WVRhFffpZH8

О вкладе в науку русских учёных

Разговор на эту тему надо начать с уточнения термина «наука». В русском языке это понятие расплывчато. «Наука юношей питает, надежду старшим подаёт» — не об этой науке здесь пойдёт речь. «Его пример другим наука, но боже мой, какая скука…» — опять не то, о чём мы собираемся беседовать. «Ему присвоили научную степень доктора наук за исследование творчества Достоевского» — мы и не об этих науках. Литературоведение, как и искусствоведение и психология – это науки гуманитарные, и в самом этом эпитете содержится намёк на их необъективность, на наличие в них «человеческого фактора». Один искусствовед может «доказать» величие Пикассо, а другой – разоблачить его как плагиатора. Здесь говорить о вкладе в познание объективной реальности невозможно. Что это за наука, в которой одинаково законны противоположные суждения? Мы будем говорить только о такой науке, где существуют объективные критерии истинности и ложности – о той отрасли знания, которая по-английски называется science, а у нас – точные науки.
Эта отрасль возникла в протестанстской Европе на рубеже XVI и XVII веков, и среди её отцов-основателей были французы Декарт и Паскаль, англичанин Ньютон, немец Лейбниц и голландец Гюйгенс. В чём заключается её суть? Это есть построение в воображении учёного логико-математической модели окружающего нас материального мира, свойства которой совпадают с результатами наблюдений и экспериментов. Если говорить совсем коротко, это попытка воспроизвести в своём уме законы поведения, которым Бог подчинил сотворённую Им мёртвую материю.
Перечисленные выше первопроходцы так и понимали свою задачу, но потом исследуемые наукой законы были объявлены «законами природы», существовавшими вечно, независимо ни от какого Творца. Почему это произошло?
Перед научным сообществом стоял выбор между двумя вариантами. Первый вариант: продолжать рассматривать свою работу как проникновение в мысль Творца, и тогда каждое новое открытие становилось бы подтверждением Божьей премудрости. Второй вариант: никакого Творца нет, есть лишь извечно существовавшие законы природы, и тогда научные открытия становятся подтверждением неограниченной силы человеческого интеллекта. Это был выбор между возвеличиванием Бога и возвеличиванием человека, в случае научного сообщества – себя самого. Снова, как у Адама и Евы, у европейцев возник соблазн самим «стать как боги». И они тоже не устояли перед таким соблазном. Так наука стала не просто безрелигиозной, но и атеистической.
Однако, отвергнув Творца, наука всё равно фактически занималась расшифровкой того Слова, Которое было в начале, и без Которого ничто не начало быть, что начало быть. Поэтому осмыслить феномен науки и дать ему правильную оценку можно только с религиозной точки зрения. И тут сразу же встаёт вопрос: может ли человеческий ум вместить в себя Божественную мысль о материи? Существует ли, хотя бы в принципе, единая логико-математическая модель, которая точно описывает материальную вселенную?
Четырёхсотлетние усилия, предпринимавшиеся для создания такой науки, ни к чему не привели, и сегодня уже очевидно, что она невозможна. Разрабатывать универсальную физическую теорию нынче пытаются лишь честолюбивые маргиналы, плохо знакомые с реальным опытом серьёзной науки. Но это вовсе не означает, что материя для человека непознаваема. Её свойства достаточно хорошо описаны двумя дополняющими друг друга моделями, каждая из которых отражает определённый аспект Замысла о материи. В одной из них представлен аспект непрерывности, в другой – аспект дискретности. В сознании Бога они неразделимы, в сознании человека – неслиянны. Вершиной познания непрерывного аспекта вселенной является общая теория относительности; вершиной познания дискретного аспекта – квантовая физика. Создать релятивистскую квантовую теорию учёным не удалось.
Созданием этих двух независимых моделей бытия завершилась потрясшая человечество великая эпоха науки. Она прошла через век пара, век электричества, век радио, век атома, век астрофизики и на этом кончилась, оставив после себя нам в наследство небывалую по комфортности искусственную материальную среду обитания и продолжающую совершенствовать эту среду технологию. В познании базовых принципов мироустройства человек достиг того предела, за который ему не шагнуть, ибо дальше – невместимое его умом, но в практическом использовании познанного он может достигнуть каких-то новых успехов, чем он, собственно, сейчас только и занимается.
Теперь мы можем уточнить, что нужно считать вкладом в науку. Внёсшим в неё какой-то вклад может быть признан только тот учёный, который участвовал в создании хотя бы одной из двух современных моделей материального мироустройства, ибо остальные, возникавшие в ходе развития науки модели оказались ложными, и участие в их разработке вкладом в познание мира названо быть не может. Истинность же общей теории относительности и квантовой физики неоспоримы. Истинность первой подтверждается предсказанием смещения перигелия Меркурия, наличием чёрных дыр и отклонением световых лучей вблизи массивных звёзд; истинность второй – расчётом на основе её законов спектра атома водорода, совпавшим с измеренным с точностью до седьмого знака после запятой.
В какой же мере участвовали русские в создании этих моделей?
Россия включилась в европейскую науку через сто лет после её возникновения, объявив об этом на весь мир устами Ломоносова. Он писал, что будет собственных быстрых разумов Ньютонов российская земля рождать. Сбылось ли это его пророчество?
Начнём с общей теории относительности. В чём её суть? Это — формальное описание четырёхмерного пространства-времени с неотделимой от него материей, присутствие которой искривляет его и делает неевклидовым. Математический аппарат этого описания был заимствован Эйнштейном у Римана, который, в свою очередь, развил учение Гаусса о кривизне пространства. Но чтобы создать и развить это учение, кто-то должен был первым допустить мысль, что пространство может быть кривым, т.е неевклидовым. Таким смельчаком стал профессор Казанского университета Николай Иванович Лобачевский (1792 – 1856), представивший 23 февраля 1826 г. физико-математическому отделению университета рукопись под названием «Сокращённое изложение начал геометрии». Это был день рождения неевклидовой геометрии – первого звена длинной цепи исследований, последним звеном которой стала общая теория относительности.
Перейдём ко второй, дискретной модели. Её принятие потребовало не меньшей психологической перестройки, чем общая теория относительности. Там надо было в корне изменить традиционное представление о пространстве, здесь – традиционное представление о веществе. Это был «переход на цифру», подобный тому, который сегодня происходит в телевидении, с той разницей, что он совершался не в технологии, а в человеческом сознании.
Квантовая идеология заявила себя прежде всего в представлении об атоме. Сначала Нильс Бор выдвинул свой знаменитый постулат, гласящий, что энергия электрона, находящегося на орбите атома, определяется квантовым числом N, принимающим дискретное («разрешённое») значение, а затем Вольфганг Паули добавил к этому числу ещё два, тоже дискретные, квантовые числа M и L, и сформулировал главный закон построения электронных оболочек атома: в атоме не может существовать двух электронов, имеющих одинаковое значение всех трёх квантовых чисел. Чем оправдывалась столь странная аксиоматика? Исключительно тем, что она позволила исчерпывающе объяснить задолго до этого открытый периодический закон химических элементов. А открыл его, как известно, русский химик Дмитрий Менделеев (1834 – 1907).
Таким образом, и в случае дискретной модели материального бытия логическая цепочка, приводящая к его познанию, началась с открытия нашего соотечественника.
Констатацией этого факта можно было бы закончить обсуждение вопроса о вкладе в науку русских учёных. Этот вклад не просто имел место, но в какой-то степени оказался решающим, поскольку направил мысль исследователей именно в то русло, которое вело к максимально доступному для человека постижению мироустройства. Но прежде, чем поставить точку, хочется вернуться к словам Ломоносова о «собственных Ньютонах», которых может рождать российская земля.
Англия родила первого Ньютона, развитие идей которого математиками и физиками привело к созданию «классической» модели окружающего мира – неверной, но практически очень полезной. Россия родила Лобачевского и Менделеева, которых можно назвать вторым и третьим Ньютонами в том смысле, что развитие их идей привело математиков и физиков к созданию столь же практически ценной, но уже верной картине мироздания.
Так что же, Ломоносов и вправду был пророком? Если его стихи были пророчеством, то да. А чем отличается пророчество от прогноза?
Прогноз есть предвидение ещё не произошедшего, логически вытекающего из уже произойдённого. Для человека, делающего прогноз, подсказкой является осмысление того, что он видит вокруг себя. Чем больше фактов войдёт в его поле зрения и чем правильней он рассуждает, тем точнее будет его прогноз. Пророчество – это нечто совершенно другое, оно не имеет никакого отношения к логическому рассуждению, более того, оно вообще не есть рассуждение. Пророк возвещает человечеству не то, до чего он дошёл своим умом, а то, что он увидел. Некто показывает ему фрагмент будущего перенесённый в настоящее. Кто может это сделать? Разумеется, только тот, для Кого всё, что было, и всё, что будет, есть настоящее. Предвидение Ломоносовым появление русских ньютонов не вытекало ни из каких фактов, поэтому его надо признать чистым пророчеством. И как всякое настоящее пророчество, оно сбылось – Россия родила двух «ньютонов», давших толчок к созданию современной физики.
Раз уж мы начали разговор о пророках, давайте доведём его до конца. Пророком принято называть того, кто, напитавшись Святым Духом, вещает нам истину о грядущем, и главное здесь не в том, что конкретно ему открывается, а то, что это открывается ему Святым Духом. Естественно называть пророком того, через кого Святой Дух открывает людям такую истину, которую сами они открыть для себя не сумели бы. А разве такие истины связаны только с будущим? Христос сказал ученикам: «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину» (Ин 16, 13). Всякую! В том числе, конечно, и относящуюся к тайнам мироздания, логически невычислимым. Пророку Моисею, например, была Святым Духом открыта тайна Большого Взрыва (отделения света от тьмы в Книге Бытия). Столь же невычислимые принципы мироустройства открывались великим учёным Нового Времени, в том числе Лобачевскому и Менделееву. И все они были пророками. Просто предмет пророчества был у них особый – в первые века Святой Дух содействовал становлению Церкви (см. Деяния святых апостолов), а с XVII века помогал становлению Материальной Цивилизации. И славить в обоих случаях нужно только Бога.

Автор: Виктор Николаевич Тростников

Оставить комментарий

avatar

Смотрите также