католической и протестантской) теологией существуют принципиальные различия. Православное богословие   в наше время, после окончания Вселенских соборов,   развивает в спорах об истинах веры своё основное учение, состоящее из догматов в отличие от западной теологии.  Развиваются только христианская герменевтика, патрология, церковная история, церковная археология, иконопись, архитектура, искусствоведение,   каноническое право и другие дисциплины, входящие в блок богословских наук или сопряженные с ним. Православные догматы используются богословами для того, чтобы отвечать на вызовы времени и объяснять  верующим, как нельзя истолковывать вероучение и философию (борьба с разного рода ересями).

В то же время западные теологи с гордостью заявляют, что они занимаются «развитием» богословия. А что получается в результате?  — Та теология, которая сегодня существует в католицизме и протестантизме, в значительной степени  утрачивает «видовые» признаки богословия.

Во-первых,  теология на западе в значительной степени  редуцировалась до  «теории». Она стала  «школьным», или «схоластическим»[10] богословием. Задействовано лишь рациональное мышление.  Практическая ее часть (аскетика) почти полностью исчезла, душа (сердце) «отдыхает».

Во-вторых, католическая теология взяла на вооружение догматы, которые не были одобрены на Вселенских Соборах и которые находятся в противоречии со Священным Писанием и Священным Преданием. Прежде всего, речь идет о поправке догматического характера к Никео-Цареградскому Символу веры – «филиокве»[11]. Поправка «филиокве» была впервые введена еще в 589 г. на  Толедском  соборе в Испании. Утверждена в Риме на коронации германского императора Генриха II в 1014 году, при папе Бенедикте VIII. Послужила причиной отпадения западной части церкви (римо-католической) от Христианской Церкви, формального зафиксированного в 1054 году.  Затем последовали новые догматические «новшества», которые  утверждались на католических соборах. Это следующие догматы:

1) о «чистилище»  (сформулирован в 1439 году на Ферраро-Флорентийском соборе, подтвержден в 1563 г. на Тридентском соборе);

2) о «непорочном зачатии Девы Марии» (1854 г.);

3) о «безгрешности папы в делах веры и морали» (Первый Ватиканский собор, 1870 г.);

4) о «вознесении Девы Марии» (1950 г., подтвержден на Втором Ватиканском соборе,  1964 г.).

Православие признает Вселенскими семь Соборов, прошедших до великой схизмы 1054 года, а вот  католицизм признает Вселенскими двадцать один Собор, в том числе проходившие после великой схизмы.   Официальным учением Римско-Католической церкви стала теория «догматического развития», сформулированная кардиналом Ньюменом.    В католическом мире, в особенности в англоязычных странах, Джон Генри Ньюмен (1801 — 1890) считается одним из выдающихся религиозных мыслителей и литераторов XIX века — «эпохи агностицизма и эволюционных теорий»  — апологетом, столпом католической богословской науки. В одной из энциклопедических статей о Ньюмене писали: «Среди звезд литературы его времени Ньюмен выделялся чистым сиянием христианской веры, светившим в его жизни и его произведениях. Он был единственный англичанин своей эпохи, который отстаивал древнюю веру при помощи знаний, которыми обладал как исключительный богослов, шекспировской силой литературного слога и горячностью, достойной святого».  В наше время католические богословы считают, что богословское наследие Джона Генри Ньюмена определило путь развития новой теологии, ставшей фундаментом современного католицизма — католицизма после II Ватиканского собора[12].

В-третьих, в западных христианских конфессиях теология  давно уже подвергается «разбавлению»  различными философскими идеями, происходит ее «обмирщение», вера замещается рациональными «умствованиями». Причем в западной теологии это процесс не стихийный, а вполне осознанный. Те же самые католики называют это «синтезом» философии и богословия, традиции которого, по их мнению, берут начало от Фомы Аквинского. Уже в католической Европе был достигнут глубокий «синтез» богословия и философии, продуктом которого стала «схоластика». Между прочим, даже трудно сказать, является ли схоластика богословием или философией.  В зависимости от пристрастия авторов схоластику подают то как философию, то как теологию[13].

Впрочем, протестантские интеллектуалы добились еще больших успехов на почве такого «синтеза». «Заражение» протестантской теологии духом философии привело к тому, что в этой теологии стало появляться большое количество школ. Пошел процесс «дробления» протестантской теологии подобно тому, как происходит дробление и размножение философских школ и направлений.  В основном это различные виды либеральной теологии, пришедшей на смену ортодоксальной (классической)  протестантской теологии времен Лютера. «Либераль­ная протестантская теология зародилась на рубеже18-19 вв. и занимала одно из центральных мест в раз­витии протестантизма от Ф. Шлейермахера до раннего К. Барта. Она была отмечена стремлением перенести центр тяжести христианского учения со сверхъесте­ственных на этические и социальные аспекты, что оз­начало отказ от исторической христианской догмати­ки. Библия при этом рассматривается в либеральной теологии не как Откровение, а как продукт человечес­кого религиозного творчества, неизбежно ограничен­ного историей и культурой и потому не обладающего абсолютным авторитетом»[14].

Тема «перемешивания» богословия и философии очень обширна, она не вмещается в формат моих заметок.   Здесь я хочу подчеркнуть, что в результате обозначенных выше   причин «размывания» теологии грани между философией и  теологией в западной цивилизации также активно размываются. Различия между этими двумя институтами исчезают на наших глазах. Именно поэтому на Западе для людей философия и теология воспринимается как что-то очень похожее. Или  как  один и тот же «товар», имеющие разные фирменные названия.

 

Русская религиозная философия: опыт «синтеза».

К сожалению, указанные негативные процессы в западной теологии создали угрозу и для православного богословия. Те или иные «новации» в западной теологии  фиксировались и  оценивались Восточной Церковью.

Так, после I  Ватиканского собора   (1870 г.)    взятую католиками на вооружение теорию Ньюмена.  Одни православные авторы полагают, что концепция «догматического развития» не приемлема для Восточной Церкви, поскольку все догматы уже сформулированы. Другие  не исключают возможность появления новых догматов.   Наконец, третьи  считают приемлемым «догматическое развитие», но  лишь в  смысле все более точного словесного определения догмата и все более точного выражения в слове познанной Истины.  В то же время это развитие не означает, что прогрессирует или развивается «понимание» Откровения[15].   Слава Богу, в своей массе православные богословы стоят на позиции недопустимости   догматических «новаций». Имеющихся догматов вполне достаточно для того, чтобы отражать любые ереси.  

Вместе с тем, усиливается «схоластическое» начало в богословии (по крайней мере, том, которое преподается в духовных учебных заведениях). Что воспринимается как негативный процесс[16].  

И что особенно опасно: делаются попытки «синтеза» богословия и философии. Правда, слава Богу, пока инициатива такого «синтеза» исходит преимущественно от философов, а не богословов. Появление в конце 19 – начале 20 вв. так называемой «русской религиозной философии» – яркий пример попытки такого «синтеза» со стороны некоторых отечественных интеллектуалов (Николай Федоров, Владимир Соловьев, Сергей Трубецкой, Евгений Трубецкой, свящ. Сергий Булгаков, свящ. Павел Флоренский, Николай Бердяев и ряд других).  Отчасти причиной появления русской религиозной философии стало то, что в России происходило охлаждение веры, особенно дух нигилизма и даже атеизма захватил российскую элиту (в том числе интеллектуальную). Представители русской религиозной философии пытались по-своему вдохнуть в жизнь в христианство. В том числе компенсируя вялость академической богословской науки, не отвечавшей адекватно на вызовы времени.   

Идеологом и вдохновителем такого «синтеза» был Владимир Соловьев. Кем был Соловьев: богословом или философом? Известный богослов прот. Георгий Флоровский писал: «Гениальный, но страстный (в аскетическом смысле этого слова) Соловьев не причислял себя к богословам. Он оставался мыслителем на философской почве, даже противопоставляя себя «отеческим богословам», часто строя церковный синтез из нецерковного опыта»[17].

В своей известной работе «Основы цельного знания»  Соловьев писал: «Не подлежит никакому сомнению, – писал он, – что первый, древнейший период человеческой истории представляет как свой господствующий характер слитность, или необособленность, всех сфер и степеней общечеловеческой жизни. Не подлежит никакому сомнению, что первоначально не было ясного различия между духовным, политическим и экономическим обществом… Так же слиты были теология, философия и наука, мистика, изящное и техническое художество… Степень абсолютная, степень формальная и материальная, затем сферы творчества, знания и практической деятельности собраны здесь в одном фокусе. В области знания в эту эпоху, собственно говоря,  нет совсем различия между теологией, философией и наукой – вся эта область представляет одно слитное целое, которое может быть названо теософией»[18].   Опять звучит слово «теософия» (которое незадолго до этого ввела в широкий оборот Елена Блаватская).  Именно так представлял себе конечный результат «синтеза» этот философ.  Потом, по понятным соображениям, слово «теософия» из работ представителей русской религиозной философии стало исчезать[19].  Но  дух теософского мистицизма остался.   Идея соловьевского «синтеза» привел к появлению целого ряда ересей – софианства, экуменизма, хилиазма, «ноосферного космизма», «философии общего дела» и др.

После Соловьева в русской религиозной философии появились такие «мыслители», которые вообще посчитали, что могут обойтись без богословия.  Что новая философия вполне «самодостаточна» и более эффективно может решать проблемы религиозно-духовной жизни. Один из таких радикалов Николай Бердяев вообще дошел до отрицания богословия:  «Не только философия не должна быть прислужницей теологии, но, быть может, и самой теологии не должно быть. Философия должна быть органической функцией религиозной жизни, а не прислужницей теологии — это разница огромная. Философия не может и не должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины. Философия, которая будет искать своей пищи в религиозном опыте, не только не будет схоластикой, но именно она будет противоположна всякой схоластике. … Схоластическое богословие и есть разобщение с тайнами религиозной жизни, оно свидетельствует о том, что опыт религиозный иссяк, и подменяет опыт отвлеченным мышлением»[20].  По мысли Бердяева, теология  представляет собой  «навязанное воспоминание о былой религиозности».  А вот еще «перл» философской мысли Бердяева из той же работы: «…для богословского исследования совсем не нужна живая религиозность субъекта, хотя и требуется формальная принадлежность к какому-нибудь вероисповеданию»[21].   А в «Философии свободы» Бердяев буквально ставит ультиматум богословию: «Догматическое богословие должно уступить место религиозной философии»[22].

Попытки возрождения в России «духовности» с помощью философии оказались неоднозначными. Скорее —  разрушительными. Как признает современный русский философ Виктор Тростников, «…опыт русской религиозной философии Серебряного века…отрицателен, он учит не тому, как надо, а тому, как не надо возвращаться к Богу. Она продемонстрировала, что возвращаться к учению Христа, как-то его модернизируя, совершенно недопустимо…если философия хочет помочь человечеству выйти из кризиса, она должна смирить свою гордыню и начать сотрудничать с православным богословием. Это не только не унизит ее, но, наоборот, значительно возвысит»[23].

Примечательно, что официальная богословская наука достаточно слабо реагировала на появление различных слишком «оригинальных» идей русской религиозной философии. Некоторые авторы полагают, что это было обусловлено тем, что такие идеи формально не квалифицировались как «ереси», а рассматривались как частные мнения философов (а не богословов). Таким образом,  мыслители русской религиозной философии   имели «иммунитет» от критики со стороны Церкви и богословской науки.   Однако позднее такие философские «ереси»  все-таки стали получать  должные оценки в работах наших богословов, оказавшихся после трагических событий 1917 года за пределами России.  Осмысление русской трагедии столетней давности показывает, что философские «ереси» оказали свое разрушающее влияние и на Церковь, и на русское государство.

Среди  таких критиков   «ересей» русской религиозной философии  я хотел бы особо отметить только что канонизированного  Русской Православной Церковью  святителя  Серафима Соболева,  давшего развернутую критику расцветшей в ХХ веке  пышным цветом ереси софианства[24].  В этом же ряду стоят:  архиепископ Аверкий (Таушев),  святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Иоанн (Шаховской),   иеромонах Серафим (Роуз) и многие другие. Православное богословие в целом сумело  отбить в ХХ веке атаки   энтузиастов «синтеза» и разных иных философских «модернистов».

Опасный «вирус», выведенный в лаборатории «философско-богословского синтеза»,  все-таки сумел зацепить общество, в том числе ту его часть, которая считает себя церковными людьми. Причем это относится не только к событиям вековой давности, но и к сегодняшнему дню. В качестве примера приведу высказывание известного православного миссионера прот. Олега Стеняева: «Работая с людьми, оказавшимися в различных сектах, я обнаружил определенную закономерность. Например, если человек зачитывался книгами Блаватской,  Рерихов, то он оказывался потом втянутым в секту «Аум Синрикё» или «Харе Кришна». Если человек злоупотреблял трудами таких «богословов», как о. Павел Флоренский или о. Сергий Булгаков, то он попадал в «Богородичный центр». Если чрезмерно увлекался книгами философов Владимира Соловьева, Трубецкого, Волконского, то мог оказаться среди униатов или русских католиков. Перефразируя известную пословицу, можно сказать так: «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, в какой секте ты можешь оказаться». В этом нет ничего удивительного! Лжеименные знания, вредные знания уводят человека из Церкви и наносят непоправимый вред его душе»[25].

 

Экуменизм и его философское «обоснование»

 

Сегодня главным вызовом для Православия становится ересь экуменизма, которая выражается в попытках обосновать «всехристианское единство». Экуменизм (греч. οἰκουμένη, обитаемый мир, вселенная) — идеология, обосновывающая  сближение и объединение различных христианских церквей (конфессий), один из механизмов межхристианских отношений. «Экуменизм — это современное лжеучение, искажающее православный догмат о единстве и святости Церкви Христовой. Согласно его доктрине, созданная Господом Иисусом Христом и Святыми Апостолами Церковь некогда разделилась на части, «осколки» — различные конфессии (православие, католицизм, протестантизм), в каждом из которых в той или иной степени содержится истина Божия и возможно душевное спасение. А в более широком смысле экуменизм учит о неких «семенах истины» во всех религиях, в том числе и нехристианских, и призывает к объединению сначала исповедующих Христа «церквей», а затем всех вообще «людей доброй воли»»[26].

А за  «всехристианским единством» идеологов экуменизма маячит план  создания так называемой «всемирной религии» и «мировой церкви». Еще в 70-е годы прошлого века об этом плане писал выдающийся православный богослов современности Серафим Роуз[27].

В том числе для этого используются и работы современных философских «мыслителей» модернистского толка, пропагандирующих идеи «всечеловечества», «интернационализма», «мондиализма», «глобализма»[28].  План врага рода человеческого прост: от «синтеза» философии и богословия перейти к «синтезу» «церквей» и созданию «мировой церкви».

 Первоначально ведущая роль в экуменизме принадлежала протестантским организациям.  Понятие «экуменизм» было предложено в 1937 году теологами Принстонской теологической семинарии. Но сегодня ересь экуменизма проникает также в Православие. Последняя попытка «синтеза» «церквей» была предпринята на так называемом «всеправославном соборе» на Крите в июне 2016 года. Это нашло свое отражение в документе, который был принят на критской встрече, – «Отношения Православной Церкви с остальным христианским миром»[29].  Очень уж некоторые формулировки из документов, родившихся на «всеправославном соборе», напоминают формулировки и мысли из работ основателя русской религиозной философии Владимира Соловьева. Я имею в виду идеи его «философии всеединства». В одной из своих первых публичных лекций «Исторические дела философии» В.С.Соловьев назвал первоначальной философской интуицией провозглашение «нового, неслыханного слова: все есть одно». Следовательно, обособившееся, разделившееся множество явлений этого мирового человечества  есть проявление единой сущности. «Все есть одно — это было первым словом философии, и этим словом впервые возвещались человеку его свобода и братское единение». Из этой первоначальной идеи родилась соловьевская «этика всеединства» (работа «Оправдание добра», 1887 г.). А затем  В.С. Соловьев дошел и до религиозно- — философского обоснования всемирной теократии (работы 1880-х годов: «История и будущность теократии», «Россия и вселенская церковь», «Великий спор и христианская политика»).

Современный исследователь Н. Сомин пишет: «Соловьев указывает, что Церковь разделенная бессильна против мировых сил зла. А потому для решения задачи преображения общества жизненно необходимо соединение церквей. В этом вопросе воззрения Соловьева проделали значительную эволюцию. Сначала, в свой славянофильский период, он указывает на неправду папизма и под единой Церковью понимает Восточную церковь. Затем он признает и католичество за часть Единой церкви и говорит об объединении двух ветвей. Наконец, в своих французских книжках (прежде всего в книге «Россия и вселенская церковь») он высказывает убеждение, что в вопросе разделения церквей Восточная церковь не права, и что она должна покаяться и признать верховенство римского первосвященника»[30].

В той же статье Н. Сомин   отмечает, что   «всемирная теократия»  Соловьева вызвала яростную критику в русском обществе. Против нее выступили буквально все известные публицисты, философы и общественные деятели. Биограф Соловьева К. Мочульский, сам  поклонник идей Соловьева, рассказывает, какую реакцию вызвала эта   «синтеза» и «всемирной теократии»  у   русского мыслителя   Константина Леонтьева, когда она была высказана особенно ярко в статье-лекции Соловьева «Об упадке средневекового мировоззрения». Мочульский пишет: Когда Леонтьев понял, что Соловьев сближает христианство с гуманистическим прогрессом и демократией, он возненавидел его так страстно, как страстно раньше любил. Леонтьев первый закричал о том, что путь Соловьева ведет к пропасти, что в его величественном строительстве теократического царства есть какая-то зловещая ложь. Он первый почуял в деле Соловьева веяния «антихристова духа»»[31].

Фактически еще в конце 19 века Владимир Соловьев подготовил философское обоснование нынешней ереси экуменизма.  Это яркий пример того, как  философия может наносить серьезный вред христианству.

 

Заключение.

 

В заключение хочу обратить внимание на один аспект философии, который почему-то выпадает из поля зрения многих думающих людей.   Для начала  приведу одно из  определений   философии. Она   является  «особой формой общественного сознания и познания, вырабатывающей систему знаний об основаниях и фундаментальных принципах человеческого бытия, о наиболее общих сущностных характеристиках человеческого отношения к природе, обществу и духовной жизни»[32].   Автор определения — Степин Вячеслав Семенович, академик, долгое время возглавлявший Институт философии РАН, президент Российского философского общества. Он, наверное, самый «профессиональный» философ  в России на сегодняшний день.  У такого профессионала «оговорок по Фрейду» не бывает. Так вот он, прежде всего, отмечает,  что философия – «форма общественного сознания и познания».   Это расходится с  привычными  представлениями: мол, философия – дело частное,  это форма индивидуального сознания и познания, каждый волен выбирать (или создавать) свою собственную философию и т.п.

Думаю, что действительно, академик прав: некоторые философские идеи и теории  не остаются достоянием их авторов и их ближайших коллег и друзей. Они могут  захватывать значительные слои общества, превращаются в «общественное сознание», причем,  иногда владеют душами и умами многих поколений. Примечательно, что  отдельно взятый человек может быть беспредельно далек от философии, но при этом находиться под гипнозом и властью тех или иных философских  идей (об этом не подозревая). Один из моих знакомых философов пошутил:  в истории России было два ига. Одно из них – татаро-монгольское иго. А другое – иго немецкой классической философии, которое длится уже более двух веков и продолжается до сих пор. А ведь это действительно так, мы просто об этом не задумываемся.

Об этом, к сожалению, часто не задумываются и «профессиональные философы». В этом нет ничего удивительного, так как они всю жизнь читают книги «раскрученных» философов, фактически  «агентов влияния» врага рода человеческого. Они живут в своем «философском гетто», куда свет Истины и воздух Правды попадают лишь в малых дозах. В качестве примера приведу  признание  уважаемого мною философа Виктора Тростникова.  Он действительно воцерковленный  человек, который  пытается открыть   «философского гетто». Для того, чтобы  туда проникали свет и воздух. В предисловии к своей книге «Вера и разум» он пишет, что готовил (с помощью своих коллег)  курс лекций по европейской философии для студентов Российского Православного Университета им. Иоанна Богослова.  Как пишет Тростников, результате такой подготовки «…нам удалось уточнить само понятие «философии» как науки об «отвлеченных началах» (метафизики) и вывести ее за пределы «философствования» (вроде того, каким занимались французские просветители XVIII века), а затем постепенно избавиться от гипноза послекантовской «немецкой классической философии (курсив мой – В.К.)»[33].   Честное признание философа: первыми и главными   философского гипноза оказываются сами философы.

Так вот работ, которые бы раскрывали, каким образом философские идеи начинают завладевать обществом, миром, человечеством, крайне мало. Мой поиск работ на эту тему оказался не очень продуктивным. Удалось найти лишь несколько публикаций по двум конкретных аспектам: 1) влияние марксистской философии  на формирование идеологии и политики СССР; 2) влияние философии Ф. Ницше на идеологию и политику III Рейха. В  рамках философии появилась специальная дисциплина «Политическая философия» (на Западе она существует уже сравнительно давно, у нас она стала внедряться в обучение  с конца прошлого века).  Казалось бы,  в ней можно было бы найти ответы на интересующие нас вопросы. Однако, уровень «абстрактного мышления» в учебниках по политической философии таков, что они не  проясняют действие конкретных механизмов влияния философских идей на идеологию и политику общества. Как пишут энциклопедии, предметом «политической философии» являются  «политические рефлексии» человека.  «Неотмирность» курсов политической философии просто поражает[34].

А ведь  современному человеку  очень важно  понимать, каким образом, философские идеи «овладевают массами». Без этого нельзя понять ни истории, ни тенденций сегодняшнего дня. Кое-что об этом можно найти в работе известного русского мыслителя Льва Тихомирова «Религиозно-философские основы истории» (написана век назад).  В своем фундаментальном историософском исследовании Лев Александрович пытается объяснить ход истории не через призму «классовой борьбы», деятельность харизматических личностей (типа Александра Македонского или Наполеона), не через какую-то оккультную или каббалистическую мистику, а через борьбу идей. Идей, оформленных в виде религиозных учений,  «тайных» доктрин, политических программ  и различных философских теорий. Причем, по Тихомирову, чем ближе к нашему времени, тем роль философских теорий и идей в обществе и истории выше[35].

Большую популярность получила вышедшая в начале прошлого века работа немецкого философа и социолога Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Основная идея работы проста – Реформация породила протестантизм, а протестантизм стал идейно-духовной базой, на которой началось быстрое развитие капитализма. Все правильно. За «кадром» осталось только объяснение того, откуда взялась протестантская доктрина, которая через некоторое время после революции Лютера была положена на бумагу первыми протестантскими богословами.  Это были богословы «в первом поколении», которые до этого были философами или просто людьми, которые интересовались философией. Макс Вебер показал в своей книге протестантизм как достаточно «застывшую» религиозную доктрину.   Между тем, протестантская доктрина постоянно развивалась и изменялась. Кем? — Все теми же «креативными» богословами. Что их  подталкивало на занятие таким   «творчеством»? – Да, прежде всего, та самая невинная философия, которую привыкли считать уделом «чудаков». Еще раз повторю: об этом написано мало. Но факт влияния философии на историю и общество серьезные специалисты признают. Вот что, в частности,  говорит  Виктор Тростников по вопросу о влиянии «немецкой классической философии» на развитие протестантизма: «…она (указанная философия – В.К.)  является, в сущности, идеологическим инструментом протестантской цивилизации, представляемым всему миру как высший образец человеческой мудрости»[36].  Эта философия не стояла на месте.  Ее развивали и «углубляли» последовательно такие гиганты мысли, как Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель.  При этом не стояла на месте протестантская теология, модернизируясь под влиянием свежих философских идей.  На основании имеющихся в моем распоряжении источников выстраивается примерно следующая цепочка причинно-следственных связей (применительно к Европе 18-20 вв.): появление новых философских теорий – модернизация теологических доктрин – изменение общественного сознания – развитие капитализма[37]. Думаю, что с учетом высказанных соображений не лишней была бы книга с названием: «Немецкая философия и дух капитализма». Она бы очень дополнила упомянутую выше  работу Макса Вебера. Почему такой книги до сих пор не появилось? – Потому что кто-то очень не хочет «засвечивать» своих «агентов влияния».

Хотя сегодня говорят о кризисе философии (это факт, с этим спорить нельзя), однако это не означает, что  философия  перестает быть формой «общественного сознания». Философские идеи продолжают незримо властвовать над умами и душами миллионов людей, просто люди (да порой даже и некоторые «профессиональные» философы) этого не замечают. Впрочем, здесь я поставлю точку. Данная тема настолько серьезна, что заслуживает отдельного разговора.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---