Александр Игнатенко. СУЩНОСТЬ КЛАССИЧЕСКОЙ ЙОГИ В КОНТЕКСТЕ ПРАВОСЛАВНОГО УЧЕНИЯ

СУЩНОСТЬ  КЛАССИЧЕСКОЙ ЙОГИ  («ЙОГА-СУТРЫ» ПАТАНДЖАЛИ И «ВЬЯСА-БХАШЬЯ») В КОНТЕКСТЕ ПРАВОСЛАВНОГО УЧЕНИЯ

АННОТАЦИЯ

 В статье раскрывается «технология» соединения адептов классической йоги  с миром бесплотных духов и уничтожения их личности в контексте святоотеческой аскетической традиции.  Её основу составляют специальные приёмы редукции эмпирического сознания, «остановки» деятельности  ума и достижения беспредметного созерцания. Проводится сравнительный анализ эмпирической редукции  сознания в феноменологии Э.Гуссерля и классической йоге.

                    ЙОГА ПРОТИВ ЗАПАДНОЙ МЕТАФИЗИКИ

Классическая йога древних индусов – уникальное и беспрецедентное явление в мировой философии и «духовной» практике. Глубоким и подчас парадоксальным воззрением на природу нашего разума, индийские йоги  до сих пор  превосходят во многих моментах официальную западную науку, психологию и философию.

В основе их философии и «духовной  практики» лежит, прежде всего, тщательно разработанная психотехника и культура созерцания, в широком смысле этого понятия, т.е. чувственного и интеллектуального. Определение йоги звучит так: «Йога есть сосредоточение, которое выступает свойством сознания на всех его ступенях. Ступени сознания: блуждающее, тупое, произвольно направленное, собранное в точку, остановленное» [Классическая йога («Йога-сутра» Патанджали и «Вьяса-бхашья») / Пер. с санскрита, введ., коммент. и реконструкция системы Е. П. Островской и В. И. Рудого. М.: «Наука», 1992]. Созерцание и его составляющие — направленность и предметность становятся в йоге основным предметом исследования. Именно созерцание является исходной формой их уникального опыта. В классической йоге мало умозрительных концепций, господствующее место занимают многочисленные непосредственные наблюдения и эксперименты. Этот опыт обобщался, осмысливался и со временем сформировался в традицию. Теоретическую, концептуальную «оправу» эта практика получила в философии санкхья. Как продукт умозрения, санкхья не всегда отвечает и объясняет опыт йоги, но в принципиальных положениях соответствует его учению. Сама йога и санкхья очень осторожно и не всегда однозначно объясняют суть опытных феноменов. Часто определенные сущности и формы сознания встречаются под разными терминами. Это, с одной стороны, является выражением несогласия между представителями традиции; а, с другой, связано с неясностью относительно сущности и содержания изучаемых феноменов.

Первым, что установили йоги, это наличие глубокой детерминации сознания объективным миром. Глубина зависимости и связи с объективной реальностью (пракрити) во многом определяет базовые формы сознания и способ их деятельности. Традиция санкхьи и йоги мало использует понятие страсти в своих текстах, тем не менее, совершенно очевидно, что под рядом терминов: «загрязненное сознание», «аффективность» и т.д. мы имеем дело с аналогичным феноменом. Йога различает две базовые диспозиции (установки) сознания, ориентированные на два противоположных способа его бытия – благое и неблагое. Неблагое сознание ориентировано на чувственную, прежде всего, жизнь, активную либо пассивную практическую позицию; часто сопровождается мощным развитием рассудка как средства необходимого для достижения основной цели – удовлетворения,  прежде всего, чувственной природы личности, стремление к наслаждению и комфорту. Это по сути дела «загрязненное сознание». «Загрязненность» — является метафорой внешней, вещественной детерминации сознания. Неблагое сознание сопровождается страданием как следствием чувственной жизни; ему, в терминологии индийской философии, отвечают гунны, тамас и раджас. Если применять язык феноменологии, то неблагое сознание тождественно  натурализованному и объективированному сознанию. В православном учении ему соответствует сознание, находящееся под влиянием страстей. Благое сознание направлено к «духовным» ценностям, а в его основе находится саттвическая гуна. Его конечная цель – освобождение от  страдания и соединение (слияние) с высшим мировым принципом — Абсолютной Пурушей. Достижение освобождения требует коренного преобразования содержания сознания. Для этого йоги используют тщательно разработанную психотехнику созерцания (сосредоточения), а также целую систему аскетических упражнений, необходимых для уничтожения физиологической основы детерминации сознания пракрити.

Йоги установили, что эмпирическое сознание возникает и разворачивает свои формы в результате прямого воздействия пракрити. В состав эмпирического сознания входят не только чувственные образы, представления и переживания, но и собственно мышление (логическая форма). Опосредствующая деятельность мышления посредством понятий, суждений и умозаключений, является формой преобразующей данные чувственного созерцания. Мышление «запускается» объективной реальностью и «обслуживает» взаимодействие человека (во всем его составе) со средой, природой. Если мы это отношение (мышления и природной среды) минимизируем, редуцируем – то исчезает необходимость в этой форме сознания. Таким образом, йоги фактически обнаружили, хотя и в отрицательной форме, нераздельность бытия (природы) и мышления (сознания), т. е. пришли к тому же результату, что и немецкая классическая философия в лице Гегеля. Самое важное различие между йогой и западной философией состоит в том, что указанный вывод был получен в первой из них непосредственным опытным путем. Его суть состоит в жестком ограничении притока вещества как субстанции пракрити к телу и душе человека, а также в борьбе против аффективной деятельности адепта.  В основе западной философской традиции лежит процедура отвлечения, абстрагирования ума от чувственности. Изучая воздействие объекта на субъект и наоборот, т.е. опосредствованным путем, удалось обнаружить их неразрывную связь (конкретное тождество бытия и мышления). Но западная философия не смогла понять, что само мышление, а, следовательно, и процесс познания не только связаны с объектом, но и «запускаются» им, т.е. детерминация идет от объекта к субъекту. Можно объяснить этот момент влиянием «европейской»  парадигмы, основу которой составляет господство практической  деятельности, направленной на потребление природы. Поэтому, кроме общего результата, они пришли и к существенным расхождениям. В связи с тем, что мышление (буддхи и т.п.) запускается пракрити, йоги сделали вывод, что  оно  не априорно — и «вынесли» его за пределы  самости.  Вследствие такого подхода мышление получило неодушевленный статус. В западной философии, наоборот, мышление рассматривалось как всеобщая, априорная форма сознания тождественная с «я»; здесь субъект и объект, бытие и мышление взаимно определяют друг друга. Классическая философия не увидела, что содержание мышления натурализовано. Йога же само мышление как форму сознания исключила из априорных структур. Западная философия не осознала до конца, насколько глубоко непосредственное бытие (природа, пракрити) оказывает воздействие на деятельность сознания. Отвлеченное мышление способно моделировать  — конструировать идеальную (знаковую) реальность, но, если она не согласуется с референтом (чувственная реальность), то мышление впадает в заблуждение. Йоги отбросили мышление, поскольку оно является временной промежуточной формой познания, необходимой для преодоления незнания. Знание того, что мышление есть продукт воздействия пракрити, означает переход к пуруше как априорной форме самости.

РЕДУКЦИЯ ЭМПИРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ В ФЕНОМЕНОЛОГИИ

И КЛАССИЧЕСКОЙ ЙОГЕ

Феноменологическая редукция Гуссерля демонстрирует типичное заблуждение западной философии:  отождествление идеальной и чувственной реальности, подмене второй первой. Знанием (знаковым   содержанием) заменяют чувственное (природное) бытие.  Бытие идеальной реальности дано только мышлению и представлено в знаковой форме. Чувственная реальность дана  органам чувств, посредством ощущений. Чувственная реальность может быть преобразована в идеальную (мыслимую), но не наоборот. Это связано с принципиальным различием субъекта и объекта. Субъект может принимать форму созерцаемого, тогда как в отношении объекта  такие рассуждения абсурдны. Объект не имеет души и безразличен к знанию. Невозможно мышление превратить в чувственную реальность, или, говоря по-другому: чтобы возникло ощущение необходимо наличие (данность) чувственного объекта. В западной философии связь тела и души глубоко не исследована. Эмпирическое сознание может быть редуцировано только эмпирическим путем, т.е. непосредственным  изменением чувственной (телесной) жизни и связанным  с ней чувственным сознанием. Вера в возможности отвлеченного разума в западной философии столь велика, что философ подменяет один процесс другим, и отвлеченный (абстрактный) результат относит к совершенно другой форме реальности.  Это чрезвычайно типичный порок отвлеченного мышления. От того, что Гуссерль отказывается от суждений относительно существования объективного мира, вовсе не означает, что объективный мир «отказывается» от автора феноменологии, и не воздействует на него и его сознание. Поэтому, безусловно, феноменологическая редукция как «закавычивание» объектов есть самообман, который становится основанием всего его учения. У Гуссерля мышление продолжает действовать, поскольку он не уничтожил непосредственный источник его активности: мышление «запускает» не только предмет,  но  и непосредственная энергия вещества, посредством телесности, а также культура. Проблема в том, что мышление невероятно трудно остановить, оно имеет бессознательный источник своего функционирования. А если оно не остановлено, то его опосредствующая деятельность осуществляется помимо желания трансцендентального субъекта Эдмунда Гуссерля. Поэтому последовательность интенциональных актов вне мышления есть очередной самообман. Другими словами, феноменологическая редукция у Гуссерля есть фикция отвлеченного ума, поскольку de facto не приводит к уничтожению эмпирического сознания. Очевидно, что Гуссерль до конца не понимал природу мышления. Немецкий философ отказался от мышления, прежде всего, потому, что неправильно истолковал Декарта, и не увидел в форме  мышления  всеобщего, априорного содержания. Автор феноменологии также до конца не понимал и натурализованный характер категорий мышления, поскольку мышление он уравнял с формами непосредственного знания и чувственности. В результате, как и йоги, избавился от мышления как формы познания вообще.

Редукцию эмпирического сознания йоги сводят не только к созерцанию (пуруше), но и проводят значительно дальше. Ведь оказывается, что избавившись от непосредственного содержания эмпирического сознания, мы забыли о его «скрытых» формах. К ним относятся «следы» актуального эмпирического сознания. К ним йоги относят «следы» прошлых впечатлений, мыслей, образов, представлений находящихся в сфере бессознательного. Эти «следы» или «бессознательные» факторы, даже при прекращении актуальной деятельности сознания произвольно переходят в сферу подсознания и становятся источником возобновления деятельности его форм. Для устранения бессознательных факторов необходима специальная психотехника – йога бессознательного. Это предельно сложный момент йоги, поскольку необходимо фактически остановить мышление. Для этой цели основой сосредоточения выступает причина их остановки – отсутствие предметности. Не останавливаясь на  технических деталях, выразим само его содержание:  осуществляется переход от бессознательного сосредоточения к беспредметному. Если удается провести этот переход, мы непосредственно обнаруживаем отсутствие определенности, содержания вообще или «пустоту». Таким образом, последовательная йогическая редукция эмпирического сознания приводит нас к «пустоте» или отсутствию определенности вообще, к реальной  остановке ума. Поскольку пустоту мыслить утвердительно нельзя, о ней сказать также ничего нельзя. Поэтому пустота, это скорее внутреннее чувство (переживание)  непосредственной достоверности отсутствия  нечто. Гегель эту характеристику  сознания называет абстрактной всеобщностью. Всеобщностью, поскольку пустота свойственна любому субъекту, а абстрактная потому, что она есть отвлечение от любого содержания, от всего, от нечто. Для йогов, пустота есть последняя всеобщая сущность самости (души). Пустота есть следствие последовательной эмпирической редукции сознания. Но «открытие»  пустотности, пустоты вынудило йогов отказаться и от самого созерцания (пуруши); а поскольку пуруша, это фактически «я» или личность, то слияние, растворение в Абсолютном Пуруше — приводит к уничтожению личности адепта. Такова, на наш взгляд, внутренняя логика последовательной эмпирической редукции осуществленной йогами. Йогическая редукция, как средство освобождения от сансары (детерминированности пракрити), привела к отказу от созерцания и мышления как форм априорных душе или самости. Созерцание и мышление выступают «псевдоформами-агентами»  пракрити. При очищении сознания они исчезают, следовательно, согласно йоге, они не принадлежат душе. Или, как говорят в западной философии, не имеют априорный, всеобщий, характер. Не трудно понять, что иной результат они и не могли получить a priori. Задача, поставленная йогами, превосходит возможности имманентного, плотского, падшего разума. Ведь падший разум руководствуется лишь пракрити, и свою стратегию строит по  ее образу и  подобию. Выйти из этого круга собственными силами он не может, пока Истина не освободит его.

Таким образом, в феноменологии Гуссерля мы имеем место с псевдоредукцией  эмпирического сознания, которая не приводит к очищению трансцендентального субъекта от натурализации и объективизации. Априорной, всеобщей структурой трансцендентального субъекта оказывается абстракция направленности – интенциональность. Йоги проводят действительную редукцию эмпирического сознания, но это приводит их к отказу от созерцания и мышления как всеобщих форм сознания. Невозможно получить трансцендентное знание посредством имманентных способов и методов.

«ОБЛАКО ДХАРМЫ» И ПРИРОДА СПЕКУЛЯТИВНОГО МЫШЛЕНИЯ

Достижение состояния сознания, которое получило у йогов термин-метафору «Облако дхармы», имеет своим результатом доказательство нетождественности пуруши и буддхи. Если в состоянии «загрязненности» ума эти формы неразличимы, то после процедур очищения-аскетизма, добродетельной жизни, специальной психотехники, самосознание начинает отделять мышление (буддхи) от созерцания (пуруши). Тогда как спекулятивное (неочищенное) мышление, в связи с «перманентным» беспокойством, наоборот, созерцание объявляет фикцией ума, который  пребывает в состоянии «непосредственности» — неведения. В итоге, йога оставляет одну априорную структуру самости – пурушу (созерцание), но затем в беспредметном созерцании фактически ее утрачивает;  спекулятивная философия, наоборот, отказывается от созерцания как самостоятельной (априорной) формы. Напрашивается вывод, что спекулятивное мышление, его содержание, значение и отношение к другим формам обусловлены  «неблагой» установкой, порождающей «загрязненное» сознание, или, выражаясь языком православного учения, состоянием падения и «острастением» ума. Таким «оригинальным»  способом можно обнаружить механизм возникновения спекулятивного, а, следовательно, и диалектического мышления, и причину его продолжительного господства в истории западной философии. Почему же йоги «вынесли» способность мышления за пределы души-самости? Ответ довольно прост. Они не знают других способов деятельности мышления (слова), кроме как «обслуживания» самости в состоянии «загрязненности».