Большое интервью председателя РЭОШ Валентина Юрьевича Катасонова журналу «Банки и деловой мир».
Колесо санкций провернулось и теперь не только мы, но и наши европейские партнёры подсчитывают убытки. Особой радости, впрочем, это не приносит. Потому, прежде всего, что пострадали не только прибалты с поляками, но и фирмы многих других стран, ни в каком русофобстве не замеченные. И это бы полбеды: при желании всё ещё можно поправить. Только нет такого желания. Напротив, России грозят новыми санкциями, судами и снова — в который уже раз за последние сто лет — втягивают в жесточайшее противостояние. Откуда такое упорство и непримиримость?
Предлагаем вашему вниманию версию доктора экономических наук, профессора МГИМО Валентина КАТАСОНОВА, который рассматривает сегодняшнюю ситуацию, опираясь на поворотные моменты становления мировой финансовой системы.
— Любой здравомыслящий человек понимает, что нарастающее давление на Россию — никакая не случайность, а долгосрочный, хорошо спланированный проект. И запущен он не вчера, а сто лет назад. Готовился он и того дольше, но именно Первая мировая война стала отправной точкой кардинальной перестройки мирового порядка.
Всем хорошо известно, что инициатором войны была Германия, экономика которой требовала расширения жизненного пространства. Но точно так же к началу ХХ века на лидирующие позиции по всем параметрам претендовали и Соединённые Штаты Америки. Тем более что Англия к тому времени утратила своё положение всемирной мастерской. Она решила стать мировым финансовым центром и ради этого пожертвовала своей реальной экономикой — согласившись на добровольную деиндустриализацию.
БДМ: А разве нельзя было и финансы развивать, и промышленность сохранить?
Привлекать деньги всего мира можно только одним способом: установив самую высокую процентную ставку. Но это автоматически предполагает, что и деньги внутри страны становятся самыми дорогими, а значит — недоступными для собственной реальной экономики. И она стала умирать. Это не я придумал — об этом написано много книг. Но самым достоверным подтверждением, полагаю, служат 50–60-е годы прошлого века: США тогда, точно так же, как и Англия в начале века, постепенно начали терять свои промышленные позиции — чтобы стать мировой финансовой державой. Чуть позже деиндустриализации подверглась и Европа. Мотивация и формат, правда, были иными, но механизм тот же.
А в 1914-м США по своему экономическому потенциалу уже намного превосходили Англию. Но воспользоваться своим превосходством Америка не могла, потому что место мировой финансовой державы уже было занято. Проявлялось это прежде всего в том, что фунт стерлингов был признан мировой валютой, и, чтобы занять место, доллару предстояло сбить его с пьедестала. Однако решение задачи растянулось на десятилетия. Первая мировая нанесла серьёзный удар по фунту стерлингов, но не завершила процесс.
Потребовалась ещё одна мировая война, в результате которой Бреттон-Вудская конференция — через 30 лет после начала Первой мировой — уравняла доллар с золотом и зафиксировала его в качестве мировой валюты. Фунт через два года полностью утратил свои позиции.
Понять логику и сложные многоходовки финансовых противостояний невозможно, если не признать принципиальный момент: американский доллар только внешне ничем не отличается от других национальных валют. Однако в действительности его судьбу и поведение в тех или иных ситуациях во многом определяет некий финансово-олигархический интернационал, который на определённом этапе решил использовать США как свою базу.
БДМ: Мне всё же кажется, что склонность к трансграничным операциям, а значит, и к подспудному интернационализму — это всеобщее качество денег, а не только доллара. Вспомним хотя бы швейцарских банкиров, для которых нейтральный статус страны в годы Второй мировой войны не только не стал препятствием, но, напротив, был использован — и с большой выгодой для себя — в финансовых операциях с гитлеровской Германией.
Это правда, но есть ещё и особенности Америки. Её формировали эмигранты из разных стран Европы, и практически каждый из них — чтобы навсегда порвать с родиной и отправиться за океан — должен был обладать внутренней центробежной силой: большими личностными амбициями, склонностью к эгоцентризму. Такая социальная среда не могла не сказаться на характере общественных отношений и вылилась, например, в обострённое до болезненности отношение к частной собственности.
Наглядно эти качества проявились в истории создания центрального банка Соединённых Штатов — важнейшего института, призванного обеспечивать государственный суверенитет. Только в начале прошлого века ему удалось обрести окончательный формат в виде Федеральной резервной системы.
БДМ: А до этого, выходит, США жили без центрального банка?
Не совсем так. Попытки создания центрального банка предпринимались ещё в конце XVII века, как и в большинстве европейских государств. Но в Америке централизация любых сфер жизни всегда приживалась с трудом. Потом всё же возник Первый Североамериканский банк, его сменил Второй Североамериканский. А потом пришёл президент Эндрю Джексон, и в США на многие десятки лет прекратились даже попытки образования центрального банка. Это случилось в начале 30-х годов XIX века. Причём будущий президент не только не скрывал своих намерений, но прямо вынес их в лозунг предвыборной кампании: «Или Эндрю Джексон и никакого центрального банка, или центральный банк и никакого Эндрю Джексона!» Избирателю такая позиция пришлась по душе.
Банкирам пришлось смириться с этой формулой и развернуть закулисную деятельность. Завершилась она в декабре 1913 года, когда Конгресс проголосовал за закон о Федеральном резерве. До этого мировая война не могла начаться — именно ФРС предстояло решать многие задачи финансовой олигархии, ради которых, собственно, войну и готовили.
БДМ: Но если говорить об итогах Первой мировой, то мы знаем, что главными её бенефициарами оказались Англия и Франция. Россия в результате революций и Гражданской войны только потеряла часть территорий и ничего не приобрела. А в чём выигрыш Соединённых Штатов?
Я как раз изучаю сейчас работу Фиска «Междусоюзнические долги» (1925). Он был статистиком и экономистом и досконально изучил состояниемира до, во время и после Первой мировой войны. Так вот, в войну США вступили нетто-должником: иностранные инвестиции в американскую экономику примерно вдвое превышали её международные активы. А после войны страна не просто превратилась в чистого кредитора, но и сдвинула Англию на вторую строчку списка. Правда, владычица морей всё ещё оставалась нетто-кредитором. Но только на бумаге: если вычесть обязательства России, то Англия оказывалась в нулевой позиции. Фактически из войны она вышла лузером и сохраняла позиции мировой державы только благодаря колониям.
Это был исключительно важный шаг, поскольку приближал США к Бреттон-Вудской конференции, зафиксировавшей новый мировой порядок, к которому так рвались хозяева ФРС. Но до неё оставалось ещё четверть века, и потрачены они были не впустую.
Благодаря кризису многие сегодня помнят, что в июле Бреттон-Вудсу исполнилось ровно 70 лет. Но мало кто знает, что за 10 лет до этого одним из первых решений только что пришедшего к власти президента США Франклина Делано Рузвельта стал указ о конфискации золота. Происходила она в два этапа: вначале золото было изъято у физических лиц, а потом — у банков. В итоге всё золото Штатов было сконцентрировано на балансе Министерства финансов. Позже для него было специально построено хранилище — Форт Нокс, где теперь размещено 99% золотых запасов казначейства.
БДМ: И с какой целью была проведена конфискация?
Рузвельту тоже неоднократно задавали этот вопрос, но внятно ответить ему так ни разу и не удалось. Советники за него объясняли, что такой шаг понадобился якобы для того, чтобы отменить золотой стандарт. Но европейские страны отказывались от золотого стандарта и прекрасно обходились без конфискаций. Однаковсё встаёт на свои места, если задаться вопросом: а могли ли в Бреттон-Вудсе 44 государства проголосовать за доллар как за мировую валюту, если бы не было Форт Нокса? Вряд ли. Понимая это, финансовая олигархия заблаговременно готовила аргументы для будущего единодушия.
БДМ: Но что, собственно, произошло в 1944 году? Доллару был присвоен статус резервной валюты — то есть фактически его приравняли к золоту. Одновременно признавалось, что его покрытие будет лишь частичным. Почему так?
Если страны принимают для своих национальных валют принцип золотого стандарта, то это вовсе не означает, что для всех — рубля в России, фунта в Англии и тугриков в Монголии — вводится единый процент покрытия. Такого не было нигде и никогда. В России в 1897 году, как известно, министр финансов Витте провёл реформу и сделал рубль золотым. Но нам захотелось стать святее Папы Римского: в отдельные годы покрытие золотом эмиссии у нас было больше 100%. А в Англии де-факто оно никогда не превышало 50%, в Бельгии и других европейских странах — 30–40%. И это считалось предостаточно для обеспечения надёжности национальной валюты.
БДМ: А какой процент золотого покрытия в 1944 году был установлен для доллара?
На момент Бреттон-Вудской конференции действовала норма покрытия, равная 40%, но в 1945 году она была понижена до 25% и просуществовала до 1968 года. Это была формальная норма, обмена внутри страны не было, к тому же обеспечением было не металлическое золото банков ФРС, а лишь золотые сертификаты, или расписки, полученные от казначейства в 1934 году, когда они сдали весь металл государству. По итогам Бреттон-Вудской конференции США приняли на себя обязательство перед денежными властями всех государств — обменивать доллары на жёлтый металл по специально установленной фиксированной цене и без каких бы то ни было ограничений. Международные финансовые отношения в послевоенный период регулировались очень немногими документами, главным образом — Уставом МВФ. В нём, однако, не содержится юридического обязательства правительства США обменивать доллары на золото. Нет такого обязательства и в других документах конференции. Когда моя аспирантка поехала на стажировку в Вашингтоне, мы заранее подготовили развёрнутый запрос в Библиотеку Конгресса США. Ответ по форме оказался столь же развёрнутым, а по существу коротким — такого документа с обязательствами по обмену долларов на золото в библиотеке не обнаружено. Иными словами, США в 1944 году дали миру устное обещание, и оно было принято на веру — как водится между теми, кто живёт «по понятиям».
Следует, впрочем, признать, что мы переоцениваем значение Бреттон-Вудского соглашения. В учебниках пишут, что на конференции был восстановлен золотой стандарт. Но фактически его не было даже в усечённом виде. Золото жило своей жизнью, а доллары эмитировались Федеральным резервом и обращались в США и в мире практически как неразменные бумажные деньги. Размен был крайне ограничен, он больше существовал на бумаге. Только де Голлю удалось провести обмен «зелёной бумаги» на «жёлтый металл». Это было в середине 1960-х годов. И если отбросить тонкости, то главный принцип жизни доллара сводился к простой формуле: сколько надо — столько и напечатаем.
БДМ: Но что тогда имел в виду Никсон, когда в августе 1971-го произносил знаменитую фразу о закрытии «золотого окна», вызвавшую потрясение во всём мире?
Официальное объяснение было простым: Америка исчерпывает свои золотые запасы. Но истинная причина, как всегда, совсем в другом. На балансе Минфина США в ту пору находилось 10 тысяч тонн золота. Это, конечно, в два с лишним раза меньше, чем было на самом пике — в конце сороковых. Но более чем достаточно, чтобы не объявлять дефолт. Ближайшие конкуренты по золотому запасу, что называется, и рядом не стояли: у той же Франции было всего 3–3,5 тысячи тонн. Французы, кстати, были фанатами золотого стандарта, и де Голль предлагал удвоить цену золота (её установили ещё в 1930-х годах: $35 за тройскую унцию). Это позволило бы решить возникшие тогда проблемы с ликвидностью. Были и другие варианты, в частности — «бумажное золото» (SDR), которые за два года до этого начал эмитировать МВФ. Но ни с одним из вариантов американцы не согласились.
БДМ: И что же их не устраивало? Ведь на Ямайской конференции они всё же приняли новый формат.
Конференцию они могли созвать и в 1971-м. Такого рода мероприятия, как мы уже убедились, проводятся, чтобы проштамповать заранее и хорошо подготовленные решения. Но в том-то и суть, что решений тогда ещё не было. Понадобилось пять лет на подготовку варианта, который устроил бы тех, кому была выгодна эмиссия доллара без привязки к золоту, — так называемую группу интересов Рокфеллера. Некоторые эксперты пишут, что Ямайская конференция легализовала бумажно-долларовый стандарт. Но это не совсем правильно: слишком зыбкой и неустойчивой оказалась бы такая конструкция. Поэтому де-юре действующий сегодня стандарт признан бумажно-долларовым, но де-факто он — нефтедолларовый. Короткий отрезок времени в пять лет оказался исключительно насыщенным. В 1973 году начинается спровоцированная Соединёнными Штатами арабо-израильская война. Из рассекреченных сегодня документов Бильдельбергского клуба следует, что именно эта «общественная организация» санкционировала войну.
Помимо других целей, она должна была подготовить мир к переходу на нефтедолларовый стандарт. Непосредственным инициатором и куратором проекта стал Генри Киссинджер. И основные задачи были решены. Во-первых, арабо-израильская война спровоцировала мощнейший энергетический кризис, и как следствие — цены на чёрное золото буквально за несколько месяцев взлетели в 4 раза! Параллельно Киссинджер провёл серию вояжей по странам Ближнего Востока. Начал с Саудовской Аравии. Суть переговоров можно свести к следующему: мы вас убедительно просим продавать нефть исключительно за доллары (до этого за неё платили и фунтами, и марками, и иенами). В обмен предлагались оружие, военно-политическая поддержка и гарантия от агрессии со стороны Израиля.
Аналогичные договорённости были достигнуты со всеми странами ОПЕК. К 1975 году этот процесс завершился, и де-факто был введён нефтедолларовый стандарт.
БДМ: Но почему понадобилось идти на такой сложный, опасный и затратный проект? Неужели не было вариантов попроще?
Вариантов было более чем достаточно, о чём я уже упоминал. Но ни один не обеспечивал заветной цели: получить возможность делать деньги из воздуха. Для этого нужно было, во-первых, отвязать доллар от золота — чтобы снять тормоз с печатного станка. А вторая половина задачи — создать постоянно растущий спрос на «зелёную бумагу». Для чего и понадобился рынок нефти — самый ёмкий на тот момент. К тому же, за счёт искусственного роста цен его объём одномоментно увеличили в 4 раза. А дальше вступал в силу мультипликатор, повышающий цены на всё и вся, а соответственно — и спрос на доллары.
Так что Ямайская конференция лишь легализовала нефтедолларовый стандарт, который тщательно и обстоятельно готовился. Без осознания сути этого механизма и целей, его востребовавших, не понять событий, которые стали происходить в мире и с которыми мы сталкиваемся уже в сегодняшние дни. Взять ту же череду военных конфликтов на Ближнем Востоке. Почему туда полезли американцы? Что они там забыли, им нефть нужна? Но теперь-то они уже не скрывают, что способны добывать её больше, чем любая другая страна. Интерес США совсем в другом: они не могут допустить, чтобы мир соскочил с нефтедолларовой иглы, и жестоко пресекают малейшие попытки. Так, Иран за годы блокады, устроенной самими же американцами, почти полностью отвязался от доллара. В этом его величайшее преступление перед Америкой. А ядерная программа — только повод, позволяющий вернуть заблудшую овечку в нефтедолларовое стадо.
Печатный станок ФРС после Ямайки заработал на полную мощность, едва поспевая за растущим спросом со стороны мирового рынка. Но начальный этап миновал, и тогда были включены новые инструменты. Демократизация и свобода слова позволяли проводить в странах «цветные революции» и менять правящую элиту. Далее следовали либерализация экономики и приватизация собственности — сегодня все активы в мире продаются и покупаются за доллары, а значит, требуют соответствующего денежного обеспечения. А это триллионы долларов. И процесс непрерывно продолжается: проводится кампания по созданию рынка интеллектуальной собственности, снимаются ограничения на трансграничное движение капитала — это уже десятки триллионов долларов. Одновременно формируется нынешняя однополярная модель глобального мира.
БДМ: Есть, однако, ещё и законы экономики. Финансовый перекос — осознанный или спонтанный — неизбежно приводит к деиндустриализации и, соответственно, к кризису.
Мы видим, как корёжит в последние годы экономику Европы, которая выезжает исключительно за счёт Германии и отчасти Франции, сумевших сохранить промышленность… Европа, к сожалению, находится в полной вассальной зависимости от Штатов. К тому же хозяева печатного станка позаботились о защите, выстроив её в виде треугольной конструкции, триады. Первый элемент — печатный станок, или официально Федеральная резервная система, теперь уже де-факто наднациональный институт. Второй — собственно американский доллар, денежная единица, циркулирующая не только и не столько в пределах США, сколько за их границами. И наконец, США — как территория, обладающая военным и политическим потенциалом, способным обеспечить защиту не только самого печатного станка, но и продвижение продукции этого станка – «зелёной бумаги». По существу, реальное обеспечение сегодняшнего американского доллара — это авианосцы, бомбардировщики и крылатые ракеты.
БДМ: И когда эта узурпация власти в мире может закончиться?
Всё зависит от того, насколько сбалансированно и слаженно взаимодействуют все элементы выстроенной конструкции. В принципе, самым слабым элементом может стать США как территория размещения печатного станка. Внутренние сепаратистские тенденции здесь очень сильны, и многие в стране считают, что гипертрофированную международную деятельность следует свернуть, сосредоточившись на жизни самих американцев. С внешней стороны проще всего обвалить американский доллар. Но пока не хватает международной солидарности. Разрушить ФРС можно только изнутри. Но для этого требуется, чтобы основные её акционеры очень здорово между собой передрались. Впрочем, мира между ними никогда не было и нет. Основные противоречия постоянно вскипают между двумя кланами, их в наших СМИ называют «группа Рокфеллера» и «группа Ротшильда». Тон, безусловно, могут задавать и люди с другими именами, но если выходить на интересы, то первая группа — это нефть и ВПК, а вторая — золото и наркотики. Так что варианты возможны самые разные, а значит, высока и вероятность восстановления золотого стандарта.
БДМ: Может, и не самым слабым, но наиболее реальным сегодня представляется вариант «освобождения» доллара от его привязки к нефти. В последнее время такие проекты не только обсуждаются в разных странах, но и предпринимаются конкретные шаги. Как вы их оцениваете?
Это один из способов разрушения нефтедолларового стандарта. Можно для этого использовать перевод расчётов в другие валюты, а можно применить одновременный сброс гособлигаций и других инструментов, номинированных в долларах. Но в любом случае нужно понимать, что это — война. А значит, наступает время, когда в мире действуют иные, отличные от коммерции законы. Во-первых, потери в войне несут обе стороны. Во-вторых, деньги никто не считает и кредиты берут под любые проценты — победитель потом всё «отобьёт». И когда сегодня некоторые эксперты начинают приводить выкладки: насколько санкции невыгодны самим европейцам, то это заведомо неправильный подход. Сегодня критерием разумности может выступать только один фактор — победа в войне.
БДМ: И каковы, на ваш взгляд шансы России?
Пока, к сожалению, Россия не субъект, а объект во всей этой игре. Как, кстати, это было и в Первой мировой войне.
БДМ: Да и во Второй тоже.Пока немец не оказался на нашей территории, мы всё выжидали и надеялись, что будет время по-настоящему подготовиться. И такая же ситуация с сегодняшней Украиной: никак не исчезает ощущение, что у нас нет собственной наступательной позиции. А что нужно, чтобы она появилась?
Прежде всего, как мне кажется, нужно хорошо знать противника, понимать его силу, цели и интересы. Только тогда можно разобраться в его стратегии и предугадать тактику. Но ничуть не менее важно так же честно и здраво оценивать свои сильные и слабые стороны. Не было ещё в истории случая, чтобы кому-то удалось Россию покорить. Более того, войны и крупные потрясения, как правило, шли ей на пользу: помогали осознать себя и своё предназначение, а потом — совершить новый рывок.
БДМ: Это — правда, и очень важная, но в ней опять-таки недостаёт наступательности — ответа на вопрос: за что мы готовы бороться и терпеть издержки?
Вопрос трудный и скорее всего не по адресу. Выскажу своё личное мнение. А оно в том, что в последние десятилетия мы, сами того не понимая, попытались вернуться на 150 лет назад. И чем дольше будем оставаться в колее капитализма, тем скорее прикатимся в тупик под названием «колониальная страна». Потому что вынуждены играть по чужим правилам, а они — никакой другой конечной станции для нас не предполагают. Но сейчас ещё есть шанс. И пройдя горнило войны — искренне надеюсь, холодной, а не «горячей», — Россия снова сможет вернуться на собственный путь развития. Необходимый не только нам одним, но и всему миру. Многие сегодня смотрят на Россию с надеждой.
Беседовал
Виталий КОВАЛЕНКО
Оставить комментарий