Александр Игнатенко. ФИЛОСОФСКАЯ ТЕОДИЦЕЯ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ. «ГЕГЕЛЬ КАК СУДЬБА РОССИИ» О.Ю.СУМИНА.

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена критике историософской апологии «русской идеи» как идеи философии Гегеля, принадлежащей непосредственному участнику философского возрождения в 70-80 годах XX в., современному гегельянцу О.Ю. Сумину. Судьба России, согласно русскому философу, с религиозной точки зрения понята быть не может, а христианство является историческим пережитком и формой сознании, склонной к эмпирической философии. Поэтому период русско-советской истории должен быть поставлен в органическую связь с философией истории Гегеля. Олег Юрьевич обнаруживает  отступление Гегеля в его философии истории от собственной логической схемы развития Абсолютного духа как искусства-религии-философии. Философ  «исправляет» историческую ошибку Гегеля и полагает в основу историософии России философский разум, а коммунистический период  рассматривает как историю его становления.

                                                                                       « В тарантасе, в телеге ли,

                                                                                        Ночью еду из Брянска я,
Всё о нём, всё о Гегеле
Моя дума дворянская».

                                                                                                                   А. М. Жемчужников.

                                                         «В России нет сыновнего преемства

                                                           И нет ответственности за отцов.

                                                          Мы нерадивы, мы нечистоплотны,

                                                          Невежественны и ущемлены.

                                                          На дне души мы презираем Запад,

                                                          Но мы оттуда в поисках богов

                                                          Выкрадываем Гегелей и Марксов,

                                                          Чтоб, взгромоздив на варварский Олимп,

                                                          Курить в их честь стираксою и серой

                                                          И головы рубить родным богам,

                                                          А год спустя —  заморского болвана

                                                          Тащить к реке привязанным к хвосту».

                                                                                                             М.Волошин

Во Втором Послании к коринфянам, апостол Павел промыслительно  говорит: «Ибо мы не смеем сопоставлять  себя с теми, которые сами себя выставляют: они измеряют себя самими собою и сравнивают с собою неразумно» [2-е Кор.10,12].   Как еще возможно точнее выразить сущность всеобщего принципа свободного и абсолютного разума гегелевской философии, «определенного в себе самом и через себя самого»!? Диалектический способ мысли, который основан на этом положении,  апостол называет неразумным. Наши же, абсолютные идеалисты, напротив, разумным полагают именно обратное утверждение. В то же время, гегельянцы искренне считают себя христианами, а всеобщую диалектику высшей теологией. Кому мы должны верить? Священному Писанию или протестантствующим философам? Принцип свободного разума полагает разумным совмещение в одном его «лице»  «прокурора», «судьи» и «адвоката». Не случайно, такой метод, который выдает себя за абсолютный и самый разумный, может доказать все, что угодно. Понятно, что апостол выражался  в своем суждении корректно, чтобы не обидеть тех, которые себя «выставляют». Тем не менее, болезнь измерения себя самим собою, к сожалению, широко распространена и в наше время. Любопытно также то, что те, кто так поступает, не видят в этом своего неразумия, а на каждом шагу, как заклинание, твердят о разумности собственного неразумия.

Поклонники всеобщей диалектики также являются авторами создания мифа о том, что всеобщая диалектика это теория развития. Тогда как метафизика, которая выражает мертвый рассудок, догматизм и неподвижность его определений – это философия деградации и застоя. К «нехорошей» рассудочной метафизике также относят схоластику и схоластическое мышление, которые также отрицают развитие как всеобщую трансформацию единого принципа. Поэтому, всеобщая диалектика это «хорошо» и разумно, а схоластика и рассудочная метафизика это неразумно и «ужасно». Попробуем развеять этот миф.

Схоластика не случайно возникает в католическом мире и представляет собой логическое развитие идеи свободного разума,  впервые проявившей себя в католическом богословии. Католики нарушили необходимые условия для соединения с Богом и истинного богопознания! Господь словами Священного Писания обещает вечную жизнь и знание всем, кто верует в него истинно. Католики, отделившись от Вселенской Церкви и ее соборного разума, противопоставили соборной истине случайность своего богословского мнения. За что и были в дальнейшем лишены спасительного действия Святых Таинств, обожения и истинного богопознания. Таким образом, они сами себя отлучили от Христа, Истины и Жизни. Другим следствием еретического поступка явилось возрождения  самой опасной страсти — неверия, поскольку неверие порождает все остальные страсти.  Формально, идентифицируя себя с христианством, но лишившись непосредственной способности к богообщению и богопознанию, католики испытали острую потребность в доказательстве необходимости своего упования. Но поскольку, кроме «свободного разума» им не на что было опереться в богопознании, возникает в теологической среде схоластика, как попытка средствами падшего разума доказать само божественное бытие и догматы  католического богословия.

Предпосылкой возникновения схоластики следует считать также католическое представление о неповрежденности разума, вследствие его грехопадения. Грех, согласно католическому учению, отнял только первоначальную праведность, благодатное совершенство, которое есть внешний дар, добавленный к естеству извне, от естества отделенный. Согласно же учению Вселенской Церкви, благодать была составной частью богоданного естества Адама. Интересно также то, что течения и движения схоластики мы не встречаем в истории Православной Церкви.

Современные религиозные философы, историки, западные богословы, а также, порой, и православные мыслители, бросают православному богословию упрек  в недостаточном его теоретическом развитии, в том числе, и в отсутствии у него развитой схоластической теологии и философии. На наш взгляд, такой упрек безоснователен. Он возникает из непонимания  истинного назначения догматического богословия в православии. В отличие от западной теологии, предметом которой выступают вопросы, возникающие из собственных, созданных самими католиками проблем, например, доказательства бытия Бога, вопрос об универсалиях, соотношение веры и знания, православное  догматическое богословие (о чем также писал В.Н.Лосский) —  сотериологично.

В православной догматике все содержание подчинено единственной и главной цели человеческой жизни – спасению  бессмертной души. Православное догматическое богословие представляет совершенную систему вытекающих одно из другого  и объясняющих друг друга отдельных учений. Хотя каждое из них представляет совершенно необходимую часть целого, внутри догматической системы отдельные учения располагаются в определенной последовательности, согласно важности заключенного в нем духовного содержания. Как правило, предыдущий догмат определяет последующий  и является предпосылкой его понимания. Система догматического согласования настолько совершенна, что не позволяет ложному содержанию проникнуть в тот или иной догмат. Ложь нарушит всю логику догматической богословской системы и будет извержена из нее. В.Н. Лосский совершенно верно указал, что догматическое богословие, как учение Иисуса Христа, выраженное в понятийной форме, неразрывно связано и не существует самостоятельно вне Церкви, Священного Предания и мистического богословия [Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие М., 1991]  Мистическое богословие раскрывает исторический опыт православного опытного богопознания и спасения. Догматическое богословие опирается на опыт спасения, а мистическое богословие в своей духовной практике опирается на незыблемые постулаты христианского вероучения, выраженного  в форме понятий. Догматические определения – это истины вероучения, выработанные, проверенные и выкристаллизовавшиеся в многовековом опыте Церкви и личного спасения. Божественные догматы, выражаясь образным языком русского поэта Максимилиана Волошина это «речение, в котором все слова притерты, пригнаны и сплавлены» Святым Духом и соборным непогрешимым разумом Святой Церкви. Догматическое богословие – это завершенная система божественных определений, не нуждающаяся ни в изъятии отдельных положении, ни в особых дополнениях. Глубина и божественная мудрость православной теологии открывается человеку по мере его духовного возрастания и не подлежит никаким изменениям, поскольку в ней содержится вся полнота православной истины.

Исходя из этого, следует вывод, что в народах исповедующих православие, не было  исторических, догматических и мистических предпосылок для возникновения схоластики. Схоластика, это продукт разложения католической парадигмы и проникновения в нее смертоносного вируса «свободного разума». Это одна из духовных опухолей западной цивилизации и провозвестница возникновения  в будущем светской философии.

Гегелевская спекулятивная философия как продукт разложения католической и протестантской теологии также содержит в себе схоластику, и это следует из основного ее принципа, от которого у нее «высоко вздымается грудь», и от которого она сама не может отказаться, ибо тогда превратится совсем в  другую по своему содержанию философию. Этим принципом выступает абсолютная самостоятельность мышления (свобода). Принцип самостоятельности и свободы мышления звучит очень  красиво и заманчиво! Но так ли это на самом деле? Рассмотрение содержания истории философии, в контексте теологии различных христианских церквей (то чем мы занимаемся в этом трактате), позволяет с полной уверенностью сделать вывод: самостоятельность и свобода мышления тождественна идее априорности, и своей предпосылкой имеет обожествление человеческого разума, в процессе исторического вырождения католической церкви посредством ее «гуманизации». Следовательно, если «самостоятельный разум» имеет своей предпосылкой совершенно другое содержание, то можно ли его признать после этого — абсолютно самостоятельным? Ибо абсолютно самостоятельное, это то, что не имеет никаких предпосылок. Развитие априоризма и приводит к схоластике, как одной из форм падшего разума, которая навязывает вымышленное содержание «абсолютно свободного» разума исследуемой действительности (прежде всего истории общества).

Книга О. Сумина «Гегель как судьба России» являет нам ярчайший образец постсоветской схоластики, где гегелевская идея свободного разума доведена до абсурда. По своему духовному содержанию она представляет собой последнюю обновленную версию апологии протестантизма в форме окончательно себя дискредитировавшей гегелевской спекулятивной философии. С одной стороны, в этой книге проводится идея духовной слабости православной христианской традиции,  а, с другой, поется панегирик католическо-протестантским религиозным ценностям,  воплощенным в немецкой философии.

Основная мысль книги Сумина состоит в том, что эпоха религии уже изжита в мировой культуре. «Христианская идея, — пишет философ, — которая сплотила в одно целое западноевропейские народы, сделала их одной семьей, у славян сыграла, напротив, не объединяющую, а разобщающую роль… На славянах религиозная идея, таким образом, продемонстрировала свое бессилие. Объединить славян, поэтому оказалась в состоянии не религиозная, а философская идея. Первоначально она их объединила в рамках своей исторической овнешненности в рамках коммунистической идеологии (как в свое время огнем и мечом крестоносцы пытались объединить народы именем религиозной идеи). Поскольку после падения коммунистической идеологии центробежные силы в славянском мире возобладали, то моим намерением было показать, как за внешним, грубым фасадом «марксистско-ленинской философии» скрывается истинная и глубокая философская идея, которая, вобрав в себя и результаты христианской религии, в состоянии объединить не только славян, но и весь мир. Совершенно замечательным, однако, является то, что эта идея уже мощно присутствует в жизни, прежде всего славян. Она есть их особенность, их историческое лицо также как христианская идея, есть лицо западноевропейских народов» [Олег Сумин. Гегель как судьба России. Краснодар: ПКГОО «Глагол», изд. проект «Университет» (серия «Классическая философия. Тексты и исследования»), 2005. – 364 с. — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/00_oglavlenie.htm].

После немецкой классической философии, — отмечает О.Ю.Сумин –

«… разум знает себя уже не только в особенных формах искусства и религии … но уже раскрыт для себя  всецело необходимо как универсальная, единая для всего человечества метафизическая система разумного. Славянские народы (как и все другие), таким образом, имеют возможность строить свое бытие, основываясь не только на религиозной морали (которая тоже разумна, но ее разумность субъективно-чувственна, т.е. до значительной степени случайна), но всецело на этих метафизических, необходимых разумных началах [Там же]. Более того, славянам повезло, поскольку их новейшая история оказалась непосредственно (можно даже сказать слишком уж непосредственно) связанной с «метафизической идеей», которая несовершенно проявилась в истории коммунизма. Коммунизм следует рассматривать как период религиозного изживания славянами метафизической, философской идеи. В коммунизме философский разум присутствует только на уровне объективного явления. Содержание книги необходимо воспринимать как своеобразную «философскую теодицею коммунистической истории» [Там же].

Название книги Сумину подсказал Янко Янев, один из самых известных болгарских гегельянцев 30-40 годов 20 века. «Он был, может быть, единственным славянином, который со всей отчетливостью заявил, что славяне и Гегель необходимы друг для друга, что для славян быть «гегельянцами» — это судьба». «…Тайна его (Гегеля — О.С.) судьбоносного влияния на славянскую мысль не только в прошлом, прежде всего, непосредственно после его смерти, когда поляки и русские переписывали его книги как апокалипсисы и чертили с помощью его формул путь объединенной славянской культуры. Гегель продолжает влиять на славянский мир и в новейшее время… Может быть, Гегель является единственным славянским философом, единственным, кто мыслил и переживал мир душой славянина, и не случайно он был воспринят с наибольшим восторгом именно в России и Польше. Та пророческая интуиция, которая волновала Достоевского, «что русская мысль означает всепримирение идей и всемирную грусть обо всех…— есть самое верное славянское выражение учения Гегеля». Определение Гегеля Яневым как «славянского философа» есть фактически не зачисление Гегеля в славяне, а попытка высказать мучившую его мысль, что сами славяне оказались пробужденными ко всемирно-исторической жизни философской идеей»  [Там же].

Для доказательства тезиса о славянской душе Гегеля  и гегелевской сущности славянской души, правый гегельянец «постсоветского периода» О. Сумин, разработал, по-видимому, с молчаливого одобрения Е.С. Линькова, с примитивную концепцию развития Абсолютного Духа, которая, по его собственной оценке, является развитием и завершением гегелевской идеи на эту тему. Как известно,  в своей философии истории Гегель рассматривал в эволюции Абсолютного Духа (это термин, который в гегелевской философии заменяет христианскую Троицу, достигшую полноты развития своих моментов) три момента объективного духа: искусства, религии и философии, но, затем по неизвестным причинам оставил эту затею. Мы можем только догадываться, что Гегелю в определенный момент стала очевидна абсурдность этой идеи. Но отзывчивая славянская душа в лице О. Сумина, не смогла так просто взять и отказаться от нее и не внести свой вклад в концепцию развития Абсолютного духа, с истинно русским размахом,  и довести ее абсурдность до маразма.

Абсолютный  Дух (т.е. Бог) у О. Сумина, вслед за Гегелем, содержит три логических момента: искусства, религии и философии. Им соответствуют исторические эпохи, в которых один из этих моментов получает господствующее развитие. Так, моменту искусства соответствует античность, религиозному моменту – западное христианство, философии…,  – дальше рекомендуется держать себя в руках, – Россия. Абсурдность данной идеи в том, что сущность Бога  (Трансцендентной реальности), т.е. Его  наличное бытие, как любил выражаться Гегель, отождествляется с феноменами человеческой культуры: искусства, религии, философии. Чтобы было понятнее, приведем пример из другой области. Возьмем конкретную птицу, пусть это будет ворона, и будем отождествлять ее с наукой орнитологией. Ворону, как природный объект, со знанием о ней, а орнитологию рассматривать как момент развития вороны. Но этот логический парадокс совсем не смущает товарища О. Сумина. Обращение «товарищ» здесь не случайно, поскольку О. Сумин поставил в книге «скромную» задачу осуществить «философскую теодицею коммунистической истории». Говоря проще, опираясь на философию Гегеля, доказать и оправдать необходимость и разумность коммунистического периода в истории России. Той  общественно-экономической формации, которая также, в свою очередь, строилась на основании  гегелевского диалектического метода. Возникает естественный риторический вопрос: удалось ли товарищу О.Сумину  решить поставленную им задачу?

Оставим на время в стороне эту логическую несуразность концепции, и остановимся на обосновании логической последовательности моментов развития Абсолютного духа как искусства, религии и философии.

Вся логическая схема Сумина основана на некритическом повторении глубоко ложной оценки Гегелем христианской формы познания. Напомним, что Гегель при сравнении  религиозной формы познания (христианства) с философской, истинное христианство отождествлял исключительно с рациональной теологией протестантизма. Поэтому, говоря о представлении как основной религиозной форме познания в христианстве, Гегель  подразумевает исключительно протестантизм. С этим нельзя не  согласиться, поскольку, действительно, протестантизм превращает учение Христа в басню и является продуктом его вырождения. Но история христианства не исчерпывается одним протестантизмом. И то, что протестантизм появляется хронологически позже всех, совсем не означает, что он есть воплощением истинного христианского учения. Поэтому отождествлять форму познания в христианстве только с его протестантским вариантом, по меньшей мере, не совсем корректно. Истинное христианство представляет Православная Церковь как традиция, сохранившая в неповрежденном виде учение Христа. Высшей формой познания в православии является Трансцендентное созерцание (духовное). Это сверхчувственное и сверхмысленное (транслогическое) познание благодатью.  Его нельзя сравнивать с чувственным и интеллектуальным созерцанием, и нельзя судить о нем по аналогии с ними. Трансценендентное созерцание – высшая форма богообщения, это соединение с Личностью Творца не по сущности, а по благодати. Догматические определения также нельзя относить к форме представления, хотя там отдельные определения и соединены союзом «и». Слова и понятия здесь не имеют прямого смысла. В отношениях между Лицами нет субординации, да и  отношений в прямом смысле нет. Если Гегель – «продукт» западной цивилизации, то для русских мыслителей, самосознание которых укоренено в православии, повторение совершенно абсурдных заблуждений немецкого философа без критического их осмысления, на наш взгляд, совершенно легкомысленно. Более того, познание благодатью отрицает самодеятельность интеллигенции (термин из философии Гегеля, означает знание), продуктивную силу воображения и «фантазию, творящую знаки» (Гегель). Таким образом, форма религиозного (христианского) познания выступила «камнем преткновения» для всей логической схемы гегелевской философии.

Лишний раз убеждаешься в правоте Данилевского («Россия и Европа»), что обезьяничанье и европейничанье – основной порок русской интеллигенции. Говоря прямо, русской философской интеллигенции не хватает именно самостоятельности мышления по отношению к «заморским» учениям. И это звучит как парадокс, по отношению к представителям абсолютного идеализма, для которых самостоятельность и свобода мышления является принципом их философии. Не хотелось бы применять гегелевское сравнение, сделанное по поводу отношения германских варварских народов к христианству (Гегель сравнивает их со свиньей, на шее которой вдруг оказалось алмазное ожерелье, с которым она не знает, что нужно делать.) к живым русским гегельянцам; тем не менее, упрямство с которым они, вновь и вновь, «подобно псам возвращаются на свою блевотину»  (как образно сказано во 2-м послании апостола Петра или в Притчах 26:11 «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою»), делает это сравнение актуальным, а их «скромную» самооценку собственной разумности  сильным преувеличением. Рассмотренное представление об эволюции Абсолютного духа, позволяет О.Сумину  сформулировать далекоидущие положения, «доказательству» которых, и посвящено основное содержание его философского труда. Во-первых, Сумин  утверждает, что «до XIX в. философия как форма познания и мировая история не были связаны между собой необходимым образом. История как судьба развивалась сама по себе, будучи преимущественно историей развития религиозных идей, войн и т.п., а философия — сама по себе, не будучи ощутимым образом, никак связанной с этими войнами и другими историческими событиями, философия никак не влияла на судьбу истории, а историческая судьба была совсем равнодушна к тому, о чем там рассуждают в тиши своих аллей и кабинетов ученые мудрецы. Философия как субъективное знание и история как объективный ход событий не имели необходимой связи. К ХІХ в. это положение изменилось. Связь между философской идеей и историей утратила свою внешность и приобрела характер разумной необходимости. Момент субъективности и объективности начали процесс необходимого взаимного опосредствования. Судьбой истории стала сама философия »[Там же, — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/06_0_vved.htm].

Во-вторых, «Философия, — пишет Сумин, —  и стала судьбой именно потому, что в философии Гегеля она достигла определенного, качественно нового состояния. Но и достигнув этого нового для себя состояния, давшего ей возможность стать судьбой всемирной истории, философия не стала абстрактной исторической судьбой, но проявила себя как судьба конкретного народа. И этим народом является русский. Таким образом, философия стала судьбой всей всемирной истории, народов всего мира, но это вхождение философии во всемирную историю произошло через судьбу русского народа» [Там же].

В этой связи, русские религиозные философы, согласно Сумину О., ошибались, полагая, что «русская идея» будет религиозной идеей. Тогда как более возвышенным будет полагать, что «русской идеей» будет философская идея. И не просто философская идея, а идея немецкой философии. Аргументирует это положение русский гегельянец следующим образом: «Не мы ее утверждаем, а вся история России вопиет об этом. Идея немецкой классической философии уже является нашей судьбой – хотим мы этого или не хотим. Единственное, что нам остается, – это либо понять нашу судьбу, либо продолжать оставаться в неведении того, куда влек и куда продолжает влечь Россию рок событий. И совершенно очевидно, что раз наша непосредственная предпосылка – это утверждение того, что судьбой России является философская идея, выраженная в немецком идеализме, то понять русскую судьбу можно, во-первых, только с философских позиций вообще (ибо понять философскую идею с нефилософских позиций невозможно), а во-вторых, хорошо уяснив те особенности, которые философская идея получила в ее немецком варианте и прежде всего в форме системы Гегеля. Именно в этом заключается вся сложность и специфика русской историософии. То есть, если судьбу, скажем, Западной Европы можно указать уже с религиозной точки зрения (что и сделал, например, Чаадаев, указав, что судьба Западной Европы есть идея христианской религии, — все в Европе дышит историей развития религиозной идеи), то судьба России с религиозной точки зрения или с точки зрения «религиозной философии» понята быть не может» [Там же].

Но дальше уточняет О. Сумин, «…немецкая философия, философия Гегеля становится «русской идеей» не потому, что она немецкая, а потому, что в немецкой философии весь всемирный историко-философский процесс достиг, наконец, своего предельного напряжения. Разум, являющийся истиной философии, в силу своей объективной развитости достиг своего необходимого выражения. В своей собственной субъективной сфере философской науки разум, наконец, пришел к своему адекватному самопознанию, приобрел форму философской системы, доступной каждому. Именно это обстоятельство обусловливает то, что «судьбой России» становится философия Гегеля. Объективность всемирной истории незамедлительно востребовала эту форму и Россия, оказавшись субъективно самой подготовленной, приняла на себя это великое и тяжкое бремя – быть мировым глашатаем новой формы, быть тем народом, который окажется достаточно безумным для того, чтобы попытаться реализовать в своей собственной истории новое понимание разумного» [Там же].

О том, как же история России «вопиет» о своей гегельянской судьбе, и в чем заключается субъективная подготовленность России для принятия на себя тяжкого бремени – быть «глашатаем новой формы», рассмотрим далее более подробно.

Понятие  Абсолютной идеи занимает центральное место в гегелевской системе абсолютного идеализма. Это квинтэссенция его философского учения. Абсолютная идея составляет содержание «Науки логики». Абсолютная идея, согласно Гегелю, отражает сущность Бога до сотворения мира, его внутреннюю жизнь. А сущность Бога до сотворения мира имеет логическую природу. Абсолютная идея есть последнее и высшее логическое определение философской идеи в моменте понятия. Но прежде чем идея доходит до себя как до абсолютной, идея полагает свою определенность в бытии и сущности. Пройдя ступени бытия и сущности, идея оказывается уже в определении понятия. Оказавшись в сфере понятия, идея полагает себя сначала как субъективность (субъективное понятие), затем как объективность (объект) и только потом в качестве истины двух первых определений дает себе форму идеи, высшим пунктом которой и становится Абсолютная идея (см. Г.В.Ф. Гегель «Наука логики»). Процесс становления Абсолютной идеи составляет «логический скелет» гегелевского «Бога». Абсолютная идея в «Науке логики» представляет собой логический план (модель) развития «Бога»  после  сотворения мира. Тогда как до сотворения мира гегелевский «Бог» тождественен его  логической философии. Но если это «Бог» до сотворения мира, то откуда в схеме его самополагания моменты субъективности и объективности? Ведь субъект и объект возникают уже после сотворения мира! Можно конечно выступить в защиту Гегеля и предположить, что в определение Абсолютной идеи моменты субъективной и объективной идеи входят потому, что «Бог» промыслительно знал, что появятся субъект и объект. Ведь это только план, логический образ будущего сотворенного мира. И действительно, в содержание Абсолютной идеи на ступени бытия входят логические категории качества, количества и меры. На ступени сущности входит категория существования, явления и действительности. На ступени понятия, в субъективное понятие входят основные формы традиционной логики: понятие, суждение и умозаключение. В содержании объективного понятия рассматривается логическое содержание физики (механики), химии и биологии. В понятии как идеи осуществляется синтез субъективного и объективного понятия, и мы получаем три момента ее развития  как идеи жизни, познания и Абсолютной идеи. Возникает вопрос: что в содержании «Науки логики» и гегелевского «Бога» до сотворения мира можно найти, кроме определений природы и форм ее познания? Абсолютно ничего! У гегелевского «Бога» нет другого содержания, кроме определений природы и  способов  человеческого познания, только в  форме философских категорий! А где собственно «божественное содержание»? У Гегеля, и вслед за ним у О.Сумина,  это не что иное, как абстрактная схема логического движения (логический паттерн) во всех моментах его самополагания: непосредственность, ее отрицание как положенность и синтез этих моментов. Другими словами, Абсолютная идея это содержание природы и ее познания в логической форме. О.Сумин пишет еще более откровенно: «Другое определение абсолютной идеи, которое ей можно дать, состоит в том, что абсолютная идея есть метод. Но это не субъективный метод, … а это есть метод вселенной. Это есть метод Бога, которым он познает себя и по которому он построил вселенную. Абсолютная идея как метод есть: … – абсолютное понятие – мысль Бога о себе самом, но реализующая это знание через человека» [Там же]. Любопытнейшая трактовка Божества! Оказывается «Бог» себя не знает, но это Его не смущает! Он строит вселенную на основе разумного плана согласно диалектическому методу. Этот метод с необходимостью открывается русскому мыслителю О.Сумину, благодаря немецкому философу со славянской душой Гегелю. И уже через Сумина и Гегеля «Бог» наконец-то приходит к познанию самого себя! Большое спасибо за это товарищам Сумину и Гегелю! Если бы не их самоотверженный труд по познанию «в понятии», «Богу»  так бы и не удалось достичь самопознания!

С какой целью мы вновь и вновь останавливаемся на абсурдных положениях гегелевской философии? Чтобы показать, что рассмотренная схема «развития» Абсолютной идеи  становится у О.Сумина теоретической моделью и методологической  базой всей его историософии, в том числе и философии истории России, и доказательством  того, что немецкая философия выступает истинным содержанием пресловутой  «русской идеи».

В этот «испанский сапог» примитивной логической схемы (Абсолютной идеи)  О. Сумин на протяжении всей своей книги  старательно пытается втиснуть всемирную и русскую историю. Что из этого получилось? Надругательство над историей! Мракобесие под видом науки!

Если кто-то думает, что автор опуса доказывает свои положения, — тот  глубоко ошибается! Гегелевский метод, несмотря на свои заверения о том, что он единственный в мире, который доказывает свои положения, в реальном философствовании — считает эту процедуру ниже своего достоинства. Взамен традиционной формы доказательства,  О.Сумин, неразрывно слившись с Абсолютной идеей,  предлагает нам напыщенное пафосное вещание от  лица вселенского разума.

Теперь перейдем непосредственно к содержанию книги «вещего Олега».

Оригинальность данной работы состоит в том, что вся глупость гегелевской философии, прикрытая научной мудреной фразеологией, в данном сочинении «вылазит» наружу, поскольку, по закону жанра, трагический этап исторической драмы перешел в стадию фарса. В философии  истории О. Сумина, мы имеем дело с профанацией предмета исторической науки и вульгарной наукообразной имитацией исторического процесса, с одной стороны, и   искусством спекулятивной клоунады, с другой.

Структура работы О.Сумина также отвечает рассмотренной выше схеме развития Абсолютной идеи. Первая глава посвящена  истории русско-советской философии, или идее в ее субъективности.  Вторая глава рассматривает объективность самой идеи или философию русско-советской истории. « Третьей же главы, – пишет в своей книге О. Сумин, – которая должна соответствовать самому моменту абсолютности, быть не может, ибо это есть сам процесс познания, метод, мысль, дух, и он присутствует только в мысли пишущего эти две главы и в мышлении тех, кто, может быть, наберется терпения не только прочесть, но и попытаться, вопреки всем несовершенствам, понять изложенное» [Там же].  Как следует из данного пассажа, в излишней скромности русскому гегельянцу здесь не откажешь. Другими словами, О.Сумин сам есть живое воплощение Абсолютной идеи.

Наибольший интерес для нас представляет второй и третий разделы первой главы, посвященные  философской  идее в моменте ее объективности и абсолютности. В них, по сути, рассматриваются предпосылки «русской идеи» как философской идеи, или «… как объективная положенность идеи в коммунистической истории приводит к тому, что из недр самой объективности рождается новая субъективность, уже не случайная субъективность религиозного и эстетического сознания, а абсолютная, в себе необходимая, как из себя изошедшая и в себя возвратившаяся абсолютно-идеалистическая, философско-разумная субъективность. Этот период русско-советской философии приходится на восьмидесятые годы » [Там же].

Вторая глава, по замыслу автора, «… в целом должна быть продолжением и дальнейшим развитием философии истории Гегеля. Разумный характер этой главы, поэтому состоит только в том, что она есть необходимый момент (набросок момента) общей философии всемирной истории, созданной Гегелем. Вторая глава поэтому посвящена более всего выяснению того принципа, согласно которому период русско-советской истории может быть поставлен в органическую связь с философией истории Гегеля. Выяснение этого принципа есть в то же время выяснение общего принципа разумного деления всей всемирной истории, который Гегелем не был ни формулирован, ни осуществлен» [Там же].

В первой главе, посвященной «Философской идее в моменте объективности», О. Сумин неожиданно дает, откровенно точное определение диалектики «как наукообразного обоснования разрушения современного государства» и «принципа построения идеологии»  «марксизма-ленинизма». Работая над этой книгой, О. Сумин еще не предполагал, что Евгений Семенович Линьков вскоре «разработает», на основе уже спекулятивного разума, а не эмпирического рассудка, новую «разумную» идеологическую концепцию коммунизма с «человеческим лицом», но уже в форме всеобщего христианства [Там же, — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/06_1_2.htm ].

О.Сумин там же утверждает, что советская эпоха оказалась неспособной «удержать разум в его всеобщности». «Эта деградация философской спекулятивной формы в форму опытного отношения к внешнему миру, таким образом, была основана на непосредственности самого христианского сознания», – пишет русский философ. И в этом виновато опять христианство, «непосредственное христианское сознание», погрязшее в «непосредственности чувственности» [Там же]. Как мы помним, Евгений Семенович вину за утверждение крепостничества в России также возлагает на православие.

После прихода большевиков к власти, продолжает русский гегельянец, «…философия Гегеля становится элементом идеологии огромного государства, которое будет черпать из идей этой философии аргументы как для уже совершенного политического переворота, так и для дальнейшего удержания власти» [Там же].

Какие  замечательные самообличительные выводы! Фактически О. Сумин утверждает то, что гегелевская диалектика может обосновать все, что угодно, и подвести, так сказать, «разумные основания» под любой человеческий «беспредел». Для большевиков, действительно, гегелевская софистика, якобы отражающая законы объективного исторического развития, была настоящей находкой, грозным «методологическим оружием» для оболванивания неискушенного в хитросплетениях философского разума доверчивого религиозного сознания рабочих и крестьян. О. Сумин, конечно же, этот  процесс превращения «разумной» диалектики Гегеля в рассудочную эмпирическую идеологию большевизма, связывает непременно с христианством как историческим пережитком и формой сознания наиболее склонной к эмпирической философии.

Рисуя мрачную картину разрушения Великой Российской Империи, деградации культуры и вульгаризации философии, «конкурирующих с периодом ранним средневековья», товарищ О. Сумин являет собой «наивности образчик». Неужели он не понимает, что требование основать государственную жизнь на началах философского разума, предполагает искоренение предшествующего  христианского мировоззрения, основанного на принципе Божественного мироустройства!? В этой связи, весьма любопытно одно замечание О. Сумина, в котором он проводит параллели между коммунистической идеологией в СССР и структурной организацией римо-католической церкви. Коммунистическую партию он сравнивает с «философской церковью», а фигуры Ленина и Сталина с философскими «папами римскими». Как постарались коммунистические «шариковы» по «зачистке» территории России от «христианского чувственного разума» всем хорошо известно!

Таким образом, согласно необходимому движению разумности товарища Сумина, идея всеобщности разума не могла быть воплощена в России в своей чистоте по той причине, что «… русское мышление, …оказалось неспособным изжить из себя чувственный, субъективный элемент в православной религии и религиозной философии…» [Там же]. Но, добавим мы,  с этим «пороком» русского мышления помогла справиться «философская церковь» во главе с «папой Хрущевым» в 60-х годах, когда были возобновлены гонения на Православную Церковь. С этой целью, КПСС разработала иезуитское «ноу-хау», которого не знала мировая история. В высшую церковную иерархию были внедрены агенты КГБ, а саму  Православную Церковь превратили в одно из ее подразделений, т.е. оставили форму, но изъяли из нее содержание.

Понятно, что тов. Сумин, рассматривает это злодеяние диалектически, т.е. как положительное, поскольку всеобщий разум был вынужден «насильственным образом» оторвать «непосредственность» мышления от самого себя. И вот, когда Православная Церковь была почти «добита» коммунистической партией, происходит объективное  диалектическое «превращение» всего плохого в коммунистической истории во всё разумное и хорошее. В 60-х годах,  советское мышление теряет свою связь с «идеологической формой разума» и возвращается к себе в 80-х годах, т.е. к периоду в советской философии, когда на ее небосклоне возникают всемирно-исторические фигуры – «аватары» Абсолютного разума – правые гегельянцы эпохи развитого социализма Е.С.Линьков и его эпигоны. О. Сумин пишет, что с этого времени, мышление «постепенно научилось держаться на себе самом» [Там же]. Спекулятивная диалектика, «имеющая вид смутного представления» в форме материалистической диалектики, становится своей собственной основой. «Мышление, таким образом, воссоединяется с собой всецело на философской почве» [Там же].

Согласно рассуждениям товарища О. Сумина, в истории СССР мы имели дело с объективной историей философской идеи, но только в форме идеологии. «Эту последнюю мышление должно будет понять как свою собственную историю, как историю своего становления» [Там же]. Поэтому, «К концу восьмидесятых годов нашего века мышление встанет перед задачей теодицеи своей собственной истории» [Там же].

В чем же суть «теодицеи» коммунистической истории СССР? Во-первых, «… коммунистическая история есть история становления философского разума». Во-вторых, «Весь период коммунистической истории мы можем определить как суровую школу русского сознания, в которой последнее приобретает навык отношения мышления к себе самому в свободной форме теоретического размышления» [Там же]. В этой связи, «Уничтожающее пламя коммунизма, поэтому явилось платой за эту привязанность мышления к внешности чувства. Разум по своей природе есть отрицательное отношение к себе самому. Только в этом состоит величие разума. Только он может существовать, содержа в себе свое отрицание – это, строго говоря, его основное определение. Все, что неразумно, имеет отрицание вне себя самого, оно отрицается чем-то другим» [Там же]. «Прошлая русская культура сгорела в коммунистическом огне вследствие своей неспособности теоретически и практически стать на эту точку зрения, выдвинутую духом всемирной истории» [Там же]. «При этом окажется, что религиозная теодицея невозможна. Религиозно ориентированная мысль окажется беспомощной в деле «оправдания бога» в русско-коммунистической истории и в противоречии с самой христианской идеей, требующей лишить «дьявола» самостоятельного статуса» [Там же].

Идея теодицеи есть одна из множества идей и проблем, которые возникают в контексте распада католической парадигмы в западной философии Нового времени. В этой идее, также как и во всех других, естественные отношения между Богом и человеком перевернуты с ног на голову. В самом понятии теодицеи, которым пользуется тов. О.Сумин, дабы объяснить и доказать разумность коммунистической истории в России, содержится предпосылка понятия ущербности и несовершенства Божественного промысла в мировой истории. Вместо того, чтобы искать причину  исторических бед в себе, в своей падшей природе, европейский  человек, «тварь дрожащая», силится «оправдать» Того, Кто в этом не нуждается, исходя из сущности Своей божественной природы как Творца мира и его истории.

Поэтому, можно согласиться с О. Суминым, что христианская, а не религиозная теодицея, невозможна. Но, не потому, что христианская идея беспомощна и стоит на позициях манихейства или, как выражается автор (в худших традициях атеистической советской пропаганды), требует «лишить «дьявола» самостоятельного статуса» [Там же]. Христианская теодицея невозможна потому, что абсурдна сама постановка этого вопроса.

Автор книги «Гегель как судьба России» делает вывод, что возможна только философская теодицея коммунистической истории. Кто бы в этом выводе абсолютного идеалиста О.Сумина сомневался!? Мы неоднократно подчеркивали основную особенность диалектической схоластики как способность «научно доказать» любое выгодное ей положение. Оказывается, «уничтожающее пламя коммунизма» было необходимо и полезно для русской культуры, отставшей от свободной мировой формы философского разума и погрязшей в плотском начале, в непосредственности религиозного чувства. Именно рождением философской идеи можно объяснить те муки и страдания, через которые прошла Россия в своей коммунистической истории: «Плоть России, ее непосредственная культура, поэтому была обречена на историческое истязание и сожжение. Коммунистические муки Россия, таким образом, себе выбрала сама и не может никого в этом винить. Коммунистические муки являются для нее крестными муками рождения духа в христианском смысле, но результат, купленный ценою этих мук, имеет более высокое значение, нежели религиозная идея» [Там же].

Вульгарная дискредитация православия в России является основным лейтмотивом Оpus Сумина. С маниакальной настойчивостью он не устает повторять абсолютно ложную идею «непосредственности религиозного чувства». Обращаясь к содержанию реального православия (см. А.И.Игнатенко «Критика падшего разума», Раздел I,  гл. 9), мы неоднократно подчеркивали, что «религиозная форма» христианского познания выходит  не только за пределы чувственности, но и формы мысли (логического). Христианское отношение человека с Богом не ограничивается только Его познанием, но и простирается за эти границы в непосредственном их соединении.

Каковы же «положительные черты» коммунистической идеологии, с точки зрения протестантствующего мыслителя О. Сумина, которые заслуживают оправдания философского разума?

Во-первых. Это пропаганда авторитета формы философской науки, философское просветительство. Пропаганда диалектической формы мысли и философии абсолютного идеализма Г. Гегеля: «Для духа русской культуры марксистско-ленинская идеология является случайным и преходящим моментом, в то время как философия Гегеля абсолютно необходимым и вечным» [Там же].

Во-вторых, это огромные тиражи, масштабы издания философской литературы.

В-третьих, проникновение философии во все государственные институты. «Обсуждением этого наследства занимается масса организаций, всевозможных «академий», «красных профессур», «вузов», марксистско-ленинских научных учреждений, которые собираются на всесоюзные конференции…» [Там же].

«И с этой точки зрения, — пишет Сумин, — профилософская направленность большевиков должна быть расценена как начало утверждения русского духа на позициях разума определенного исключительно в себе самом и через себя самого» [Там же].

Коммунизм «… с самого начала мертвой хваткой вцепился в форму философского дискурса » [Там же]. «Для нас здесь должна быть ценной сама эта наивная убежденность коммунизма, что он уже есть и может быть философией, что он в состоянии разобраться со всей сложностью философских проблем» [Там же]. «Ему нельзя отказать в непосредственной вере во всесилие разумного мышления, в то, что все может быть решено судом разума. Именно поэтому он с самого начала с самоуверенным бесстрашием апеллировал к логическому дискурсу философского мышления» [Там же].

«Современное сознание, — пишет философ, —  пытается представить дело так, что падение коммунизма есть триумф религиозного сознания над философским, но в действительности мы имеем здесь дело с другим» [Там же]. Причины поражения коммунизма Сумин связывает с «… объективным отсутствием развитой способности увязывать рефлективные определения мышления. Последнее еще не в состоянии ни схватить сам предмет как бесконечную в себе мысль, ни двигаться в определенности мысли последовательно-логически. Сознание поэтому перескакивает непосредственно от одного данного определения (которое к тому же само представляет собой эмпирическое представление, а не чистую категориальную определенность) к другому, столь же внешнему представлению и т.д.» [Там же]. «Падение коммунизма есть падение варварских, идеологизированных представлений о философии в результате их собственного внутреннего очищения от эмпирических, чувственных элементов. Падение коммунизма означает не возврат к докоммунистическим формам духовности, а созревание той формы свободного философского дискурса, которую сам коммунизм вовлек в сферу своей практики и теории» [Там же].

Очевидно, что это очень вульгарное и предельно субъективное объяснение! Непосредственной причиной падения коммунизма можно назвать внутреннее противоречие между его идеологией и духовными основаниями русской православной  цивилизации. В коммунистическом режиме СССР, тотальный принцип гегелевской диалектики был последовательно воплощен в тоталитарную идеологию государства рабочих и крестьян. Принципом гегелевской философии является абсолютность мышления, который сам определяет действительность во всех ее моментах. В этом состоит тотальность гегелевской философии. Основанную на «свободном» разуме, марксистскую концепцию материалистического понимания истории, международная и российская еврейская революционная интеллигенция воплотила в жизнь, создав тоталитарное коммунистическое государство.  Одновременно, уже на родине гегельянства, свободный разум А.Гитлера разрабатывает концепцию национал-социализма и также воплощает ее в жизнь, в строительстве тоталитарного фашистского государства. Не случайно диалектика называется всеобщей, т.е. тотальной. Так что от гегелевской диалектики как принципа пострадали не только коммунистические страны, но и сама Германия, родина гегельянства. Тоталитарность обоих режимов проявилась также в их  всемирной экспансии. И коммунистическому и фашистскому режиму было недостаточно воплотить принцип тотальности внутри своих государств. Принцип потому и тотальный, что стремится к тотальности (всеобщности) своей реализации.

Объяснения, каким образом «… эти незначительные черты философского разума, содержащиеся в философии эпохи коммунизма, превратятся к концу восьмидесятых годов в совершенно свободную философскую форму, свободную, как от власти идеологии, так и от власти религиозной непосредственности» содержатся  в разделе, посвященном «Философской идее в моменте абсолютности (разумное, научно-философское отношение к философии Гегеля)» [Там же, — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/06_1_3.htm].

В этом разделе  Сумин  отмечает, «…. что большевизм, хотя и в идеологически-несовершенной форме, проводит философски-оправданную и необходимую селекцию, запирая русскую мысль в рамки единственно-необходимой формы философского мышления» [Там же].  Тогда как  «Коммунистическая идеология изжила себя духовно. Она поняла несоответствие несвободной формы своей рефлексии своему внутреннему содержанию и поэтому пала, оставив после себя, как мы уже отметили, колоссальное количество философских работ о самом Гегеле и прогегелевской ориентации» [Там же].

В рамках широкого обращения к Гегелю, Сумин выделяет, прежде всего, Э. Ильенкова и М. Мамардашвили как мыслителей, которые заложили основы духовной философской автономии в СССР. Но, ни один из них не смог стать на точку зрения спекулятивного мышления как всеобщего. «Рассудочный момент созерцания, представления, — объясняет причину их заблуждений философ, —  ими удерживается как совершенно необходимый. Мышление для них не является всеобщей субстанцией, имеющей всеобще-необходимую форму. Выступая против догматизма марксизма вообще, в вопросе признания «объективной реальности, независимой от мышления», они остаются вполне последовательными марксистами…» [Там же]. И только начиная с Е.С.Линькова, «русская мысль, удерживая необходимые, но выраженные догматически-случайно черты диалектического материализма, преодолевает сам внешний идеологический характер коммунистического философствования, выходя ко всецело свободной форме разума, определенного в себе самом и через себя самого» [Там же]. Только в философской школе Евгения Семеновича мы обретаем «позицию философского разума в его принципиальной чистоте»  [Там же].

Вторая глава, по замыслу автора,  является самой важной, поскольку в ней он формулирует и аргументирует «русскую идею» как идею философии Гегеля. Вот только обоснование этой идеи выглядит  малоубедительно. Согласно логической схеме О.Сумина, философской идее в моменте субъективности отвечает появление философии Гегеля. Но  идее в моменте субъективности  теперь не хватает момента объективности. Этот момент она  получает в объективности коммунистической России. Недостаток философской идеи в моменте объективности — это ее идеологическая форма, в которой философия Гегеля и принцип свободного спекулятивного мышления вследствие «страшной овнешненности» лишается своей «принципиальной чистоты». Теперь философской идеи не хватает «свободной формы разума, определенного в себе самом и через себя самого», т.е. философии «неповрежденного»    коммунистами-эмпиристами  Гегеля. Согласно диалектике  гегелевского «уроборуса», т.е. понятия, теперь философская идея должна возвратиться назад, к первому моменту (субъективности). У О.Сумина так и происходит, философская идея торжественно возвращается в философской школе Е.С.Линькова к своей «девственной чистоте». И «… из «гадкого утенка» — диалектического материализма»  она, — по красивому сравнению тов. Сумина, —  превращается « … в «прекрасного лебедя» абсолютного идеализма». Но, согласно спекулятивному синтезу, «прекрасный лебедь» в моменте абсолютности должен содержать, «в снятом виде», идею в моменте субъективности и объективности. Или, говоря проще, должно возникнуть «спекулятивно-разумное» общество из принципиально чистых гегельянцев типа тов. Сумина.  Другими словами, общество построенное «по понятиям» абсолютного идеализма с общенародным капиталом. Но, к всеобщему изумлению, мы почему-то не обнаруживаем перед собой общества построенного «по образу и подобию»  субъектов чистого разума. Да и общенародного капитала  что-то не видно на горизонте…  Просто хотелось, чтобы не  воровали во «всеобщих» масштабах и того довольно. Таким образом, Абсолютную идею  в моменте объективности  мы видели и знаем, что это такое, но в моменте абсолютности?..  Увы!

Прежде чем перейти к критике гегелевской философии истории, Сумин старается объяснить «человеческим языком» содержание понятия Абсолютного духа. Во-первых, уточняет  философ, в понятии Абсолютного духа имеет место предел в познании «Бога» (вселенского разума) самим себя. Вселенский разум «… объективно исчерпывает себя, иссякает, успокаивается. Бог сделал все, что хотел. В определении абсолютного духа он уже не имеет никаких забот. Ему здесь остается только бросить взгляд назад, чтобы убедиться в том, что все проникнуто его волей. Абсолютный дух есть «космическая гармония», «музыка сфер», определение абсолютного блаженства, покоя, при этом еще раз необходимо подчеркнуть, что речь идет не о покое человеческого существа,  а о покое самого бога, покое самой вселенной» [Там же, — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/06_2_1.htm]!

В процессе своего «самосозидания» Абсолютный дух дает себе определения как искусство, религия и философия в логической форме. Дальше мы  представляем яркий образец формы доказательства этого деления в спекулятивной философии с нашими комментариями: «Не мы определяем их как моменты абсолютного духа и даже не Гегель (хотя последнему и нельзя отказать в том, что именно он впервые раскрыл их истинное единство и нашел подходящее для него словесное наименование) ( Почему не мы?). Это сам всеобщий разум, бог раскрывает себя самому себе через них ( Как это удалось установить?).  И только через них и раскрывает (Почему только через них?). Ни в чем другом бог не существует для себя самого (Из чего это следует?). Ни в чем другом чистое мышление не существует для мышления, и именно поэтому-то наименование этих трех сфер есть «абсолютный дух» (Почему?). Иной возможности знать себя самого — кроме как через образы искусства, религиозные представления и философские понятия об абсолютном — у бога не существует (Почему?). Именно поэтому абсолютный дух включает в себя только искусство, религию и философию, а не, скажем, опытную науку, имеющую дело не с всеобщностью, а с единичностью (Почему?). Именно потому, что не человеческая лишь истина раскрывается в этих трех сферах, а сам бог смотрит на себя в них, искусство, религия и философия издревле считались служением высшей истине, а творчество в этих трех сферах — божественным занятием (Совсем не ясно, почему именно?) ». [Там же].

Гегель,  а вслед за ним и гегельянцы, не устают, в высокомерной форме, постоянно подчеркивать фундаментальное отличие  спекулятивной логики как единственной в мире науки, которая доказывает свой предмет, т.е.,  мышление. Тогда как в опытных науках, предмет дан. Но проблема состоит не в том, что они используют форму доказательства своих положений, а в том, что, как говорил тот же Гегель,  – истинна ли она? Говоря другими словами, что гегелевская философия понимает под формой доказательства, которой она так кичится? Согласно Гегелю, доказать, это значит показать каким образом содержание предмета мышления  становится тем или иным благодаря самому себе,  а не чему-либо иному. Мы это уже проходили! Доказать, по Гегелю, это показать как мышление обманывает самого себя, исходя из своих собственных интересов, но не видит этого обмана, поскольку это его собственный обман. Если мышление обманывает себя, то, это не обман, поскольку обманом  будет  только тогда, когда оно будет обманывать не себя, а иное. Говоря на юридическом языке, это «самокоррупция»  мышления. Подобно тому, как человек « не видит  бревна в своем глазу», а в другом « видит соринку», так и гегелевский разум, опираясь на самого себя, т.е. на некоторое содержание, это же содержание в результате «научного» доказательства  и получает. Ему же представляется, что он доказывает свои положения. Более того, здесь мы обнаруживаем очень  любопытное явление!!! Оказывается, логикой диалектическое мышление совсем не пользуется! Поскольку оно  избавилось от логической формы, исключив из мышления закон противоречия, который давал логическую определенность процессу мышления. Диалектическая логика, вообще, есть дологическая форма сознания. Это прекрасно понимал А.Лосев, за что и «отдохнул»  в коммунистических лагерях.  Диалектику русский философ называет мифом. Удивительно, как коммунисты смогли «почуять» опасность разоблачения их «абсолютного метода»? Поэтому определение гегелевской философии как панлогизма «слишком преувеличено». Разберите любой фрагмент текста  философии Гегеля или его последователей, и вы убедитесь, что он ничего общего с логикой не имеет. В гегелевских текстах  логику заменяет психология внушения — суггестивная форма убеждения. Рассмотрение приемов убеждения, заключенных в «диалектических» текстах, достойно самостоятельного исследования. Мы отметим только тавтологичность текстов, которая вытекает из самого принципа свободного разума – как определенного в самом себе самим собой. Второй момент спекулятивной «формы доказательства» — это возвышенное «объективное» вещание от лица «мирового», «абсолютного», «всеобщего» разума. Ключевые суггестивные слова: тотальность, всеобщность, разумность, объективность, абсолютность. Сущность диалектической формы доказательства можно передать  знаменитой формулой эпохи развитого социализма: «Учение Маркса истинно потому, что оно верно».

Скромности Сумина в теологических вопросах можно только позавидовать. Ибо сам «Бог», оказывается, находится в зависимости от «чистого мышления» гегельянцев. И, если бы не спекулятивные индивиды, то «приятелю» «Богу», как позволяет себе выражаться философ, пришлось бы еще долго пребывать в состоянии беспокойства: «… он (Бог — А.И.) успокоился только на миг в мысли Гегеля и может быть в деятельности его немногочисленных учеников (о которых, судя по легенде, он был невысокого мнения). То, что «покой бога», хотя и был уже достигнут в истории человечества, впервые достигнут — это еще не означает, что бог, достигнув раз этого состояния, уже почиет в нем. Гегель умер, и приведенный им (или пришедший в нем) к своему покою, бог в настоящее время покоится лишь на страницах его произведений. Но поскольку изложенные на странницах этих произведений мысли в настоящее время не разделяются современной философией, то «бог все еще неспокоен». Отсюда видно, что достижение этого покоя оказывается страшным напряжением, ибо этот покой есть процесс мысли о себе самой как об абсолютной» [Там же].

Второй, помимо троичной идеи абсолютного духа, не менее важной предпосылкой историософии Сумина  является понятие объективного духа и связь его с абсолютным духом. В этом вопросе философ  следует за Гегелем и сферу объективного духа связывает с всемирной историей. Объективный дух есть предпосылка для абсолютного духа. А всемирная   история есть высший пункт объективного духа и цель абсолютного духа. Из этой нехитрой схемы Сумин делает важнейший методологический вывод: «Следовательно, все исторические события: различные бедствия, возникновение и исчезновение государств, эпидемии, переселения народов, кровавые войны и концлагеря, — все это существует только лишь для одного — для того, чтобы выступили три момента абсолютного духа: искусство, религия, философия » [Там же]! Этот момент необходимо здесь особо  подчеркнуть! Бесстрастный цинизм спекулятивной философии просто восхищает! Кровавые войны и концлагеря, оказывается, необходимы и «разумны» для того,  чтобы выступили три момента абсолютного духа, и, прежде всего, безусловно, гегелевская философия как самая «разумная» и чистая.

Поскольку, с точки зрения тов. Сумина, идея трех моментов абсолютного духа теперь убедительно доказана,  « … то, следовательно, сама всемирная история должна быть рассмотрена как разумная. И разум всемирной истории есть именно разум в определении абсолютного духа. Другими словами, вся всемирная история может и должна быть сведена к моментам абсолютного духа как к моментам самого разума» [Там же].

Тем не менее, указанный принцип рассмотрения всемирной истории у самого Гегеля О.Сумин не находит. Оказывается, что философия  истории у  классика немецкого идеализма не соответствует понятию абсолютного духа. «Негегелевский» характер деления «философии истории» вызывает у русского философа искреннее удивление. Русский гегельянец обнаруживает у Гегеля отсутствие «разумной строгости» в процессе деления,  а  в основе истории — ненавистный эмпиризм, против которого тот  боролся всю свою сознательную жизнь. Но это еще не все! При рассмотрении всемирной истории Гегель высшей формой самосознания  и свободы называет именно христианскую религию в форме протестантизма. Более того,  у него само  государство основано на религии, а   протестантская церковь «примиряет религию с правом». Следовательно, заключает О.Сумин, «…  основой объективного духа у него является второй момент абсолютного духа, а вовсе не третий: «Субстанциальностью… самой нравственности и государства является религия… Государство зиждется на нравственном образе мыслей, а этот последний на религиозном» [Там же]. «Таким образом, основой объективной жизни у Гегеля остается религиозный разум, тогда как субъективно Гегель утверждал в качестве высшего пункта не религиозный, а философский разум» [Там же].

Поскольку учение Гегеля «истинно потому, что оно верно», то Сумин находит «объективное» и «разумное» объяснение его непоследовательности: «…. Гегель не мог рассмотреть всю разумность мировой истории не потому, что был неспособен или допустил где-то ошибку, а потому, что еще не наступила объективно-историческая возможность этого. Гегель рассмотрел мировую историю максимально разумно, но третий момент абсолютного духа (только что выраженный им самим) еще не развил своей объективности, и именно это есть основное затруднение Гегеля» [Там же].

Согласно Сумину, поскольку история при жизни Гегеля «еще не успела случиться» с нужной (философской) стороны, то в ней он не находит самостоятельной философской эпохи. Поэтому немецкий философ «…не может рассмотреть всемирную историю как обнаружение в ней разума в его чистоте » [Там же].

История «смогла и успела случиться» уже при жизни тов. Сумина, когда немецкая классическая философия стала составной частью марксизма и духовной основой советского государства.

Таким образом, пытаясь оправдать отступление Гегеля в его историософии от собственной логической схемы развития Абсолютного духа как искусства-религии-философии, Сумин оказывает спекулятивной философии «медвежью услугу». Ибо если бы Гегель узнал о том, как третий момент Абсолютного духа развил себя в объективности фашистского и коммунистического государства, то не только бы «перевернулся в гробу», но и потребовал бы сжечь все тиражи своих философских трудов.

Таким образом, согласно О.Сумину, философский момент абсолютного духа развил свою объективность в самостоятельной философской эпохе коммунистической России!  Гегелевская диалектика стала духовной основой государства!  Но, что же показала нам историческая манифестация всеобщей и необходимой формы философского разума?  Первое, что «диалектическое снятие», которое подразумевает момент сохранения, религиозной христианской формы, привело в исторической коммунистической реальности к ее уничтожению самыми варварскими способами. Второе, были уничтожены гражданские сословия, христианская семья, христианский брак,  христианская нравственность. В-третьих, разрушена национальная культура. В-четвертых, развязана братоубийственная война. Цвет нации был уничтожен или же изгнан за пределы России.  В-пятых, страна была превращена в концентрационный лагерь. В-шестых, все права человека, и прежде всего свобода совести,  были попраны. Жизнь человека утратила ценность, человек превращен в раба. В-седьмых, возвращение крепостного права, крестьяне были лишены земли, их лишили паспортов. Для вразумления слишком хозяйственных крестьян искусственно устраивался голодомор. В-восьмых, благодаря антирусской политике (спаивание народа, уничтожение деревни и т.д.)  численность русского народа была сильно сокращена.  В-девятых, создан «железный занавес», не позволявший свободно передвигаться по миру. Этот список «достижений» «развития философского разума в своей объективности» можно продолжить. О какой разумности идеи, мирового разума, о каком оправдании здесь может идти речь?!   В  своей «философской теодицее»  безумств  коммунистической истории тов. Сумин всю вину сваливает на христианскую чувственность русского мышления, на неразвитую «… способность увязывать рефлективные определения мышления. Последнее еще не в состоянии ни схватить сам предмет как бесконечную в себе мысль, ни двигаться в определенности мысли последовательно-логически » [Там же]. Не смешно ли звучит такое «объяснение»? Может быть, более логичным будет следующий вывод. Историческая объективизация философского разума на основе гегелевской диалектики  ведет к тотальному разрушению всех нравственных и правовых норм человеческого общежития, к созданию бесчеловечных репрессивных режимов и разрушению национальной культуры. Мы в предыдущей главе показали, что всеобщая диалектика в версии Евгения Семеновича Линькова,   принципиально не отличается от марксистско-ленинской. Поскольку различие между тождеством бытия и мышления в форме бытия (материализм),  и,  бытия и мышления в форме мышления (идеализм), —  является мнимым. Причина этой мнимости — в явлении натурализации (или объективизации) процесса антропоцентрического (антропотеистического) мышления,  которое ни Гегель, ни гегельянцы не видят и не хотят видеть. Следовательно, развитие философского разума в объективность коммунистической истории назвать очередным этапом на пути разумного движения Абсолютного духа —  «язык не поворачивается». Напротив, коммунистическая советская история свидетельствует о тотальном заблуждении гегелевского философского духа в «моменте его объективности». Таков ему окончательный приговор. Но наши упрямые,  постсоветские гегельянцы не могут угомониться и продолжают, до наших дней, терзать «труп» гегелевской всеобщей диалектики «как свинья фуфайку».

Здесь  наступает момент, когда следует сказать несколько слов в  оправдание гегелевской философии истории. В том моменте, в котором он (можно конечно, только предполагать), под влиянием исторической фактологии, по сути,  выступил с отрицанием своей собственной идеи о превосходстве философской формы познания над религиозной, хотя и в неадекватной форме (при рассмотрении всемирной истории немецкий философ высшей формой самосознания  и свободы называет протестантизм, а само государство основывает на религии). Ведь признание основой объективной жизни идеи религиозного разума ставит «крест» на всей его системе абсолютного идеализма!

Но, как говорится, заставь русского гегельянца мыслить спекулятивно, то он не пощадит и самого отца  абсолютного идеализма Гегеля. Завершив очередную «теодицею» отступлений Гегеля от принципов своей системы, тов. Сумин «исправляет» историческую ошибку Гегеля и последовательно полагает в основу философии истории России философский разум. Что из этого получилось, увидим дальше.

Всем известна, всесторонне аргументированная традиционная точка зрения, согласно которой, начиная с XV века, Западная Европа становится центром возникновения и развития математического естествознания  и философии. Именно в Европе философская форма достигает наивысшего развития и господства, по крайне мере в постсредневековой истории. В Европе впервые появляются идеи свободомыслия и атеизма. В Европе разрушаются монархии и совершаются первые революции.  Тогда как остальной мир пребывает в рамках своих религиозных традиций. Российская Империя рассматривается не только как православное христианское государство, но и как «Третий Рим», т.е. последний мощный бастион сохранения учения Христа в мире. Но  в начале XXI века появляется великий ниспровергатель «старых предрассудков» товарищ Сумин, который, руководствуясь схоластичной, даже для самого Гегеля, априорной схемой развития Абсолютной идеи «раскрывает» нам глаза на  истинное содержание мировой истории.

Первое его положение: судьба мира и России с религиозной точки зрения понята быть не может. Во-вторых, утверждается, что философия становится «судьбой» всемирной истории и народов всего мира. Происходит слияние «философии с мировой историей». И, в-третьих, «судьба Западной Европы есть идея христианской религии», а «судьбой России является философская идея, выраженная в немецком идеализме». Свои положения он «доказывает» самым «блестящим» для спекулятивного философа образом.

Первое положение, надо полагать, самоочевидно, поскольку религиозная форма  находится на более низкой ступени, чем философская. Более того, «… судьба России с религиозной точки зрения или с точки зрения «религиозной философии» понята быть не может. Поскольку этой судьбой стала философская идея, то и понята она может быть только с позиций «философской философии», каковой и является философия Гегеля. Другого способа понять судьбу России не существует» [Там же].

Второе положение исходит из того соображения, что до XIX века  «Философия как субъективное знание и история как объективный ход событий не имели необходимой связи. К ХIХ в. это положение изменилось. Связь между философской идеей и историей утратила свою внешность, и приобрела характер разумной необходимости. Момент субъективности и объективности начали процесс необходимого взаимного опосредствования. Судьбой истории стала сама философия » [Там же].

Третье положение основывается на авторитете   русофоба Чаадаева, который  всем «указал», что «судьба Западной Европы есть идея христианской религии», поскольку «…все в Европе дышит историей развития религиозной идеи» [Там же]. Надо полагать, что все в России дышало философской идеей! ?

Завершает свои размышления О.Ю.Сумин следующим генеральным выводом: «Таким образом, философия стала судьбой всей всемирной истории, народов всего мира, но это вхождение философии во всемирную историю произошло через судьбу русского народа. Данное обстоятельство составляет особенность русской культуры. Русские интеллигенты давно уже предчувствовали некое особое предназначение России, тосковали по нему и гадали, каково же оно будет. Русская религиозная мысль предполагала, что «русская идея» будет религиозной идеей. К их верному предчувствию необходимо добавить, что «русская идея» приобрела еще более лучшую и более возвышенную форму — «русской идеей» стала не религиозная, а философская идея » [Там же].

Кульминацией схоластического абсурда историософии  О.Сумина является второй раздел второй главы, посвященный месту славян во всемирной истории [ Там же, — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/06_2_2.htm].

Возникает сразу первый вопрос, почему именно славян? Поляки ведь тоже славяне, но их место во всемирной истории что-то не очень совпадает с русскими славянами и чешскими! Поэтому, вопрос «О месте славян во всемирной истории» — поставлен неразумно, как любят выражаться гегелевские грамотеи! Славянин славянину рознь! Перифразируя известную поговорку, только применительно к славянам, получим: «Что русскому славянину хорошо, то польскому — смерть».  Может быть, Сумин хочет сказать, что русский народ есть всеобщее славянства или  русский народ есть разумная идея славянства! А поляки это историческое недоразумение от которого можно абстрагироваться! Но как можно абстрагироваться от размещения на территории «исторического недоразумения» системы противоракетной обороны (ПРО), направленной против своих этнических родственников — русских славян?

Еще один вопрос возникает к содержанию этого раздела. Непонятно, что Сумин понимает под нацией, если всех славян объединяет в одну нацию?

Если не обращать внимания на понятийную «кашу» этого раздела, основная  его  цель состоит в том, чтобы обосновать «русскую идею» как идею гегелевской философии, опираясь, прежде всего, на военную историю  России. В этом разделе Сумин выдвигает и старается «доказать» следующие основные положения. Во-первых, славяне — это религиозно и христиански недоразвитая нация,  непосредственная (природная)   в культурном отношении. Славяне духовно девственный народ и являются подражателями  христианского Запада. Славяне — это новые варвары, которые строят свое бытие на  светско-разумных началах. Духовный стержень славян — не религиозный, а философский.  Тов. Сумин  пишет: «С точки зрения философии религии совершенно прозрачной является недостаточная развитость христианской идеи в ее православном варианте. Лютер был недоволен внешностью понимания идеи даже в католицизме. Православие в этом отношении находится в еще более худшем положении. Оно полно признаками внешнего, недуховного понимания идеи. Идея в православии осталась неразработанной в своей духовной определенности и осталась заслоненной внешностью, пышностью ритуалов, слабой определенностью духовных требований к прихожанам и самим священникам. Дух античной плотскости и красоты в православии не был преодолен » [Там же].

Находясь под влиянием рационального протестантизма и коммунистической идеологии, тов. Сумин, по-видимому, до сих пор убежден, что Бога как Личности нет, поскольку космонавт Гагарин  «на небе» его не обнаружил. Тем не менее, демонстрируя свое первобытное невежество, он без устали  не перестает повторять пропагандистский миф о пышности ритуалов в православии,  о слабой духовности прихожан и самих священников.

Духовную силу славянства Сумин усматривает в «коммунистической идеологии», в основу которой положена идея философского разума: «Поэтому совершенно невозможно считать, что свою духовную силу славяне по сей день черпают из православной идеи. Их духовный стержень совсем другого свойства, мы не сможем его найти в их религии. Последняя сыграла свою необходимую роль, прежде всего, при создании славянских государств, но утолить жажду духа к самопознанию форма этой религиозной идеи не в состоянии. Поэтому еще с петровских времен славянский дух пытается развить в себе светскую форму самосознания духа. И если в войне с Наполеоном дух славян все еще недостаточно определен со стороны формы (дворянство имеет светское образование, формально закутанное в форму традиционной религии, а народ живет совсем языческими представлениями), то во второй мировой войне нерелигиозный характер духа славян совсем очевиден, форма этого духа носит наименование «коммунистическая идеология». И мы выше видели, что в основу этой идеологии была положена идея философского разума» [Там же].

Во-вторых, согласно Сумину,   история народов — это  история развития общего для всей истории разума. Исторический процесс это господство и смена всемирно-исторических народов, которые выражают определенный принцип разума. Народ, владеющий более высоким принципом разума, выходит победителем из военных столкновений. «Развитие разума в истории идет таким образом, — пишет философ, — что один или несколько народов проникаются тем духовным принципом, время для реализации которого настало. Проникнутость народа необходимостью мирового духа делает этот народ всемирно-историческим. Пока народ верен этой необходимости, он является самым главным во всемирной истории — на его стороне право всемирной истории. Все другие народы чувствуют это и уступают ему. Но если всемирно-исторический народ не успевает стать вровень с требованием развития духа (а так чаще всего и было), то он неминуемо должен передать эстафету тому народу, который уже воспринял новый, более высокий принцип развития разума. Вот этот переход определений разума с почвы одного народа на почву другого Гегель называет «соприкосновением» всемирно-исторических народов. То есть для того, чтобы один народ уступил место другому, необходимо, чтобы эти народы вошли в некое соприкосновение, включающее как разнообразные культурные связи, так и военные столкновения. Соответственно, из этих военных столкновений всегда выходит победителем только тот народ, на чьей стороне «право мирового духа», т.е. только тот народ, кто воспринял в себя более высокий принцип разума [Там же].

Третьим положением, тесно связанным со вторым, является  трактовка военной истории России как свидетельство и доказательство борьбы и победы философского разума над религиозным.  Вот как это «доказывает» О.Сумин: «Итак, мы видим, как историческая самостоятельность славянского мира постоянно беспокоит христиано-германский мир, и он влечется к нему. Дух славян, однако, ему так и не удается сломить, а, наоборот, славяне последовательно входят в качестве победителей в два самых существенных духовно западно-христианских города: Париж (столицу средневековой, католической мысли) и Берлин (столицу реформированного, протестантского христианства). Славянский мир, таким образом, этими двумя непосредственными вхождениями в две столицы западного христианства выражает неудовлетворительность мировой истории в форме религиозной идеи в двух ее основных западных видах — католическом и протестантском (с формой восточного христианства большевики поступили, как мы знаем, еще резче)» [Там же]. И далее «… этими двумя последовательными вступлениями славян в европейские столицы низвергается сама религиозная форма: с вступлением Александра I на белом коне в Париж символически низвергается принцип католической религии; автографами по стенам Рейхстага и фигурой Жукова на белом коне на улицах Берлина символически низвергнут и принцип протестантской религии. Рим, как европейская столица, остается извне оси столкновений, так как Рим принадлежит более духу античного мира, поэтому он уже был исторически низвергнут самими германцами. Славянам было необходимо низвергнуть сам собственно германский принцип, и этот последний был сосредоточен именно во Франции и Германии» [Там же].

К подобной непосредственности аргументации трудно отнестись без иронии. Во-первых, в реальной истории однозначность соответствий между «высотой принципа разума» воюющих народов и результатом их столкновений редко обнаруживается. История намного сложнее и трагичнее. И можно привести массу примеров, когда происходит ровным счетом наоборот! Сколько высокоразвитых цивилизаций было разрушено варварами! Во-вторых, понятие высоты принципа очень неоднозначно. И, наконец, почему Сумин не указывает «духовный принцип» России в многочисленных победах русского оружия над многочисленными врагами до Великой Отечественной Войны? Наверное, потому, что, совершенно очевидно, что это православие! Но этот очевидный факт ниспровергает его, прогерманскую по содержанию  и протестантскую по духу,  историософскую апологию русской идеи  как идеи философского разума.

В качестве доказательства этого положения  Сумин также обращается к русской поэзии, которую он продолжает толковать в протестантском духе. В творчестве находящихся под влиянием оккультных идей А.Блока, М.Волошина, а также Бердяева и Франка, Сумин усматривает  способность увидеть разумное начало в стихии коммунистической революции [Там же].

В конце данного раздела «Остапа совсем понесло»,  и у товарища   Сумина, по-видимому, начались самые настоящие спекулятивные галлюцинации. В битве под Курском и Сталинградом ему мерещится мрачная картина  столкновения чистого бытия и   ничто, а категории диалектики постепенно превращаются в ползущие навстречу друг другу колонны бронетанковой техники [Там же].

Вот до чего может довести «чистый и не знающий пределов разум» скромного русского философа идеалиста !!!

У советского академика В.А.Энгельгардта  есть замечательный афоризм: «Чем выше лезет обезьяна, тем лучше виден ее зад»! Так и в произведении гегельянца О.Сумина, «разумность» диалектического метода достигает своего апогея в последнем разделе второй главы «Философия искусства коммунистической эпохи». Этот раздел имеет и другое, и, следует понимать,  более точное название: «Коммунистическая вода» — рассмотрение архитектурных сооружений Волго-Донского канала, построенного в местах Сталинградской битвы, с точки зрения философии искусства и всемирной истории». Здесь, в завершении своего труда, автор книги «Гегель как судьба России», стараясь  блеснуть широтой своих воззрений, дает нам также весьма оригинальный «образец философии коммунистического искусства», на основе  все тех же схоластических принципов гегелевской философии [Там же, — [Электронный ресурс]. URL:   http://www.sumin.copula.ru/002_Gegel_kak_sudba_RU/Gegel_kak_sudba_RU_HTML/06_2_3.htm].

В начале этого раздела автор вновь демонстрирует свое дремучее невежество в сфере православия, вновь и вновь безответственно повторяет свои избитые аргументы о «природности» и «внешности» православия. В коммунистическом искусстве Сумин надеялся обнаружить подтверждение своей идеи о преимуществе философской формы над религиозной (православной). Для этой цели, непонятно по каким соображениям, он выбирает для анализа Волго-Донский канал и архитектурное его оформление. Собственно «разумный» и «философский» анализ этих каналов,  предваряется рассмотрением  мелочных подробностей и особенностей сооружения этого шедевра коммунистического искусства, призванное, надо полагать, продемонстрировать серьезность, научность и обстоятельность данного исследования! Нет, к «сожалению», только подробной военной карты объекта эстетического анализа!

Предварительный анализ  Волго-Донского канала несколько озадачивает спекулятивного философа, поскольку он обнаруживает, что

коммунистическая эпоха пользуется самой неразвитой, в сравнении с классической,  формой символического искусства — архитектурой.  Ведь символическая форма это еще только  «предискусство», в котором духовное «смутно» и не «определено», и не может себя выразить отчетливо и адекватно.

Поэтому архитектурная форма наиболее подходит  для слаборазвитого Востока  и культовых религиозных сооружений. «Данное обстоятельство, — пишет Сумин, — кажется невероятным из-за ужасающего противоречия, которое мы здесь находим — самая свободная форма мышления, форма философского систематического всеобщего знания, отливает себя в ужасающе несоответствующих своему содержанию единичных формах самого неразвитого вида искусства — архитектуре» [Там же].  Но это не есть свидетельство примитивного содержания, а только видимость и обманчивость формы, под которой скрывается подлинное  содержание [Там же].

Все «глубокомысленные» попытки Сумина увидеть в этом примитиве подлинное глубокое содержание диалектического метода просто вызывают смех! Оказывается, последняя эпоха  обращается  к символической  форме искусства  не  «из-за неразвитости самого содержания», а, наоборот, — «из-за подавленности богатством содержания» [Там же].  Закованные в бетон водоканалы, не просто обычные каналы с водой, а «триумф всеобщей формы философско-систематического абсолютного знания»,  беспрецедентный в истории культуры и искусства случай «выразить средствами искусства» «абсолютную философскую идею» [Там же]. Это «символ триумфа коммунистического духа во второй мировой войне, который в действительности есть исторический триумф формы систематического, логического познания абсолюта, выраженного в системе абсолютного идеализма Гегеля» [Там же].

Как говорится, no comments!

В действительности, всё намного прозаичнее. Обращение коммунистов к примитивным формам  символического искусства связано тем, что   гегелевская философия (как духовный источник коммунизма) есть модернизированная форма древнего и средневекового оккультизма. Это западная алхимия и  каббала, которые заимствовали  учения Древнего Египта  и Индии. Поэтому обращение к примитивным архитектурным формам является вполне закономерным. Они символизируют временное торжество  «миродержителей тьмы века сего, духов злобы поднебесной». Обращение к каналам и «коммунистической воде» также не случайно. Замкнутая система водоканалов это коммунистический ландшафтный перфоманс, символизирующий «уробороса» — алхимического змия, кусающего собственный хвост. А сама идея строительства каналов и «великой»  переброски рек — манифестация сатанинского духа коммунистической идеологии, бросившей вызов своему Творцу и Его творению.