100

Весна 1945-го глазами советских воинов-освободителей

Ко Дню Победы публикуем статьи нашего постоянного автора, доктора исторических наук Олега Назарова, посвященные подвигу советского народа в битве с фашистским злом.

Слово в защиту русского солдата

Неповторимая весна 1945 года навсегда запомнилась всем, кто её пережил. Предвкушая грядущую победу в тяжелейшей войне, советские солдаты, офицеры, генералы и маршалы делали всё от них зависящее, чтобы скорее услышать победные залпы артиллерийского салюта. Таков был общий настрой. Вместе с тем каждый из них по-своему переживал события последних месяцев войны. Мысли и впечатления фронтовиков донесли до нас их письма, воспоминания и рассказы, знакомство с которыми позволят глубже осознать величие подвига, совершённого нашими дедами и прадедами. Особенно важно это сейчас, когда Запад, преследуя цель пересмотреть в свою пользу итоги Второй мировой войны и перекроить политическую карту мира, фальсифицирует историю в немыслимых прежде масштабах.

Желание освободить оккупированные территории Советского Союза и поквитаться с врагом в его «логове» не оставляла красноармейцев с первого дня Великой Отечественной войны. За то, чтобы надежда стала реальностью, свои жизни отдали миллионы советских людей. В их числе и дед автора статьи рядовой Иван Васильевич Назаров, погибший на окраине Воронежа в августе 1942 года. Невосполнимые потери в той страшной войне понесли почти все советские семьи. И потому, когда наши бойцы перешагнули границу нацистской Германии, они горели желанием мстить врагу за погибших родных и близких, за миллионы граждан Советского Союза и других стран, которые уже не могли отомстить за себя сами. Красноармейцы помнили о детях, которых нацисты живьём закапывали в землю, гнали на минные поля, бросали в колодцы и горящие сараи, отправляли на мороз и в газовые камеры. Они помнили о заморенных голодом узниках тюрем и концлагерей. Они помнили о разрушенных городах и сожжённых деревнях. Они помнили и о других злодеяниях врага, за которые немцы должны были сполна расплатиться.

Таким было и желание старшего сержанта артиллерии Всеволода Олимпиева. Однако, когда граница Германии оказалась позади, его неожиданно посетила мысль. Олимпиев позже вспоминал: «Хмурым февральским утром полк перешел границу рейха… Мы уже три года готовились мстить фашистам. Теперь возник вопрос: конкретно кому и как?»

 

Не будет лишним напомнить, что в 1941 году солдат и офицеров вермахта и СС подобные вопросы не посещали. Для них все советские люди — от грудного младенца до дряхлой старухи — были врагами, с которыми следовало поступать по законам военного времени. Впрочем, слово «законы» здесь не вполне уместно. Ведь согласно признанию командира роты СС, унтерштурмфюрера СС Ганса Рица, которое он сделал на судебном процессе в Харькове в декабре 1943 года, «на Восточном фронте не могло быть и речи ни о международном, ни о каком-либо другом праве».

Ничего другого население Германии не ожидало для себя и от советских солдат. В поисках спасения жители восточной части страны двинулись на запад. Однако вскоре выяснилось, что там беженцев не очень-то и ждали, не желали оказывать им помощь и давать приют. «Согласно исследованиям немецких учёных, в Германии к «пришлым» лучше относились в тех местах, жители которых сами пострадали от войны: общие лишения сближали людей. И напротив, в относительно благополучных областях отношение к мигрантам было настороженным, а иногда и откровенно враждебным, их воспринимали как лишнюю обузу… Местные крестьяне упрекали вновь прибывших в том, что те едят чужой хлеб, что они не стремятся хорошо работать, а хотят всё получать даром», — констатировала историк Елена Зубкова.

А Красная Армия наступала. Поэт-фронтовик Давид Самойлов вспоминал: «В первые 20 ‑ 30 километров за Одером мы не встречали ни одного мирного жителя. Вся Германия готова была спасаться от страшного возмездия, которого ожидала, и от которого не было спасения». О том же писал и командующий 2-м Белорусским фронтом, маршал Советского Союза Константин Рокоссовский: «Геббельсовская пропаганда вбила в головы немцев столько клеветы о советских войсках, что люди в ужасе покидали насиженные места, лишь заслышав о нашем приближении. Захватив с собой домашний скарб, они целыми семьями бежали куда глаза глядят. Шоссе и просёлки были забиты обезумевшими людьми. Одни бежали на Запад, другие на восток. К тому же дороги были загромождены брошенным гитлеровцами военным имуществом. Войска с огромным трудом прокладывали себе путь среди этого содома».

Панические настроения, охватившие население, настойчиво подогревал неутомимый на ложь, клевету и выдумки главный пропагандист Третьего рейха Йозеф Геббельс. С перекошенной от ненависти к русским физиономией, он сыпал проклятиями по адресу мифического «еврейского большевизма», обвинял красноармейцев в варварстве. Последние выступления Геббельса по радио звучали уже после того, как немецко-фашистские изверги и их не менее «цивилизованные» пособники из едва ли не всех государств Европы совершили на оккупированной территории Советского Союза миллионы преступлений! Об одном из них 15 марта 1965 года сообщил в «Комсомольскую правду» житель Ангарска П. Г. Лучшев: «Они не щадили ни стариков, ни детей. Однажды в деревне Бойки они загнали всех в амбары и подожгли. Из огня и дыма крестьяне бежали через крышу, выскакивали и падали, сражённые вражеской пулей. У одной женщины этой деревни ночью родился ребёнок, и она не смогла подняться, чтобы пойти под конвоем в амбар. Рука немца проткнула штыком два тела прямо на койке».

Едва Красная Армия вступила в Германию, как Геббельс выдал очередную порцию заранее подготовленной клеветы: «В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от 10 до 70 лет». Несколько лет назад эту «находку» Геббельса развил британский историк Энтони Бивор, заявивший, что красноармейцами в Германии было изнасиловано «не менее 2 млн человек». На поверку оказалось, что эта цифра была получена фальсификатором истории при помощи популярного на Западе «светового метода», т. е. взята «от фонаря». А точнее, была продиктована плохо скрываемым желанием Бивора выставить 2,5 млн советских солдат и офицеров, действовавших на берлинском направлении, насильниками.
Сбор одежды для немецких ополченцев

Печально, но факт: многие на Западе легко верят подобным фальшивкам, когда речь идёт о России и о русских. Точно также 70 лет назад многие немцы верили Геббельсу. А если учесть, что население нацистской Германии было оболванено нацистской пропагандой примерно в той же степени, в какой современные американцы и европейцы оболванены западной пропагандой, то станут понятны причины паники, охватившей население немецких сёл и городов в начале 1945 года.

Бежали, однако, не все. Те же немцы, кто оставался, заранее запасались своего рода «индульгенциями». Давид Самойлов вспоминал: «В одном местечке немец Фриц Грандт предъявил документ, написанный детским почерком на листке, вырванном из тетрадки: «Етот немец Фриц Грант с женой разбомбленные Лихтенштрассе 20 очень хороший. Я в них жила. Оля Ковалёва». Дальше следовал адрес — колхоз в Курской области. Документ действовал. В другом местечке над домом развивался красный флаг вместо белых флагов капитуляции. Хозяин заявлял, что он коммунист. Его то же не «курочили»».

Любопытны наблюдения и комментарии девушек-военнослужащих в письмах, собранных историком Еленой Сенявской. Процитируем два письма, которые были отправлены на Родину в конце февраля 1945 года В. Герасимовой и Г. Ярцевой. Последняя поделилась с близкими своими впечатлениями: «Какие города я видела, каких мужчин и женщин. И глядя на них, тобой овладевает такое зло, такая ненависть! Гуляют, любят, живут, а их идёшь и освобождаешь. Они же смеются над русскими — «Швайн!» Да, да! Сволочи… Не люблю никого, кроме СССР, кроме тех народов, кои живут у нас. Не верю ни в какие дружбы с поляками и прочими литовцами». Настроение письма В. Герасимовой было иным: «Фриц бежит, всё своё бросает. Невольно вспоминается 41-й год. В квартирах всё оставлено — шикарная обстановка, посуда и вещи. Наши солдаты теперь имеют право посылать посылки, и они не теряются. Я уже писала, что мы были в барских домах, где жили немецкие бароны. Они бежали, оставляя всё своё хозяйство. А мы питаемся и поправляемся за их счёт. У нас нет недостатка ни в свинине, ни в пище, ни в сахаре. Мы уже заелись и нам не всё хочется кушать. Теперь перед нами будет Германия, и вот иногда встречаются колонны фрицев, как будто чем-то прибитых, с котомками за плечами. Пусть на себе поймут, как это хорошо. Иногда встречаются и наши, возвращающиеся на Родину люди. Их сразу можно узнать».

Особенно легко было узнать бывших узников нацистских концлагерей, до дна испивших в плену чашу страданий и унижений. Житель г. Мурманск Л. А. Гаврилов позже вспоминал: «Концентрационный лагерь, куда я попал из Бухенвальдского концлагеря под № 35308, находился близ завода, что расположен в г. Сна… Три раза в сутки мы получали по мизерному ломтику хлеба и по миске баланды, сваренной из очисток картофеля, брюквы или свеклы. Избивали нас за малейшую провинность, чаще всего ни за что, а так, в задаток, чтобы впредь мы были послушней и исполнительней. Словом, считали нас за скот, за рабочую силу…»

Красноармеец Яков Бурлаков, попавший в плен в 1942 году на Северном Кавказе, много лет спустя поведал в письме в газету о том, что первые три дня пленным красноармейцам немцы еды вообще не давали: «Наконец на 4-ый день начали кормить. На первое — жменя полупрелых семечек подсолнуха, на второе — кипяток. А получать-то не в чего: котелки отобраны, ложки тоже, настоящий кошмар! На 5-ый день был приварок, Вы не представляете, как можно придумать глупее: немытые корни капусты с землёй, подмутненные полупрелым комбикормом — это фюрерский ужин. А во что получать? Повар орёт, хочешь жрать — найдёшь в чего… И мы получили это месиво со жмыхом, кто в полу шинели, я в пилотку — такой сказки ещё на свете не было».

В действительности такая «сказка» с красноармейцами произошла в польском плену в 1919 – 1921 годах, о чём очень не любят вспоминать польские историки и политики. В 1941 – 1945 годах в эту «сказку» с головой окунулись миллионы советских военнопленных. Как минимум, 3,3 млн человек знакомство со «сказкой» стоило жизни. Не удивительно, что день своего освобождения из нацистского плена выжившие заключённые концлагерей всю оставшуюся жизнь отмечали как второй день рождения. Вот свидетельство бывшего узника концлагеря Майданек А. Н. Панова, после войны проживавшего в посёлке Лесозаводский Мурманской области: «Это было 5 мая 1945 года… Сколько было радости, слёз, когда мы увидели знакомую защитную форму советского солдата. Я помню первого попавшего к нам в лагерь солдата, которого целовали и почти на руках несли через трупы узников, которые не смогли дожить несколько дней, а может быть, часов до освобождения. Это была очень трогательная картина, и она навеки останется в сердцах тех, кто пережил ужасы великих испытаний…»

Хорошо помнил победную весну 1945-го и великий русский мыслитель Александр Зиновьев, встретивший её лётчиком-штурмовиком в небе Германии. В книге «Исповедь отщепенца» он затронул непопулярную в советское время «трофейную тему»: «Миллионы советских людей вошли в Германию как победители. Массы населения Германии бежали от советской армии, бросая всё своё имущество. Это усиливало видимость богатства. Причём богатство это было доступно. Оно рассматривалось как военные трофеи… Военнослужащие полка стали стремительно «обарахляться». За трофеями снаряжались специальные машины и команды. Потом трофеи делились в полку в соответствии с чинами и званиями. Началась оргия посылок в Советский Союз. Опять-таки по нормам. Я категорически отказаться участвовать в «обарахлении» и в дележе трофеев. Я сказал себе, что если даже под ногами у меня будут валяться бриллианты, я не унижусь до того, чтобы нагнуться за ними. Я до сих пор горжусь тем, что не взял в брошенных домах даже зубную щетку. Такое моё поведение вызывало недовольство у прочих офицеров полка. Они чувствовали себя грабителями, глядя на меня. Со мной имел длинный разговор новый замполит полка, убеждая меня в том, что трофеи есть законная плата немцев за ущерб, причинённый ими нашей стране. Я не оспаривал его мнения, но оставался при своём».

В своём отношении к германскому «барахлу» Зиновьев не чувствовал себя отщепенцем: «Грабежом Германии занималось меньшинство. Но всё равно этих «барахольщиков» было много, и они влияли на общие настроения «барахольства» в армии. У нас в полку было несколько таких хапуг. Их презирали».

Свидетельство Зиновьева подтверждают и историки. Так, Елена Сенявская пишет: «Нельзя отрицать факты «трофейно-посылочной лихорадки» в советских войсках на заключительном этапе войны и сразу после её окончания (политорганы именовали это явление «барахольством»), однако, в отличие от западных союзников, «нажиться» и «обогатиться» при этом стремились всё же немногие, в основном «тыловики и обозники». Пренебрежительные высказывания о вещах — мелочь, тряпки, дрянь, барахло — встречались в письмах и дневниках очень часто… Большинство советских военнослужащих старалось просто поддержать в тылу свои семьи, высылая в разорённые города и села необходимые в быту мелочи, чтобы хоть как-то возместить понесённые в связи с войной потери или дать возможность близким обменять присланное на продукты питания».

 

Потери же эти были огромными. В том числе и на Украине, самопровозглашённые власти которой решили не отмечать День Победы. Историк Нина Петрова напоминает: «Только по 8 областям Левобережной Украины и в г. Киеве было разрушено свыше 4 млн кв. метров жилой площади, что составляло половину жилого фонда этих областей. В городах Сталино (ныне Донецк), Полтаве, Чернигове было разрушено 2/3 жилого фонда. В 197 районах Украины немцы предали огню 319000 дворов колхозников. Каждый 4-й дом колхозника был уничтожен».

Несмотря на все лишения и потери, наши деды и прадеды, сломав хребет нацистскому зверю, мстить детям и женам врагов не стали. Не поднялась рука на них и у старшего сержанта артиллерии Всеволода Олимпиева: «Отношение советских солдат к немецкому населению там, где оно оставалось, можно назвать равнодушно-нейтральным. Никто, по крайней мере из нашего полка, их не преследовал и не трогал. Более того, когда мы встречали явно голодную многодетную немецкую семью, то без лишних слов делились с ней едой».

В 1941 году в письме домой немецкий солдат заметил: «Я даже не хочу знать, что стало бы с вами и с Германией, если в Рейх пришли бы большевики… Это не люди, а подобие зверей. Но теперь, будьте уверены, мы ставим их на то место, которое они заслуживают…»

Хотя эти строки начертал отнюдь не геббельсовский пропагандист и не фанатичный нацист, всё в них оказалось неправдой. Не немцы русских, а русские немцев поставили «на то место, которое они заслуживают». Наши деды и прадеды разгромили «непобедимый» вермахт и водрузили знамя Победы над Рейхстагом. Не немцы, в официальных документах высокопарно называвшие себя «народом мыслителей и поэтов» и оказавшиеся садистами и убийцами, а русские показали себя настоящими ЛЮДЬМИ. «Несмотря на пропагандистские вопли сегодняшних ревизионистов, несомненным остаётся один факт: немцы не испытали и сотой доли того ужаса, который их солдаты устроили на Востоке», — справедливо подчёркивает историк Александр Дюков. О том же в своё время писал и поэт-фронтовик Давид Самойлов: «Германия подверглась не только военному разгрому. Она была отдана на милость победного войска. И народ Германии мог бы пострадать ещё больше, если бы не русский национальный характер — незлобивость, немстительность, чадолюбие, сердечность, отсутствие чувства превосходства, остатки религиозного и интернационалистического сознания в самой толще солдатской массы. Германию в 45-м году пощадил природный гуманизм русского солдата…»

 

Помнить о проявленном советскими людьми гуманизме на Западе готовы не многие. Как о ночном кошмаре, хотят забыть там и о решающем вкладе СССР в победу над нацистской Германией и её сателлитами. Впрочем, это — не новость. Александр Зиновьев, проживший в изгнании в Германии с 1978 по 1999 годы, заметил: «Понимание причин, сущности хода и последствий войны есть один из пробных камней западного способа мышления. Мне приходилось вести сотни разговоров на темы прошлой войны с западными людьми самых разных категорий и национальностей. Я был поражён тем, как мало эти люди знали о войне и как извращенно они её оценивали. Я не хочу сказать, что все люди на Западе таковы. При желании и тут можно найти знающих и понимающих людей, более или менее объективные книги. Я здесь имею в виду состояние массового сознания, причём в той мере, как мне это удалось заметить. Характерным для него, на мой взгляд, является игнорирование социальной сущности войны, искажение роли западных стран, недооценка роли Советского Союза и его армии, переоценка интеллекта западных политиков и вклада западных стран в разгром Германии. С методологической точки зрения характерным для западного способа мышления обо всём что касается Советского Союза, является стремление найти некое сенсационное разоблачение неких секретов, одним махом объясняющих всё. Одеревенелость и поверхностность суждений, ползучий эмпиризм и прочие явления мышления, которые мы в школьные годы называли «метафизическим» способом мышления, оказались вполне реальными свойствами западного массового понимания важнейших событий современности».

Эти строки великий русский учёный и писатель написал более четверти века назад. С тех пор отношение к памяти о войне и роли СССР в победе над Германией на Западе если и менялось, то только в худшую сторону. Сегодня подвиг советского солдата, спасшего мир от «коричневой чумы» — главный объект нападок и фальсификаций западной пропаганды, которую доводят до потребителя до визга «независимые» СМИ Европы и США.

Война на историческом фронте далека от своего завершения…

http://russkie.org/index.php?module=fullitem&id=32408

Оставить комментарий

avatar

Смотрите также