СТЕНОГРАММА ВЫСТУПЛЕНИЯ.
Видеосюжет справа — в колонке «видео».
Валентин Катасонов: Прошлый раз была первая встреча. Напомню тем, кто первый раз пришёл, что мы ведём разговор, опираясь, прежде всего, на вот эту книгу, которая называется «Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации». Так что, идём по структуре этой книги. Прошлый раз у нас была первая тема, она касалась раскрытия вопроса о том, что такое экономика с духовной точки зрения. Какую бы тему последующую мы не затрагивали, мы всё равно будем возвращаться к этой первой, исходной нашей теме «Экономика, как часть духовной жизни, как явление духовной жизни».
Вторая часть вот этой большой книги «Капитализм», она называется «Духовные истоки, или духовные корни капитализма». Раздел достаточно большой для тех, кто познакомится с этим разделом и посчитает, что ему недостаточно, может взять вот эту книгу, которая называется «Религия денег». Это фактически развёрнутое изложение второй части книги «Религия денег. Духовно-религиозные основы капитализма».
Я постоянно говорю о том, что экономика, это, прежде всего, духовное явление. Даже, когда мы говорим о том, что есть такая наука, которая называется «экономика», «экономическая теория», некоторые думают, что это просто знания. Если говорят, что это часть духовной жизни, но имеют в виду, что это часть некой интеллектуальной жизни общества. Но я скажу, что это не просто духовное явление, это духовно-религиозное. И вот здесь, конечно, многие как-то удивлённо начинают на меня смотреть: «Как это так, при чём здесь религия?» Тем более, что как бы религия давно уже отделена от государства, наука сама по себе, религия сама по себе. Вот мы тут встречались, как я шучу, на большом совнаркоме, там, в большом зале, и мы обсуждали творчество Константина Леонтьева. И как раз мы там говорили о том, что наука, любая наука, даже естественная наука, она имеет обязательно какие-то духовно-религиозные основания. Просто современный человек, секуляризированный человек, человек, который воспитывался, и, к сожалению, продолжает воспитываться в системе протестантского мировоззрения, протестантских координат мышления, он над этим не задумывается.
Ведь ещё в школе нам говорили, по крайней мере, я это помню, хотя это было уже давно, почти полвека назад, нам говорили о том, что в любой науке есть система аксиом. Аксиома — это что-то такое доопытное, внеопытное, естественно, что это, как говорят, некий здравый смысл. Откуда берётся этот здравый смысл, никто не объясняет, некая интуиция. Это даже, можно сказать, не опыт, а именно интуиция. И, безусловно, что если так глубоко копать гносеологию, то есть, теорию познания, мы придём к выводу, что и у науки, и у религии — одни и те же основания. Эти догматы, эти истины, которые нельзя опытным образом открыть, нельзя их доказать, и нельзя опровергнуть. И вот эта аксиоматика, она лежит в основе любой науки.
Сегодня существует такая надуманная проблема, противоречия между наукой и религией. Я до сих пор не могу понять, кто придумал это противоречие, потому что, скажем, до эпохи реформации, до эпохи просвещения, до того времени, пока не появился официальный институт под названием «наука», все занимались познанием мира, в основном, конечно, физического мира, познанием Бога, познанием общества. Но, и никому в голову не приходило говорить «это религия», а «это наука». Потому что, наука, это, по сути дела, продолжение вот этого религиозного способа миропонимания и мировосприятия. Сегодня разделение между наукой и религией достигло невероятных масштабов, и собираются разные конференции, разные семинары, книги пишутся толстые по поводу вот этого мнимого противоречия.
Я, почему об этом говорю? Наши студенты, да и не только студенты, люди более взрослого возраста, они постоянно получают какую-то экономическую информацию, либо через средства массовой информации, некоторые увлекаются чтением толстых книг с очень непонятными названиями: экономикс, или какая-нибудь макроэкономика, микроэкономика, — они как-то не задумываются, а откуда всё это берётся. Обычно преподаватель, лектор, или какой-нибудь представитель экспертного общества говорит: «Это здравый смысл». Вы знаете, наши-то предки тоже как-то не страдали отсутствием здравого смысла, но как-то жили без макроэкономики, без микроэкономики, без экономикс. Построили великую империю от Тихого океана до Атлантического океана, создали такую державу, в которой мирно существовали и творили сотни, ну десятки, может быть даже две сотни, или больше народов, были разные конфессии. Вот это действительно какое-то чудо. Но хоть какой-нибудь учебник нам объясняет происхождение этого чуда? Наука, секуляризированная наука, оторванная от религии, она не в состоянии этого объяснить.
Мы тут только что проводили презентацию моей книги, которая называется «История, как промысел божий». Там основная идея заключается в том, что человек, который оторвался от Бога, оторвался от религии, от церкви, и пытается сам постигать этот мир, вот он, этот человек пытается объяснить многие вещи, которые рациональный протестантский ум постичь не может. Есть место чуду — это я вам говорю, как доктор экономических наук. Потому что чудо — это проявление вмешательства Бога в нашу земную жизнь. Мы ведь не задумываемся над тем, кто мы: представители деизма, или представители теизма?
— Теизм — это такое христианское миропонимание, когда Бог сотворил этот мир, и сотворил человека, и дальше он промышляет об этом мире, об этом человеке, об этой Земле, об этом нашем обществе. Иногда наказывает, иногда помогает, иногда немножко меняет вектор нашего развития, чтобы мы слишком уж не ушли в какое-то болото.
— А деизм — это система мировоззрения, присущая западной церкви. И католики страдают деизмом, а уж протестанты, и говорить нечего. То есть, там всё гораздо проще. Деизм, с моей точки зрения, он вошёл в свои права, именно где-то в XVI-XVII веке, когда появилась наука. Потому что, науке Бог мешал, вот этой, официальной науке, «науке» (в кавычках) — он ей мешал. Поэтому, вот эта идея деизма, она стала всячески пропагандироваться: Бог создал этот мир, а после этого он дистанцировался от этого мира, и отдыхает. А мир уже дальше развивается по своим законам, которые тоже были заданы Богом, и здесь уже человек остаётся один на один с этим материальным миром, с его физическими, механическими, химическими, и прочими законами.
Мы, как люди православные всё-таки должны стоять на позициях теизма. То есть, мы должны понимать, что история, и в том числе экономическое развитие осуществляется не только благодаря нашим усилиям, а благодаря тому, что Бог всё-таки промышляет, в том, числе и в той сфере, которую мы называем экономикой.
Я написал немало книг, в которых я, не стесняясь, использую понятие «экономическое чудо». Мы все помним из учебников: есть японское чудо, есть немецкое чудо, южнокорейское чудо — там как раз никакого чуда нет, там сплошное рацио, там определённые политико-экономические проекты, которые хорошо вписываются в определённую геополитическую концепцию. Там всё понятно. Там чуть-чуть поскрести, и понятно, кому выгодно, и какие промежуточные и конечные цели у авторов этих, так называемых (в кавычках) «чудес».
А вот если взять Россию, с моей точки зрения, действительно, здесь сплошное непреходящее чудо. Прямо словами Тютчева: «Умом Россию не понять». Это не просто красивая фраза, это действительно так. Поэтому я вас всех призываю, все мы пропитаны этим духом протестантизма, и я вас призываю задуматься, и стряхивать с себя вот этот самый дух протестантизма. Почему я вспомнил про дух протестантизма? Потому что на сегодняшний самая популярная книга, объясняющая духовную сторону экономики, это книга Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма».
И вот в рамках той темы, которую мы сегодня с вами поднимаем, здесь у меня несколько глав, я их могу просто перечислить.
Первая глава: «Капитализм, не только экономика». Об этом мы прошлый раз с вами говорили.
Второе: «Духовная религиозная причина становления капитализма». Вот эта, вторая часть, она наиболее такая ёмкая, объёмная. Здесь как раз я разбираю Макса Вебера с его «протестантским капитализмом».
Следующая глава: «Этика Торы» и «дух капитализма».
Далее: «Католицизм и «дух капитализма».
И наконец, «Теология богатства», или финал христианской истории Запада.
«Теология богатства» (я забегаю вперёд, может времени не останется) — это уже даже не протестантизм, и уж тем более, не католицизм в классическом его понимании. Это уже иногда даже сатанизм, который, прости Господи, иногда прикрывается какими-то вывесками христианства. Это вот современные реалии XXI века.
Третья часть книги: «Религия современного капитализма», где я ещё раз подробно объясняю, почему капитализм, это не только экономика, но это и религия. Тут я ещё пишу в отдельной главе о божественной природе денег. То есть, пытаюсь дать духовное и богословско-религиозное объяснение феномену денег.
И вот отдельная глава, которая называется «Церковь мамоны». В том числе делаю попытку взглянуть на современную финансовую банковскую систему, используя категории христианства, православного богословия, и так далее. Кстати говоря, современная финансово-банковская система, она имеет многие формальные признаки, которые присущи церкви, как это ни удивительно.
Дальше я, забегая вперёд, делаю вывод, что религия денег, она имеет свою церковь. То есть, тут полная параллель, и полная аналогия. Можно взять просто учебник по богословию, и параллельно рисовать структурные элементы современной финансовой банковской системы, и вдруг, с удивлением вы увидите, что это тоже система, которая имеет все элементы религии, все элементы церковной организации, имеет свою догматику, жёсткую догматику, но, при этом нигде не говорится о том, что это религия, что это церковь, о том, что это догматика, и это самое, между прочим, опасное. Потому что человек может не замечать радиации, находясь в чернобыльской зоне, хватать дозы, а потом медленно умирать. Точно так же и здесь.
Вот эта религия денег, эта церковь мамоны, она нигде не объявлена, она себя не афиширует, но, тем не менее, она везде присутствует, и присутствует под другими, чужими вывесками, происходит своеобразная мимикрия. Мимикрировать может под католицизм, мимикрировать может под протестантизм, мимикрировать может под науку. И вот, кстати говоря, эта наживка легче всего и хватается человеком.
И последняя часть: «Христианская альтернатива капитализму».
Хотелось бы всё-таки подробнее остановиться на основной части, и начать с Макса Вебера. Сегодня любой образованный человек любит щегольнуть тем, что да, конечно, читали Макса Вебера. Но, к сожалению, обидно, что даже православные иногда миссионеры, и православные авторы, они для объяснения духовной природы экономики чаще всего ссылаются к аргументам Макса Вебера. Вот удивительно, нет пророка в своём отечестве. Нет, чтобы на Игнатия Бренчанинова, или ещё на кого-то, на Феофана Затворника, вот, оказывается, самый такой мощный аргумент. Только когда начал писать книгу, я с карандашиком проштудировал Макса Вебера. Естественно, я изучил кое-какую литературу по догматике протестантской.
Понятно, что догматика протестантская — это средняя температура по госпиталю, потому что, там столько толков, столько разных конфессий в рамках протестантизма, что можно найти всё, что хочется твоей душе, или, что требуется для защиты какой-то точки зрения. Должен сказать, что всё-таки я пришёл к такому выводу, что, то протестантство, которое описывает Макс Вебер, его в природе не было. Да и честно сказать, Макс Вебер, он тоже не очень-то был известен ещё даже в середине XX века. Знаете, как это бывает вообще в науке, и особенно, наверное, в общественной науке, фигура учёного, мыслителя, появляется тогда, когда она востребована. Иногда говорят – «востребована временем». Я немножко по-другому говорю — когда востребована хозяевами жизни. Так что, в какой-то момент времени просто Макс Вебер потребовался, его стали раскручивать.
А между тем я, немножко забегая вперёд, скажу, что Макс Вебер, это конец XIX начала XX века, Германия. Был ещё другой социолог, формально их относят к категории социологов, это Вернер Зомбарт, который написал книгу «Евреи и хозяйственная жизнь». Вот между собой они там как-то выясняли отношения, спорили. Спор, конечно, наверное, носил очень такой наукообразный вид, но всё было предельно просто: «кто же являлся основателем капитализма — евреи, или протестанты» Вот так, если совсем всё упрощать. Каждый был по-своему прав, каждый находил необходимые аргументы. Макс Вебер как-то был не особенно востребован, и уже где-то в конце XX века. В России я лично о нём услышал где-то в восьмидесятые годы. Его даже где-то в Институте общественных наук напечатали небольшим тиражом с грифом «для служебного пользования», но там ничего такого криминального, с моей точки зрения, не было. Должен сказать, что у Макса Вебера было много критиков, и от него критики не оставляли даже косточек. Некоторые говорили, что нет такого протестантизма, которым оперирует Макс Вебер. А другие говорили: «Ну, как это так, протестантизм первичен, а капитализм вторичен. Сначала был протестантизм, потом появился капитализм». Да нет, наоборот — сначала был капитализм, а уже капитализм создал такую благодатную почву для того, чтобы появился вот этот самый дух протестантства, дух протестантизма. То есть, вот эта вечная дилемма курицы и яйца.
Я, на самом деле тоже склоняюсь к тому, что сначала был капитализм, а уже потом появился протестантизм, вот этот самый дух протестантства. Я даже сейчас не буду подробно объяснять, в чём этот дух заключался, многие, наверное, и так знают. Но мы с вами и на предыдущих встречах говорили о том, что капитализм, отдельные его проявления существовали в Европе ещё в более ранние века, даже не в позднее средневековье, а в среднее средневековье. Те же самые итальянские города: Флоренция, Генуя, Венеция — это же банковский бизнес, выражаясь современным языком, это же капитализм, там никакого протестантизма не было. Либо там всё-таки был католицизм, потому что, территория подмандатная, будем так говорить, Ватикану. Либо какие-то оффшорные зоны, или оазисы иудаизма. Вот тут надо разбираться.
А мы с вами ещё говорили в прошлом году относительно того, что капитализм существовал даже до Христа, до Рождения Христова — Древний Рим. Мы об этом подробно говорили, я делал свою презентацию книги, которая называется «От рабства к рабству. От Древнего Рима к современному капитализму». Тот же самый Макс Вебер был знаком с Теодором Моммзеном. И ваш покорный слуга прочитал многотомную историю Римской империи, и там чёрным по белому написано том, что и банки были, были и кредитные операции, были депозитные операции, были бумаги, были векселя, были всякие откупы. Некоторые моменты мы даже улавливаем, читая Новый Завет. В общем, капитализм был.
И более того, когда я писал эту книгу «От рабства к рабству», я неожиданно пришёл к выводу, что капитализм без рабства существовать не может. Сегодня мы как бы уходим от ответа — как называется общество, в котором мы живём. Ну мы об этом уже много раз говорили, но ещё в 101 раз вернёмся к этой теме. В начале своей книжки я тут, ссылаясь даже на Джона Гэлбрейта, которого ещё пока разрешают преподавать в высших учебных заведениях. Потому что Джон Гэлбрейт был одним из основателей чикагской школы, прожил долгую жизнь, и уже где-то в 90-ые годы (умер он где-то в 97 или 98 лет), он написал книгу, которая называется «Величайший обман XX-го века», так, по-моему. Всё-таки за год или за два до своей смерти он покаялся в том, что он преподавал, что он проповедовал, и он прямо сказал, что эта модель, которая существовала и в ХХ-ом и в XIX-ом веке — это капитализм. Но дело в том, что капитализм достаточно быстро себя дискредитировал и уже после кризиса 29-го года как-то даже на Западе старались избегать термин «капитализм», стали придумывать какие-то новые термины. «Система свободного предпринимательства» — вот он называет в своей книге. Ну, какая система свободного предпринимательства? Любой маломальский грамотный экономист скажет: «В эпоху монополии, какое свободное предпринимательство?»
У нас стыдливо стали использовать термин «рыночная экономика». Я для новых, наверное, расскажу, потому что старые уже слышали мой пересказ, но тем не менее. Даже где-то в своё время я попросил старшекурсников провести анализ одного учебника электронного, какое словосочетание в учебнике чаще всего используется по экономической теории. Рыночная экономика. А теперь найдите мне, пожалуйста, в этом учебнике определение — что такое рыночная экономика? Естественно, определения нет. Это обычное, будем так говорить, шулерство. Сегодня учебники пишутся так, что ключевые слова не определяются. Второстепенные могут определяться, а ключевые понятия — их крайне сложно определить, а иногда их специально заведомо не хотят определять.
Пришлось мне тут в добровольно-принудительном порядке писать учебное пособие, даже не учебное пособие, это вышел учебник «Деньги, кредит, банки». Естественно я, как ответственный редактор, мне же надо глоссарий написать. Ключевое слово там — деньги. Учебник можно написать, я не знаю, за месяц, а я термин «деньги» вынашивал наверное полгода. Буквально один абзац, но чтобы дать определение, надо, наверное, мешок соли съесть. Это я к вопросу о том — нет определения. Вы поищите, даже в интернете. Я любопытства ради начал искать определение, что же такое «рынок», «рыночная экономика». Все об этом говорят и как раз то, о чём говорят, это не определяется.
Физики тоже не дадут соврать. Как-то мы с физиком одним разговаривали, он говорит: «Да, у нас в физике то же самое, какие-то вещи, они как бы аксиоматичны и их наука не определяет». Экономика тоже так же устроена, не тоже, а я думаю, что она намного устроена хуже. Так я попытаюсь вам объяснить, это конструкция из двух слов: рынок и экономика.
Экономика. Мы уже с вами говорили, что это слово греческого происхождения, это домостроительство, ведение домашнего хозяйства, от слова оikos — это дом, ойкумена — среда обитания, среда жизни. Можно тут какие-то вариации придумывать, но смысл понятен, тем более у нас есть книга, которая ещё была написана, начали её писать в XVI-XVII-ом веках, называлась «Домострой». Сегодня есть «Доморазрушение» — это да, доморазрушения сколько угодно, мы об этом тоже говорили. Потому что реальная экономика сегодня, она находится в подавленном состоянии. Реальная экономика — это средства для того, чтобы перераспределять какие-то богатства.
Рынок. А кто же его, этот рынок, видел? Где он этот рынок? Некоторые со мной начинают спорить, я говорю: «Давайте мы с вами сделаем тогда экскурсию, сходим на какой-нибудь колхозный рынок, и поинтересуемся, почему бабуля не может тебе продать редиску на 5 рублей дешевле. А потому что бабулю снесут тогда хозяева рынка». На каждом рынке есть свой хозяин. Пусть это будет маленький рынок, пусть это будет мировой рынок — это эпоха монополий. А там, где монополия, там извините, уже никакой конкуренции быть не может. Ну конечно конкуренция идёт, потому что всё равно у нас в мире не одна монополия, а их несколько десятков монополий, но это уже не тот уровень конкуренции, который даёт возможность потребителю, или, скажем, работнику наёмного труда выгодно приобрести товар или выгодно продать свою способность к труду. Рынка нет. Там, где монополия, там, соответственно, кончается конкуренция. А там, где нет конкуренции, там, соответственно, нет свободного ценообразования: нет понятия равновесной цены, нет понятия справедливой цены и так далее.
Любые шулеры начинают с того, что они вначале вам что-то такое подсовывают фальшивое, а потом начинают выстраивать уже логическую систему, но вы не заметили, что вначале там фальшивку подсунули. Получается такая неустойчивая система, которая естественно рушится при первом же порыве ветра. Вот так устроено.
Возвращаясь теперь к Максу Веберу, я хотел бы сказать, что конечно у Макса Вебера, действительно, этот вопрос оказался непроработанным. Макс Вебер говорил, что протестантизм является, выражаясь современным зыком, драйвером капиталистической экономики. Он говорил: «Смотрите, есть страны ярко выраженного протестантизма — Америка, предположим, Голландия, какие-то страны Северной Америки. А есть страны католицизма, скажем, Италия, Испания, Португалия. Те страны, в которых преобладает протестантизм, они более динамичные, а эти страны они развиваются более вяло».
Но тут я уже позволю себе подключить главного критика, прижизненного критика Макса Вебера, Вернера Зомбарта, который говорил: «Поймите, ситуация заключается в том, что те страны, которые вы, уважаемый Макс, называете странами католицизма, они ведь всё-таки стремились как-то сохранять какие-то правила пристойности в экономике». Например, ограничивали или запрещали ростовщичество. Понятно что те люди, которые занимались ростовщичеством, которым было тесно в рамках этой регламентации католицизма, они уходили в те страны, где была свобода: Америка, Англия, Голландия, страны Северной Америки — и там они себя реализовывали. То есть Вернер Зомбарт намекал на то, что именно наиболее мобильная, наиболее предприимчивая часть общества этих стран, которые мы называем странами католицизма, это носители этой идеологии Талмуда, идеологии иудаизма или евреи, как говорил Вернер Зомбарт. Они, собственно, и явились закваской в так называемых протестантских странах. Действительно, если мы откроем исторические книги, мы увидим, что происходила миграция из той же самой Испании в Голландию, или далее из Голландии в Британию — так эта закваска перемещалась из одной страны в другую. А затем уже из Англии и в Североамериканские Соединённые Штаты. Вот такая ситуация.
Макс Вебер говорил, что наиболее ярко выраженным носителем духа капитализма был кальвинизм. Я в своей книжке привожу много цитат, из которых следует, что кальвинисты не настолько были фанатиками богатства, как описывает их Макс Вебер. Кальвинисты, в общем-то, были людьми, которые всё-таки на первое место среди добродетелей ставили труд. Я бы так сказал — они были трудоголики или фанатики труда, они были аскетами. Понятно почему они были аскетами — они были религиозные фанатики. Лютеране тоже были своего рода фанатики. Но сказать что кальвинисты, они как-то действительно считали, что богатство это самое главное, я не могу. То, что я изучил и, кстати говоря, критики Макса Вебера тоже обращают внимание, что произошла некая демонизация, с точки зрения православного, этих кальвинистов, они не были таковыми.
Максим Колесник: Можно я добавлю?
Валентин Катасонов: Да, пожалуйста.
Максим Колесник: Дело в том, что кальвинизм, он стал учить о предопределении. То есть, почему одни люди спасаются, а другие нет и такой ответ: «Бог предопределил людей ко спасению». Соответственно у человека возникает вопрос: «Почему я рождаюсь бедным, а кто-то богатым?» Можно ответить тем же самым ответом: «Бог так предопределил». Именно поэтому, уча о предопределении, можно легко объяснить, почему есть бедные, поему есть богатые. И кальвинизм именно это объяснил. Потому что лютеранство отрицало предопределение.
Валентин Катасонов: Да. Ну а кальвинисты были фанатиками по той простой причине. Представляете, я, предположим, живу, я, предположим, бедный, я готов быть аскетом до последнего дня своей жизни, но я хочу быть уверенным, что я, грубо говоря, обрету царство божье после своей земной жизни. Но для этого мне нужен какой-то пропуск, а этим пропуском является богатство. Если нет у меня богатства, то я не успокоюсь. Да, я аскет, я могу есть один раз в день, но мне нужен этот пропуск, это действительно элемент фанатизма. Хотя потом это всё рассасывалось, нивелировалось, и уже современные кальвинисты, они где-то даже гедонисты, от них только одно название кальвинисты осталось, в Европе встречался с такими кальвинистами. Да, но сегодня уже такая нивелировка и это просто вывески: это мормоны, это кальвинисты, это пятидесятники, это ещё кто-то.
Пуритане. Конечно, пуритане это тоже такие, я бы сказал, религиозные фанатики. Всё-таки Америку осваивали даже не кальвинисты, а пуритане. Слово пуритане от слова purus — чистый. То есть они отсекали всё самое лишнее, что в Евангелии им не нужно было, то есть они очень, будем так говорить, в священном писании проводили достаточно серьёзную реконструкцию, в том числе очищали священное писание от того, что им мешает жить. Это я вспоминаю из описания пуританизма. В общем-то, это люди были достаточно жестокие. Я просто по своей первоначальной подготовке американист, я конечно неплохо помню историю освоения Америки, да и любой здравый и образованный человек знает, что пуритане вели себя крайне жёстко в Америке, для них человеческая жизнь не значила ничего.
На самом деле многие обратили внимание, что для вот таких религиозных фанатиков очень важный был принцип различения свой-чужой. Пуритане в этом смысле чётко понимали: это свой, а это чужой. Они, конечно, еще не были индивидуалистами в том смысле, как мы сегодня это понимаем. Индивидуум от латинского слова — неделимый атом. То есть сегодня, наша социальная структура разрыхлена до такой степени, что каждый человек это индивидуум, но не в том высоком смысле человек это звучит гордо, а именно, как некая песчинка, как некая пылинка, которой может управлять некто, кто-то. Нет социальной спаянности общества, вот в чём дело.
Да, а к чужим относились те же самые пуритане, грубо говоря, как к животным. И в этом смысле пуритане, они уже практически сократили до минимума дистанцию, они сблизились с представителями, будем так говорить, иудаизма. И здесь возник некий переходный мостик, это я уже хорошо просто знаю из истории Соединённых Штатов, что некоторые пуритане, например, могли перейти в иудаизм, а иудеи достаточно легко переходили в пуританизм. Пуританизм при том, что он редуцировал священное писание, у пуритан, например, литература была на древнееврейском. Ну и догматика была частично заимствована из Талмуда, то есть это некая такая переходная форма. Поэтому уж так абсолютизировать это противостояние Вернера Зомбарта и Макса Вебера я бы не стал.
А почему, скажем, некоторые пуритане назад возвращались в иудаизм? А я объясню почему. Потому что всё-таки между протестантизмом и иудаизмом были различия, хотя некоторые говорят, да, уже практически всякие различия исчезли, произошла нивелировка. Нет, полной нивелировки не произошло, потому что всё-таки мы об этом говорили, но без привязки к спору Макса Вебера и Вернера Зомбарта. Мы говорили о том, что для тех, кто себя позиционирует, как хозяева жизни, деньги не являются высшей ценностью, не являются целью. Для них есть другие цели, другие ценности. А всё-таки в протестантизме деньги — это высшая ценность, это высшая цель.
И тут, в своей книге, я пишу по поводу того, какое же мировоззрение с точки зрения капитализма, более конкурентоспособно. На первый взгляд вроде можно сказать, что, конечно, протестантизм более конкурентоспособен, то есть они не отвлекаются ни на что, они только заточены на деньги. И, действительно, мы иногда по истории некоторых стран видим, что там, где начинает развиваться капитализм, этот еврейский элемент в банковской системе, в других секторах экономики, он как-то снижается. Я конкретно сейчас имею в виду Россию, историю банковской системы, историю банковского дела Российской Империи. Будем так говорить, что некоторое время, действительно, позиция русского капитала в банковском секторе они окрепли. И вроде даже возникла такая иллюзия, что наконец-то этих еврейских ростовщиков выдавили из этого бизнеса, но к началу ХХ-го века ситуация поменялась кардинальным образом.
Практически в России было только два банка, которые мы с натяжкой можем назвать банки с русским капталом. Остальные банки — это капиталы с еврейским и иностранным капиталом. Естественно, когда мы говорим иностранные, мы тут не раскрываем скобки, потому что это требуется дополнительное исследование. Есть исследование по Франции, есть исследование по Германии, и там еврейский капитал тоже занимал доминирующие позиции. Вот такой парадокс и я этот парадокс выразил так: протестантизм оказался более конкурентоспособен на коротких дистанциях. На длинных дистанциях безусловно, что те, кем Вернера Зомбарт объяснял становление капитализма, то есть евреи, они оказались более конкурентоспособны.
В моей книге самая большая глава называется «Экономическая этика Торы». Это очень деликатный вопрос, если всё-таки пытаться понять откуда взялась современная так называемая экономическая теория, без всякой дипломатии, то гносеологические корни, выражаясь высоким штилем, идут из Талмуда. Безусловно, что Талмуд — это вещь, которая не по зубам даже тем людям, кто обязан изучать этот Талмуд, и они всячески уклоняются от этого непосильного труда. Но всё-таки есть специалисты в этой области. Вы знаете, что некоторые специалисты просто создали некую выжимку, которая называется Шулхан арух. Слышали, наверное. Это уже более съедобная литература, из неё можно понять, в чём заключается догматика современного капитализма, да и не только современного.
Я бы не хотел отдавать пальму первенства носителям талмудического иудаизма, а то они возгордятся. На самом деле я достаточно давно занимаюсь историей еврейского народа, это очень интересная история. Она не просто искусство ради искусства, она очень поучительна для русского человека. Я в своей книге «История, как промысел божий» пишу о том, что бог создал не только человека, он создал народы, и у каждого народа своя миссия.
— Евреи были созданы, как богоизбранный народ.
— Русский народ — это тоже народ с особой миссией, народ богоносец, у него особая миссия, на нём держится история. Россия — это удерживающий, выражаясь языком Евангелия.
— У Греции тоже была своя миссия.
— У Римской Империи своя была миссия.
Когда ты начинаешь под таким углом зрения смотреть на историю, то история становится намного интереснее, лично для меня намного интереснее. А если ты рассматриваешь историю просто как хронологию, как отец Максим говорил, первоначальную историю изучали как хронологию, ну это конечно очень утомительно и малопродуктивно.
За V веков до Рождества Христова еврейский народ, который получил откровение божие через Моисея, и, соответственно, получил заповеди, заповеди, которые распространялись на все сферы жизни, включая хозяйственную, он прошёл такое достаточно серьёзное испытание — вавилонский плен. Конечно, были и до этого испытания и вообще, ещё раз повторяю, я считаю, что вообще историю еврейского народа действительно надо изучать в любой школе. Не историю Холокоста, как нам сегодня навязывают, а историю еврейского народа. И тогда многое станет понятно в современной истории.
Побывали они на берегах Вавилона, и было это не так долго 60-70 лет у разных историков, но они заразились этой самой заразой капитализма. Потому что ведь Вавилон это, будем так говорить, то место, где уже существовал капитализм, достаточно развитый капитализм: это и Шумерское царство, и многие другие наслоения исторические. Я, к сожалению, в своих книгах не пишу подробно о вавилонском капитализме, потому что слишком мало документов, слишком мало источников. Но медицинский факт, что после вавилонского пленения, конечно, это были уже другие евреи.
Если мы читаем Новый Завет, ведь мы чуть ли не на каждой странице встречаемся с таким персонажами, которые называются фарисеи. А откуда они взялись фарисеи? Они как раз и являются продуктом этого духовного разложения еврейского народа. Фарисеи, они как раз появились после вавилонского пленения. Фарисеи, если внимательно читать Новый Завет, они тоже были сребролюбивы, но они это не демонстрировали. А саддукеи – да. Саддукеи особенно не комплектовались, саддукеи не верили в бессмертие души, саддукеи верили в богатство, саддукеи достаточно умело управляли финансами Иерусалимского храма, и саддукеи — это по сути дела носители духа капитализма.
Но опять-таки, я хотел бы даже покритиковать Вернера Зомбарта, потому что он просто говорит евреи. А что такое евреи я не знаю, на эту тему уже много раз говорили — это просто носители некой идеологии. Евреи это всё-таки этнос, это кровь. Та же еврейская электронная энциклопедия говорит о том, что по сути дела нет носителей этой крови сегодня. Поэтому речь идёт не об этносе, не о крови, речь идёт об определённом типе людей, которые, действительно, восприняли именно эту матрицу, культурно-историческую матрицу, духовную матрицу. Вот в чём дело.
И сегодня, когда мы говорим про хозяев мира, про, скажем, главных акционеров Федеральной Резервной Системы — там всякой твари по паре, там и Ротшильды, там и Рокфеллеры. Известно там из нескольких биографий, что часть Ротшильдов это набожные иудеи, которые являются ортодоксами, которые буквально понимают там все предсказания и, естественно, в своём варианте, и ждут мессию, но не Христа, а ждут своего мессию — антихриста. Есть там протестанты — те же самые Рокфеллеры.
Но повторяю, что эта грань между носителями разных религий, она уже стирается. Ещё в XVII-ом веке пуритане это уже была та переходная форма. Сегодня практически это всё достаточно условные бренды.
— Один говорит: «Я мусульманин».
— Другой говорит: «Я католик».
— Третий говорит: «Я мормон».
А в общем — они являются носителями, я бы сказал, единой религии, которую я называю религией денег. Хотя с иудаизмом сложнее, потому что иудаизм он тоже мимикрирует, иногда это талмудический иудаизм, иногда это кабализм, кабалистика, а у них там внутри свои противоречия, свои разборки идут. В общем — это религия денег.
Я даже позволю себе сформулировать некоторые догматы этой религии денег. Они у меня прямо в оглавлении отдельные параграфы.
Догмат 1. Богатство, как цель и смысл жизни.
Догмат 2. Цель оправдывает любые средства.
Догмат 3. Святость частной собственности.
Догмат 4. Индивидуализм, как способ жизни.
Можно говорить долго, ведь целая книжка, но поскольку времени мало я, можно выразиться так, сделал презентацию этой книжки, потому что погружаться в детали не хочется, деталей много интересных, но всё-таки это детали.
