blokada457

И грянул «Январский гром»!

Две даты в трехсотлетней летописи Северной столицы России стоят особняком, забвение им не грозит: 8 сентября 1941 года — День начала блокады Ленинграда и 27 января 1944 года — День ее снятия. Самое зловещее и самое радостное события в истории города разделили почти 900 дней, за которые защитники Ленинграда совершили свой беспримерный подвиг.

Первые месяцы
В тот роковой день, когда части вер­махта, взяв Шлиссельбург, замкнули кольцо вокруг Ленинграда, немецкая авиация сбросила на него 6327 зажигательных и 48 фугасных бомб. За­полыхали 183 пожара, один из которых уничтожил Бадаевские склады. И пусть хранившихся там продуктов городу в нормальных условиях хвати­ло бы от силы на два дня, именно это событие стало мрачным предвестием грядущего голода.
Первую бомбардировку родно­го города хорошо запомнил видный отечественный историк, заслуженный деятель науки РФ, профессор Аполлон Давидсон, встретивший войну 12-лет­ним подростком: «Я сидел спиной к окну, читал «Графиню Монсоро». Вдруг на меня падает одеяло, которым бы­ло завешено окно. Оказалось — к сча­стью, поскольку следом посыпались осколки разбитого стекла: в кинотеатр «Форум» попала комбинированная фугасно-зажигательная бомба. Раздались крики людей, лай собак…»
blokada0547435 Первый мощный удар немецкой авиации принес и первые жертвы среди ленинградцев. Они открыли нескончаемый список блокадных потерь. С этого страшного дня город стал фронтом, у которого не было тыла. Сомкнув клещи у Ладоги, взять Ленинград с ходу гитлеровские войска не смогли — сказались последствия летних сражений 1941 года. Они принесли на­цистам не только большие успехи, но и беспрецедентные с начала второй мировой потери. Конечно, их не срав­нить с катастрофой, постигшей Крас­ную Армию, однако ни через четыре недели, как поляки, ни через шесть недель, как французы, советские солдаты сопротивления не прекратили. Более того, потери в живой силе и технике, понесенные в первые месяцы войны, вынудили нацистскую верхушку скор­ректировать амбициозный план «Барба­росса». Приняв стратегическое решение сконцентрироваться на наступлении на Москву, фюрер приказал высвободить для него не позднее 15 сентября 1941 года большую часть подвижных соединений и 8-й авиакорпус. Ленинград решили брать измором — голодом, холодом, артобстрелами и бомбежками.

Участие в этой операции принимали и воинские соединения из многих государств Европы. Показательно, что 7-му отделу (спецпропаганды) политуправления Ленинградского фронта пришлось вести работу не только на немецком, но и на финском, норвежском, шведском, испанском, голландском и французском языках.
В трудные дни осени 1941 года к солдатам вермахта обратился австрийский коммунист Фриц Фукс, работавший в радиокомитете Ленин­града. Начав свою пламенную речь с вопроса «Немецкий солдат! Подумал ли ты о том, что значит война с Советским Союзом, чем и когда она может кончиться?», Фукс закончил ее пророческими словами: «Ты близко подошел к Ленинграду, немецкий солдат… Но запомни — дальше не пройдешь… Ленинграда ты не увидишь!»
Особый разговор — о роли Финляндии в блокаде города на Неве. Памятуя о том, как много сделали финские пособники нацистской Германии для того, чтобы максимально увеличить число жертв блокады, странно было видеть колесивший в 2013 году по улицам Санкт-Петербурга белый ми­кроавтобус с большой фотографией барона Карла Густава Маннергейма. Современная российская «маннергеймиада» включает телепередачи, жизнеописания «Маннергейм в Петербурге», «Женщины в судьбе Маннергейма», «Маннергейм и Польша». Нет только в этом ряду работ «Маннергейм и блокада Ленинграда» или «Маннергейм и узники финских концлагерей».

blokada98345t

Характеризуя царившие в них порядки, финский историк Эйно Пиэтола писал: «Порка была настолько распространена в лагерях, что на­чальству приходилось в определенное время отчитываться об ее эффективности. Розгой служил привязанный к деревянной ручке пучок изолированной медной или стальной проволоки. Сильный удар этим пучком приходился, как правило, на спину пленного. Костей он не деформировал, но причинял адскую боль».
А вот показания чудом выжившего красноармейца Алексея Романова: «10 марта 1942 г. нас из концлагеря №2 (Северная точка) отправили на ст. Кутижма. В лагере помещалось в небольшом бараке 200—220 человек. Пища наша состояла из полугнилого картофеля, не вымытого и не очищенно­го, и хлеба — 200—250 граммов, но при условии, если выполнил норму; если же не выполнил, то «пайка» не получаешь, и, кроме того, бьют тебя палками. В нашем лагере Кутижма умерло с 10/III по 13/VII 440 человек, а остав­шихся 160 человек полуживыми привезли в Петрозаводск. Из этих 160 человек потом еще половина умерли, потому что до такого состояния довели людей власти лагеря. Особенно отличался фельдшер — финн-палач Лехтинен, который вместо медпомощи избивал нас, русских, до полусмерти. На моих глазах 4 апреля 1942 г. замучили моего двоюродного брата Романова Владимира, 26 лет».
Профессор Санкт-Петербургского государственного университета Владимир Барышников разоблачил миф о «благородстве» финского командования, якобы отказавшегося двигаться дальше старой границы с СССР 1939 года: «31 августа 1941 года финские во­йска вышли к бывшей границе между Финляндией и СССР на Карельском перешейке и сразу же стали ее переходить. Но тут они натолкнулись на глубоко эшелонированную линию укреплений — на так называемый Карельский укрепрайон (КАУР). По мощности эти укрепления можно сравнить с Лужским оборонительным рубежом на южных подступах к Ленинграду, который с ходу пытались взять немецкие войска, и не смогли. Чтобы прорвать КАУР, финскому командованию были нужны колоссальные силы, как люд­ские, так и технические. Немцы обходили Лужский укрепрайон, наступая через Кингисепп, а финнам оставалось перемалывать свою армию, пытаясь взять советские укрепления. Потери были серьезные… Тем временем немцы подошли к Пулково, Урицку, Лигово, то есть в предместья Ленинграда, и здесь встали — на Пулковских высотах завя­зались ожесточенные бои, прорваться к городу с юга немцы не смогли. Финны точно так же не смогли прорваться с севера, и обе армии остановились».
Наступление финских войск было остановлено мужественными защитниками Ленинграда, но не Маннергеймом.

Жизнь и смерть
До начала блокады из трехмиллионного Ленинграда успели эвакуировать 636 тысяч человек. Когда кольцо окружения замкнулось, в Ленинграде оставалось 2 млн 544 тыс. гражданского населения, включая свыше 100 тыс. беженцев из захваченной финнами Ка­релии, а также из Прибалтики и Ленин­градской области. Вместе с населением пригородных районов блокированными оказались 2 млн 887 тыс. человек, в том числе около 400 тыс. детей.
Может показаться невероятным, но не все имевшие возможность уехать ею воспользовались — мысль о блокаде просто не приходила в голову! Проходившие практику в Тульской области студенты 2-го Медицинского института Ленинграда в конце августа вернулись в родной город по собственной инициативе, проделав рискованный путь в пустых эшелонах, которые шли в город на Неве для эвакуации оборудования промышленных предприятий.
Очень скоро ленинградцы оказались на голодном пайке. Нормы снабжения быстро сокращались. В начале сентября рабочие и ИТР получали 600 грамм, с 12 сентября — 500, с 2 октября — 400, с 13 ноября — 300, с 20 ноября — 250 грамм хлеба в день. Служащим в начале сентября полагалось 400 грамм, потом паек сократился до 125 грамм, как и у иждивенцев и детей. Впрочем, хлебом эта темная масса, на 40 процентов состоявшая из солода, овса и шелухи, а позже целлюлозы, называлась чисто символически. Что-то сверх этого полусъедобного куска каждый должен был добыть сам. Или умереть.
Трагедией была потеря карточек, особенно в начале месяца и на всех членов семьи. «Я крикнула так, что остановился трамвай, — вспоминала блокадница Анна Викторовна Кузьми­на. — Рука вернулась к карману, а там — ни кармана, ни карточек…»
«От голода все чувства притупляются. Один день был похож на другой. Ждали либо спасения, либо гибели. Моей мечтой было лежать на кровати, рядом с которой стоял бы ночник и лежала краюха хлеба. Чтобы, просыпаясь, я мог от нее отщипывать. Спали, не раздеваясь, в пальто и всем прочем», — вспоминал профессор Давидсон. Он провел страшную зиму 1941— 1942 гг. в самом центре Ленинграда. Его сверстница Таня Савичева жила по адресу 2-я линия Васильевского острова, дом 13. Именно ей принадле­жит один из самых пронзительных документов блокады. Дневник 12-летней девочки — хронику ухода из жизни рядовой ленинградской семьи — невозможно читать спокойно и сегодня, 70 лет спустя: «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».
Обессиленную девочку удалось вывезти на «Большую землю», а спасти ей жизнь — нет. 1 июля 1944 года она умерла в эвакуации в Шатковской райбольнице Горьковской области.
В общей сложности за время блокады от голода, холода, болезней, бомбежек и артиллерийских обстрелов погибли около 1 млн человек. Страдания родственников, потерявших близких людей, усугублялись невозможностью достойно проводить их в последний путь. Вот страница из записной книжки радиожурналиста Лазаря Маграчева (за время блокады он передал в эфир около тысячи репортажей):
«Вчера, 21 января, скончался отец. Он бы еще жил и жил — крепкий рабочий человек. Но голод измотал, уложил в постель и не дал подняться.
Надо хоронить отца. Но как? Официальные церемонии не соблюдаются. Гроб не достал. Завернули в белую простыню, уложили на саночки и потянули к кладбищу. Очень хотелось похоронить отца в отдельной могиле.
Плетемся туда. Санки помогают тянуть старший брат Владимир и боевой друг Моисей Блюмберг. Мама идти не могла. Мороз тридцать градусов. Добрались до какой-то булочной. Оставили санки, а сами зашли туда погреться. Отсутствовали минут пятнадцать. Вышли. Санок нет. Кому-то они сильно понадобились…
Завернутый в белый саван, лежал мой отец на панели. Что делать? Стоим удрученные, с тоской оглядываясь по сторонам. И вдруг рядом тормозит грузовик. Шофер заметил нас. Остановился. Машина доверху полна закоченевшими трупами. Подняли отца и уложили рядом со всеми. Шофер дал прощальный гудок. Мы долго смотрели вслед. Вернулись домой. Пили горячий чай. Маме я сказал, что похоронили как следует, в отдельной могиле…»
blokada834

Однако в городе-крепости человеческие жизни не только обрывались, но и зарождались. Согласно недавно опубликованным данным, рождаемость в «колыбели революции» упала до минимума в октябре 1942 года, когда в среднем в сутки на свет появлялись менее двух детей. За весь 1942 год в среднем в сутки рождалось 43 ребенка против 182 в 1941 году. Если в 1941 году в Ленинграде родились 67899 младенцев, то в 1942 году — 12659, а в 1943 году — 7775.
С 24 января 1942 года благодаря подвозу продуктов по проложенной по Ладоге «Дороге жизни» ленинградцы стали получать 400 грамм хлеба по рабочей карточке, 300 — по карточке для служащих и 250 — по детской и иждивенческой. «Знаете, какая самая большая радость была? — вспоминала после войны врач-блокадница Г.А. Самоварова. — Это когда прибавили до трехсот граммов хлеба… Люди в бу­лочных плакали, обнимались. Это было светлое Христово воскресение, это уж такая большая радость была!»
Вскоре последовали новые прибавки. А когда по карточкам начали выдавать мясо, сливочное масло, клюкву и сухой лук, ленинградцы поняли, что самые голодные дни остались в прошлом.
Точку в истории блокады поставила операция «Январский гром». Она была проведена войсками Ленинградского (командующий генерал армии Леонид Говоров) фронта в рамках Ленинградско-Новгородской стратегической операции и была скоординирована с наступательными действиями Волховского (командующий генерал армии Кирилл Мерецков) и 2-го Прибалтийского (командующий генерал армии Маркиан Попов) фронтов и партизан.
27 января 1944 года в честь освобождения от блокады финальным аккордом в Ленинграде прогремел артиллерийский салют — 24 залпа из 324 орудий. Этот уникальный, впервые состоявшийся не в столице, салют слышали и наблюдали 560 тысяч ленинградцев, встретивших окончание блокады в родном городе.

Олег НАЗАРОВ, доктор исторических наук

Источник — «Российская Федерация сегодня». 2014. №1-2

Фото с сайта www.waralbum.ru

 

Оставить комментарий

avatar

Смотрите также