…Они не знали и не могли знать, что генералы ещё победоносно наступавшей на Москву, Ленинград и Киев германской армии через пятнадцать лет назовут этот июль сорок первого года месяцем обманутых ожиданий, успехов, не ставших победой.
22 июня 1941 года нацистская Германия напала на Советский Союз. Гитлер намеревался разгромить СССР в считанные месяцы, однако его планам не суждено было сбыться. В первую очередь благодаря героизму наших солдат и офицеров…
Одним из мифов, который с перестроечных времён настойчиво тиражируют фальсификаторы нашей истории, является «утка» о том, что будто бы в начале Великой Отечественной войны чуть ли не все советские солдаты и офицеры, бросив оружие, либо бежали, либо сдавались врагу, не желая защищать «прогнивший сталинский режим». Но сторонники «концепции бегства красноармейцев» забывают ответить на простые, казалось бы, вопросы. Если все бежали, то почему Германии не удалось осуществить план «Барбаросса»? Почему СССР не был разгромлен? И кто тогда сорвал фашистский блицкриг?
Паника в начале войны действительно возникла, хватало проблем в управлении войсками. Так, 22 июня в распоряжении войскам Западного фронта генерал Дмитрий Павлов констатировал: «Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников. Думать об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, которых к тому же сопровождают красноармейцы, то есть люди боевого расчёта. Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирами не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу».
Впрочем, не на высоте положения оказался и сам командующий фронтом. Располагая примерно равным с противником количеством сил и средств (а по танкам даже превосходя его), Павлов не смог отразить удар противника. Его войска были развиты, а наши потери в Белорусской стратегической оборонительной операции 22 июня – 9 июля 1941 года составили 417729 военнослужащих из 625 тысяч, участвовали в боях. Среднесуточные потери личного состава оказались самыми большими за всю войну – более 23 тысяч человек.
Но было не только это.
Небесный бой
Несмотря на то, что вражеская авиация и артиллерия в первые дни войны уничтожила тысячи советских самолётов, среди наших летчиков нашлись те, кто сумел дать достойный отпор врагу. Некоторые из них упомянуты в донесении начальника управления политпропаганды Северо-Западного фронта бригадного комиссара Карпа Рябчего от 5 июля 1941 года:
«Большинство лётного состава в борьбе с противником проявляет мужество и отвагу.
Заместитель командира 15 иап капитан Добженко в первый день войны совершил 8 боевых вылетов. В последний вылет он бесстрашно вступил в бой с группой вражеских самолётов. Отважно и умело сражаясь с врагом, Добженко сбил два самолёта противника. Затем в неравной борьбе геройски погиб.
Звено самолетов 61 иап под командой старшего лейтенанта Андрейченко вступило в бой с 9 вражескими самолётами. Лётчик этого звена старший лейтенант Камышенко попал в тяжёлое положение. На него наседали несколько самолётов противника. К нему на помощь поспешил Андрейченко и сбил один вражеский самолёт, чем выручил товарища. Не удовлетворясь этим, Андрейченко упорно вёл атаки на врага. После длительного боя отважно погиб в неравной борьбе.
В 15 иап старший лейтенант Дмитриев, героически борясь с врагом, сбил 3 бомбардировщика противника, лейтенант Шульц – 2 бомбардировщика и сам героически погиб.
Лётным составом 15 иап с 22.6 по 1.7 в воздушных боях сбито 13 вражеских самолётов. Подобные примеры имеются и в других частях».
До сих пор не ясно, кто первым из советских лётчиков ранним утром 22 июня совершил таран. Всего таких героев было более 20, а воевали они далеко друг от друга. Со слов очевидцев известно, что наручные часы командира авиазвена 46-го истребительного авиационного полка старшего лейтенанта Ивана Иванова замерли на отметке 4 часа 25 минут, когда его машина, протаранив «Хейнкель-111», упала на землю. Из-за малой высоты Иванов не смог воспользоваться парашютом.
В начале пятого часа утра свой подвиг совершил и младший лейтенант Дмитрий Кокорев. Когда боеприпасы закончились, Кокорев рубанул самолёт противника в районе хвостового оперения. В отличие от разбившегося немца, наш лётчик сумел посадить повреждённую машину. В расположение авиаполка он вернулся пешком.
Уцелел и лейтенант Пётр Рябцев. В небе над Брестом он протаранил Ме-109, после чего благополучно приземлился на парашюте. Почти все остальные герои-лётчики погибли. В их числе – старший лейтенант Пётр Кузьмин, совершивший таран «мессершмитта» неподалёку от Гродно.
Сведения о том, как сражались лётчики в начале войны, есть в воспоминаниях фронтовиков. Иван Баграмян, встретивший войну в должности начальника оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа, писал: «Командир эскадрильи 86-го бомбардировочного полка капитан С. П. Жуков в единоборстве с тремя фашистскими истребителями сбил один из них, но и сам был подбит. Он выбросился с парашютом, с трудом добрался до своего аэродрома и, едва ему успели перебинтовать ноги, снова вылетел на боевое задание».
Немцев потрясли решимость, с которой советские лётчики шли на тараны. Генерал люфтваффе Вальтер Швабедиссен, признав, что они «игнорировали чувство самосохранения», резюмировал: «Русские ВВС своей упорной решительностью и гигантскими жертвами (вспомним их тараны!) смогли предотвратить своё полное уничтожение и заложить предпосылки своего будущего возрождения».
В боях под Перемышлем
В то время, когда лётчики совершали подвиги в небе, на земле первыми отпор врагу дали пограничники и бойцы приграничных укреплённых районов. На помощь им пришли отдельные стрелковые роты и батальоны войск оперативного прикрытия, располагавшиеся в 3 – 5 км от государственной границы.
Отрадно, что о защитниках Брестской крепости написаны книги и сняты фильмы. Но были и другие высочайшие проявление героизма, о которых, увы, мало кто знает.
Вот, например, Перемышль (ныне польский город Пшемысль). Он известен исключительно тем, что век назад, 22 марта 1915 года после 194 дней осады был взят армией императорской России, а затем в крепости, которую называли ключом к Западной Галиции, побывал Николай II. Авторы 12-томного исследования «Великая Отечественная война 1941 – 1945 годов» июньскому сражению 1941 года за Перемышль уделили лишь несколько строк: «В 26-й армии генерала Ф. Я. Костенко высокую активность проявляла 99-я стрелковая дивизия, оборонявшая Перемышль. Город трижды переходил из рук в руки. Вместе с воинами дивизии мужественно сражались пограничники 14-й заставы лейтенанта А. Н. Патарыкина, сводного батальона под командованием старшего лейтенанта Г. С. Поливоды, а также отряд из 187 местных жителей».
После Первой мировой войны Перемышль достался Польше, а в 1939 году по нему, а точнее по мосту через Сан, прошла государственная граница СССР. На восточном берегу реки находился советский Перемышль, на западном – Прёмзель, принадлежавший Генерал-губернаторству. Упомянутая 14-я застава входила в состав 92-го Перемышльского погротряда. Пограничники были вооружены винтовками, гранатами, станковыми и ручными пулемётами. Мосты через Сан охраняли подразделения 66-го полка 10-й дивизии войск НКВД.
Ранним утром 22 июня немецкая артиллерия открыла огонь по Перемышлю. Под его прикрытием части 17-й армии генерала Карла фон Штюльпнагеля пошли в наступление. Перед ними стояла задача захватить железнодорожные мосты через Сан «в неповреждённом виде». Бывший тогда начальником Перемышльской погранзаставы Александр Патарыкин вспоминал: «Основные силы немцы «сосредоточили у железнодорожного моста. Туда направлен с пятью пограничниками мой заместитель лейтенант Пётр Нечаев. Ему помогали командир отделения Ржевцев с пограничниками Водопьяновым и Ткачевым и старшина Привезенцев с группой бойцов… Восемь атак до полудня предприняли гитлеровцы и каждый раз откатывались с большими потерями. Потерпев неудачу в лобовых атаках, фашистское командование бросило в обход группы Нечаева несколько отрядов автоматчиков на резиновых лодках и одновременно предприняло новые атаки на мост. Противнику удалось форсировать Сан. К этому времени на мосту был жив только лейтенант Нечаев». Он подпустил врага на близкое расстояние и взорвал последние гранаты. Ценой собственной Нечаев отбил очередную атаку захватчиков.
Севернее и южнее Перемышля героически сражались с захватчиками другие заставы 92-го погранотряда и гарнизоны огневых точек укреплённого района. Первым огонь по гитлеровцам из 76-мм пушки открыл гарнизон дота, которым командовал младший лейтенант П.И. Чаплин. Он расстрелял товарный поезд на противоположном берегу Сана, уничтожил склад горючего и отразил несколько попыток врага переправиться через реку. Иван Баграмян встретивший войну в должности начальника оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа, вспоминал: «На дот, в котором сражался гарнизон младшего лейтенанта Чаплина, фашисты обрушили сотни бетонобойных снарядов. Бойцы оглохли от грохота. Почти все были изранены осколками бетона, отлетавшими от стен. Дым и пыль не давали дышать. Иногда дот надолго замолкал. Но стоило гитлеровцам подняться в атаку, маленькая крепость оживала и косила врага метким огнём. Фашистам удалось захватить железнодорожный мост через реку Сан. Но воспользоваться им они не могли: мост находился под прицелом пулемётов советского дота. И так продолжалось целую неделю, пока у храбрецов не кончились боеприпасы. Только тогда фашистским снайперам удалось подтащить к доту взрывчатку. Лейтенант Чаплин и его подчинённые погибли, не покинув своего поста».
Первый освобожденный город
Но главные события развернулись в Перемышле. 22 июня в 19 часов командир 99-й стрелковой дивизии полковник Николай Дементьев отдал приказ выбить противника из города. Это сделал именно Дементьев, а не генерал Андрей Власов, как уверял в «Архипелаге ГУЛАГ» писатель Александр Солженицын. Власов командовал дивизией лишь до января 1941 года. Перегруппировавшись, утром 23 июня советские войска при поддержке отряда народного ополчения, собранного секретарём Перемышльского горкома ВКП(б) Петром Орленко, атаковали захвативших город немцев и к вечеру выбили их за реку. Перемышль стал первым городом, которой гитлеровцы вынуждены были оставить. Более того, батальон старшего лейтенанта Григория Поливоды ворвался в Прёмзель. Благодаря Совинформбюро известие об освобождении узнала вся страна. Этот контрудар был воспринят как предвестник будущих побед.
С утра 24 июня бои в районе Перемышля разгорелись с новой силой. Потерпев неудачу в попытках захватить город лобовым ударом, гитлеровцы предприняли обходной манёвр, нанеся удар в районе села Медыки. Возникла угроза окружения всего района, оборонявшегося 99-й дивизией. Чтобы сорвать обходной манёвр противника, командир Николай Дементьев срочно ввёл в бой на этом направлении свой резерв — роту пограничников под командованием старшего лейтенанта Перепёлкина. Три дня они прочно удерживали позиции. Во время боя за село Медыки Дементьев был тяжело ранен. Его сменил полковник Павел Опякин.
Оборону Перемышля от германских и словацких войск советские войска успешно держали до вечера 27 июня. Это позволило провести эвакуацию и провести развёртывание на боевых позициях передовых частей 8-го стрелкового корпуса. Только угроза попасть в окружение вынудило командование фронта отдать приказ об отходе. Перед отступлением наши бойцы взорвали мост. В течение следующих трёх дней 92-й Перемышльский погранотряд участвовал в боях в районе Великого Любеня и села Комарно. 29 июня смертью храбрых погиб герой Перемышльского контрудара старший лейтенант Григорий Поливода.
На вражескую территорию в первые дни войны прорвались и другие части Красной армии. Так, 26 июня при поддержке артиллерии 51-й дивизии пограничники, бойцы 23-го стрелкового полка и моряки переправились на румынский берег Дуная и с боем овладели Килией-Веке. «Это был важный опорный пункт противника, из которого обстреливались все баржи с грузами, ходившие из Одессы к Измаилу. Десантники захватили плацдарм глубиной до 3 км и шириной до 4 км, разгромив пехотный батальон, усиленный артиллерией и пулемётами, и погранзаставу… Всего в Кили-Веке были захвачены 600 пленных, 14 орудий, свыше 50 винтовок, несколько пулемётов…», — пишет историк Татьяна Малютина.
1 июля противник пришёл в себя и начал наступление. Кровопролитные бои продолжались несколько дней. Итог противостояния отражён в записке, найденной в 1958 году на бывшем плацдарме: «Июль 1941 г. Держались до последней капли крови. Группа Савинова. Три дня сдерживали наступление значительных сил противника, но в результате ожесточённых боёв под Килией в группе капитана Савинова остались три человека: капитан, я – младший сержант Остапов и солдат Омельков. Погибнем, но не сдадимся. Кровь за кровь, смерть за смерть!»
Рукопашный бой под Новозыбковом
Враг не дал времени для адаптации к суровым реалиям. В июле 1941 года под Новозыбковом Брянской области вступили в свой первый бой 90 едва успевших принять присягу новобранцев. Они были вооружены гранатами и бутылками с горючей смесью. На всю роту имелось 22 винтовки: одна на четверых! Бойцами командовал Пётр Черкасов, проучившийся в военном училище всего полтора года и лишь 5 мая 1941-го получивший звание младшего лейтенанта. Поднять в атаку необстрелянных бойцов молодому командиру удалось с третьего раза, чередуя мат с криками: «За Родину! За Сталина!»
Черкасов оставил воспоминания, которые позволяют зримо представить картину боевого крещения новобранцев: «В эту первую (и последнюю) в моей жизни рукопашную мне пришлось померяться силами с немецким офицером. Он бежал в первой шеренге и стрелял из автомата. Когда мы с ним сблизились, у него закончились патроны. Отбросив автомат, он выхватил из кобуры пистолет. У меня в винтовке патронов тоже не осталось… Я бросился на него, выбил из рук пистолет, и мы повалились на землю… Только теперь я вспомнил о своём пистолете. Пока хрипящий офицер пытался удушить меня своими жилистыми руками, я сумел вынуть пистолет из кобуры, снять предохранитель и несколько раз выстрелить. Немец сразу же обмяк, и я не без труда выбрался из-под него.
Теперь я смог, наконец, увидеть, что происходит вокруг. Шла отчаянная, но молчаливая и какая-то сосредоточенная драка. Красноармейцы бились кто чем – штыком, ножом, прикладом, голыми руками… Кое-кому удалось даже бросать гранаты в направлении приближающейся к нам второй цепочки немцев, заставляя их падать на землю. Это давало нам спасительное время для того, чтобы управиться с первой шеренгой автоматчиков. Среди мелькавших фигур я увидел политрука. Винтовку он потерял, но в драке не уступал красноармейцам. Сколько времени продолжалась схватка, я не помню. Думаю, несколько минут, но в сознании они растянулись на час, не меньше. В какой-то момент, словно по команде, немцы бросились бежать…
В бою мы потеряли 9 красноармейцев. Раненых осталось 11 человек. Мы их сразу же отправили в медпункт, где первую помощь им оказал наш военврач Горелик. Фашисты оставили на поле боя 15 трупов и 20 раненых. Последних мы тоже отправили к Горелику».
И один в поле воин
17 июля у деревни Сокольничи под Кричевом Могилёвской области 20-летний старший сержант Николай Сиротинин опроверг пословицу, что один в поле не воин. Оставшись у артиллерийского орудия, он в одиночку, прикрывая отход нашей пехоты через Сож, стал обстреливать вражескую колонну танков и грузовиков с солдатами. Чтобы закупорить проезд по дороге, Сиротинин метко стрелял по машинам в голове и в хвосте колонны – до тех пор, пока не кончились снаряды. Жизнь русского артиллериста оборвал осколок мины. Найдя у искорёженной пушки единственный труп, немцы были так потрясены, что на время забыли постулаты расовой теории. Они торжественно придали тело героя земле, дав троекратный ружейный салют, и только затем похоронили своих — 57 солдат и офицеров, уничтоженных Сиротининым.
В одиночку и до последнего снаряда или патрона сражались и другие красноармейцы. 30 апреля 2015 года «Новые известия» опубликовали свидетельство Елены Яковлевны Безручко, встретившей войну 15-летней в Семёновке Черниговской области:
«Хорошо помню бой у нашего дома на окраине села. Возле нас неожиданно появились советские солдаты – молодые парни, красавцы, вооружённые с ног до головы. Самый отважный из них, лейтенант с двумя пистолетами в руках спрашивает: «Где немцы?» Мы показали, и все побежали за ними. А по полю уже мчатся немецкие мотоциклы. Меня и сестрёнку Марийку завернула к себе в каменный погреб наша тетя Галя. А брат Ваня побежал вслед за солдатами. Когда прекратилась стрельба, мы вышли на улицу. Никогда не видела, чтобы Ваня плакал. А тут он не плакал, а рыдал. «Мы им отомстим», – повторял и повторял он. Позже брат рассказал, как лейтенант строчил из пулемёта с крыши дома, а когда был ранен (ему оторвало руку), продолжал строчить… Пока не умер. Это был настоящий герой. Люди похоронили его на обочине дороги напротив нашей улицы, а мы носили на его могилку цветы.
Ваня сдержал своё слово, уйдя вместе со своими друзьями Сашей Мариничем и Михаилом Здотой в партизаны».
23 июня на Северо-Западном фронте танкисты 28-й дивизии полковника Ивана Черняховского не только отразили атаку противника, уничтожив несколько десятков танков и орудий, но заставили гитлеровцев отступить.
28 июня попытку отбить захваченный немцами Даугавпилс предпринял 21-й механизированный корпус Дмитрия Лелюшенко. Потом Дмитрий Данилович вспоминал:
«Бой принял ожесточённый характер. Кварталы города и даже отдельные дома неоднократно переходили из рук в руки. Наши танкисты расстреливали врага в упор, давили гусеницами и броней, применяли таранные удары. Особенно отличился 91-й танковый полк полковника Ивана Прохоровича Ермакова.
Автоматчик Иван Павлович Середа из полка Ермакова в одном из боёв оказался рядом с неприятельским танком, остановившимся за укрытием и ведущим огонь из пулемёта (пушка, по-видимому, была выведена из строя). Советский воин дерзнул его уничтожить, но пулей броню не пробьёшь. Храбрец подкрался по канаве с тыла, быстро вскарабкался на танк и ударами сапёрного топора вывел из строя пулемёт и экипаж фашистского танка. Огонь прекратился. В это время в атаку поднялось все подразделение и отбросило вражескую пехоту. Затем он подорвал ещё один танк противотанковой гранатой…
В бою под Даугавпилсом рядом с Середой храбро действовал старшина Р. Ф. Фатихов (татарин по национальности), уничтоживший 6 гитлеровцев. Отличились в этом бою заместитель командира полка по политчасти Н. Г. Бояр, помощник начальника отдела политической пропаганды дивизии по комсомольской работе С. А. Дрожжин, инструктор отдела И. М. Лемешенко, разведчики В. Каманин и А. С. Данилов, впоследствии ставший Героем Советского Союза. Командир зенитной батареи 46-й танковой дивизии лейтенант А. И. Кожевников 28 июня подбил 2 неприятельских самолёта и уничтожил более трёх десятков гитлеровцев.
На соседнем участке действовал 92-й танковый полк той же дивизии под командованием майора Н. Г. Косогорского. Только за один бой он уничтожил в районе д. Сумбр 19 вражеских танков и до 200 солдат и офицеров…»
А 8-я танковая дивизия генерал-майора Эриха Бранденбергера и другие части 56-го моторизованного корпуса генерала Эриха фон Манштейна и вовсе попали в окружение – в результате внезапного контрудара, который 14 июля под Сольцами Новгородской области нанесла 11-я армия генерал-лейтенанта Василия Морозова. «Нельзя было сказать, чтобы положение корпуса в этот момент было весьма завидным… Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения… 3-й моторизованной дивизии удалось оторваться от противника, только отбив 17 атак», — сдержанно описал эти дни в мемуарах сам Манштейн. Именно тогда впервые в войне против СССР гитлеровцам пришлось организовывать снабжение окружённых подразделений по воздуху. От полного разгрома корпус Манштейна спасла дивизия СС «Мёртвая голова» и две пехотные дивизии 16-й полевой армии. Понёсшую серьёзные потери танковую дивизию отправили в тыл. 56-й корпус приостановил наступление на Ленинград.
«Навсегда становились солдатами»
Немецкий генерал и историк Курт фон Типпельскирх в своей «Истории Второй мировой войны» признал: «Русские держались с неожиданной твёрдостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось… Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению».
Оказавшиеся в экстремальной ситуации красноармейцы вели себя по-разному. Были те, кто срывал знаки отличия и бросал оружие. Константин Рокоссовский, командовавший в начале войны 9-м механизированным корпусом, посетовав на то, что многие бойцы и командиры из окружения «выходили с голыми руками», заметил:
«Во время тяжёлых боях мы нашли необычный источник пополнения: в лесах близ Клевани бродило тогда много людей – и отдельные бойцы, и группы, оказавшиеся оторванными от своих частей; мы их собирали и направляли… в наши пехотные полки. В большинстве это были неплохие люди, но растерявшиеся в тяжёлой и непривычной обстановке. Огромной силы внезапный удар, стремительное продвижение врага в глубь территории ошеломили многих. Нелегко было избавиться от шока.
Вид организованного и борющегося боевого коллектива отрезвлял их, и они снова – и, думаю, навсегда – становились солдатами. Эти люди в ближайших боях хорошо себя показали».
В романе Константина Симонова «Живые и мёртвые» есть строки, посвящённые героям лета 1941 года: «Он (Серпилин. — О. Н.) был полон решимости довести всех этих поднимавшихся от сна с оружием в руках людей туда, куда он должен был их довести, — до своих! Ни о чём другом он не думал и не желал думать, ибо ничто другое его не устраивало.
Он не знал и не мог ещё знать в ту ночь полной цены всего уже совершённого людьми его полка. И, подобно ему и его подчинённым, полной цены своих дел ещё не знали тысячи других людей, в тысячах других мест сражавшихся насмерть с незапланированным немцами упорством.
Они не знали и не могли знать, что генералы ещё победоносно наступавшей на Москву, Ленинград и Киев германской армии через пятнадцать лет назовут этот июль сорок первого года месяцем обманутых ожиданий, успехов, не ставших победой.
Они не могли предвидеть этих будущих горьких признаний врага, но почти каждый из них тогда, в июле, приложил руку к тому, чтобы всё это именно так и случилось».