Великая война начинается

К столетию начала Первой мировой войны

Поводом для начала Первой мировой войны стало убийство в боснийском Сараево наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги Софии. 15 (28) июня 1914 года его совершил сербский националист Гаврило Принцип. И хотя Сараево входило в состав Австро-Венгрии, ответственность за теракт Вена возложила на Сербию и ровно через месяц начала против нее войну.

Летом 1914-го

Произошло то, чего вряд ли можно было предотвратить. Во-первых, Вена горела желанием разделаться с сербами, во-вторых, стремилась ослабить влияние России на Балканах. «Германия и Австрия выжидали лишь подходящего времени. А повод… Если бы не было Сараевского выстрела, то нетрудно было найти другой повод», — справедливо заметил генерал Антон Деникин. Схожее мнение высказал и французский генерал Жозеф Симон Галлиени, руководивший обороной Парижа в сентябре 1914 года: «В неизбежности войны с Германией не приходилось сомневаться… Очевидно было также и то, что в первый период войны инициатива ведения операций будет находиться в руках германского генерального штаба».

Тревожный вывод, что человечество стоит на пороге глобальных потрясений, «подсказывали» и кризисы, происходившие в разных уголках мира в начале ХХ века: Марокканские (1905 ‑ 1906 годов и 1911 года) и Боснийский (1908 ‑ 1909 годов). Некоторые из кризисов переросли в войны. Наряду с русско-японской войной 1904 – 1905 годов (см. на «Русском веке» статью «О причинах русско-японской войны»), можно вспомнить англо-бурскую (1899 – 1902 годов), итало-турецкую (1911 ‑ 1912 годов) и Балканские (1912 ‑ 1913 годов). Вторая Балканская война завершилась менее чем за год до начала Первой мировой.

Как и предсказывал русский консерватор Петр Дурново, Первая мировая война развернулась между двумя коалициями: Антантой (Великобритания, Франция, Россия) и Четверным союзом (Германия, Австро-Венгрия, Болгария, Турция). Распутывая клубок межгосударственных противоречий Генри Киссинджер в книге «Дипломатия» заметил, что «не существовало ни единой конкретной претензии со стороны России к Германии, а также со стороны Германии к России, которая была бы достойна войны местного значения, не говоря уже о войне всеобщей».

Зато таких противоречий хватало между Германией и Великобританией. Историк Борис Туполев отмечает: «Колониальные владения Германии имели в то время весьма скромные размеры, при этом обладание ими в конечном счете зависело от воли британского соперника, который господствовал на морях, находясь на подступах ко всем этим колониям. Но дело было не только в колониях. Английский флот в любой момент мог блокировать германское побережье, отрезав этим пути для немецкой заморской торговли, что парализовало бы германскую промышленность, нуждавшуюся в импортном сырье и рынках сбыта. Строительство мощного военно-морского флота, имевшее антибританскую направленность, стало ядром германской «мировой политики»». Ту же направленность имело строительство Багдадской железной дороги по территории Османской империи. Опираясь на нее, Германия рассчитывала укрепиться в регионе и держать под ударом британские позиции на Ближнем Востоке, в Египте и Индии и позиции России на Кавказе.

Вместе с тем начиная Первую мировую войну, Берлин вынашивал планы присоединить к себе территории России в Польше и Прибалтике и получить французские колонии в Африке. В свою очередь Париж надеялся вернуть Эльзас-Лотарингию и поставить под свой контроль Саарский угольный бассейн. Свои причины ввязаться во «всемирную бойню» были и у других государств.

Первая мировая война была начата варварским обстрелом артиллерией австрийского корабля «Бодраг» мирных кварталов Белграда. Со вступлением частей австро-венгерской армии на территорию Сербии там сразу же начался геноцид сербского населения. С садистской жестокостью захватчики пытали и убивали детей, стариков и женщин. В августе 1914 года «цивилизованный Запад» в который уже раз явил миру свою истинную — варварскую и людоедскую — физиономию, до поры прикрываемую флером культуры.

Николай II не мог остаться безучастным к судьбе сербов, так как считал себя покровителем славян. Кроме того, вопрос о доступе к проливам Босфор и Дарданеллы с екатерининских времен имел для России огромное значение, что подтвердило временное закрытие проливов во время итало-турецкой и Балканских войн, негативно сказавшееся на российской экономике. Ситуацию ухудшил произошедший в январе 1913 года в Турции государственный переворот, в результате которого к власти пришли прогерманские силы. Вскоре в Турцию прибыла группа немецких офицеров во главе с генералом Отто Лиманом фон Сандерсом. Они заняли в турецкой армии важнейшие командные посты.

Едва Россия приступила к мобилизации, как 18 (31) июля германский посол в России граф Фридрих фон Пурталес передал ультимативное требование Берлина остановить военные приготовления. Заверения Санкт-Петербурга, что русские войска не перейдут границу, Германия проигнорировала и 19 июля (1 августа) объявила России войну. Следом в конфликт вступили Франция и Великобритания. Так началась Первая мировая война, в которой в итоге приняли участие 38 государств с полуторамиллиардным населением и погибло более 20 миллионов человек.

Как «эксцентричные наброски» стали реальностью

Главной виновницей «всемирной бойни» была Германия, которая давно готовилась к схватке «за место под солнцем». К ней еще 6 декабря 1897 года призвал в рейхстаге новоиспеченный министр иностранных дел страны Бернхард фон Бюлов: «Времена, когда немец уступал одному соседу сушу, а другому — море, оставляя себе одно лишь небо, где царит чистая теория, — эти времена миновали… Мы требуем и для себя места под солнцем».

В своей великолепной книге «Великие войны ХХ столетия» историк Наталия Нарочницкая обратила внимание на то, что фон Бюлов десятью годами ранее, «в конце 1887 года в своем письме Ф. фон Гольштейну витийствовал: «В войне с Россией мы не примиримся, пока на целое поколение не лишим ее возможности нападения на нас», «не сокрушим ее экономические возможности, не опустошим ее Черноземье, не разбомбим ее побережья, не разрушим ее промышленность и торговлю». Наконец, главное, что является общим и для германцев, и для англосаксов: «Мы должны в конечном счете оттеснить Россию от обоих морей – от Балтийского и от Понта Евксинского, на которых и зиждется ее положение мировой державы». Дряхлый Бисмарк оставил на полях помету: «Столь эксцентричные наброски не следует излагать на бумаге»».

«Эксцентричные наброски» фон Бюлова не долго оставались только на бумаге. Они сразу же стали претворяться в жизнь, что, заметим, приветствовали широкие слои немецкого общества. В книге «Путь русского офицера» Деникин писал:

«Не буду останавливаться на доказательствах таких общеизвестных явлений, как бурный подъем германского «промышленного империализма», находившегося в прямой связи с особым духовным складом немцев, признававших за собою «историческую миссию обновления дряхлой Европы» способами, основанными на «превосходстве высшей расы» над всеми остальными. Признания, которое с величайшей настойчивостью и систематичностью проводилось в массы властью, литературой, школой и даже церковью. Причем немцы без стеснения высказывали свой давний взгляд на славянские народы, как на «этнический материал» или еще проще… навоз для произрастания германской культуры. Таким же, впрочем, было презрение и к «вымирающей Франции», которая должна дать дорогу «полнокровному немцу». «Мы организуем великое насильственное выселение низших народов» — это старый лейтмотив пангерманизма.

Достойно удивления, с какой откровенностью, смелостью и… безнаказанностью немецкая пресса намечала пути этой экспансии».

Подчеркнем, что такие идеи и настроения были широко распространены в немецком обществе задолго до поражения Германии в Первой мировой войне и прихода к власти нацистской партии «бесноватого фюрера». Судя по всему, «бесноватых» в Германии хватало и без Адольфа Гитлера…

Поголовье «бесноватых» росло под влиянием оголтелой идеологической и пропагандисткой накачки. Нельзя забывать о том, что идею будто Германия призвана играть в Европе особую руководящую роль, вколачивали в головы немцев с усердием, достойным лучшего применения. С каждым годом идеологическое оболванивание населения (термин великого русского мыслителя Александра Зиновьева) только усиливалось. Вот такую «интересную картинку из жизни нашей в Киссингене» нарисовал генерал Алексей Брусилов, отдыхавший с женой в Германии в июне 1914 года, в преддверии войны:

«Перед самым отъездом мы как-то собрались присутствовать на большом празднике в парке, о котором извещали публику громадные афиши уже несколько дней подряд. Праздник этот живо характеризует настроение немецкого общества того времени, а главное — поразительное умение правительства даже в мелочах ставить во главе всякого дела таких организаторов, которые учитывали необходимость подготавливать общественное мнение к дальнейшим событиям, которые вскоре нам пришлось пережить.

Ничего подобного в России не было, и наш народ жил в полном неведении того, какая грозовая туча на него надвигается и кто его ближайший лютый враг.

В тот памятный вечер весь парк и окрестные горы были великолепно убраны флагами, гирляндами, транспарантами, Музыка гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане возвышался Василий Блаженный. Нас это очень удивило и заинтересовало. Но когда начался грандиозный фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких оркестров, игравших «Боже, царя храни» и «Коль славен», мы окончательно поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, посыпаясь со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского «1812 год». Мы были поражены и молчали в недоумении. Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было предела, когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей под грохот фейерверка загремела немецкий национальный гимн».

Комментарии излишни…

«Брошен великий жребий…»

Российская империя ответила на немецкую агрессию всплеском патриотических настроений. В то время войну у нас называли «Священной» и «Великой», «Второй Отечественной» и просто «Отечественной».

Император Николай II обнародовал Манифест о начале войны, в котором красной нитью проходила идея солидарности со славянскими народами: «Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно… Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав». С балкона Зимнего дворца Николай II торжественно объявил перед собравшейся на Дворцовой площади многолюдной толпой, что пока на территории Российской империи останется хоть один вражеский солдат, она не сложит оружия.

На следующий день о начале войны написали газеты, акцентировавшие внимание на то, что настал «смертный бой славянства с германизмом». В их числе был «Московский листок» — одна из первых отечественных массовых газет (выходила с 1 августа 1881 года), рассчитанная на обывателя. Именно эта доселе далекая от серьезной аналитики газета 20 июля (2 августа) в статье «Великая война начинается» дала удивительно точный прогноз будущего:

«Брошен великий жребий, и наша отчизна вступает в грозную борьбу с теми врагами человечества, которые в погоне за гегемонией, из-за низменных честолюбивых расчетов, вызвали мировую катастрофу.

У Германии нет даже оправдания, что эта война, которую она начинает, вызвана какой-либо нестерпимой национальной обидой, что она — результат неудержимого народного порыва…

Погибнут миллионы жизней, человечество захлебнется в крови…

Долго народы Европы будут носить траур и залечивать тяжкие раны, каков бы ни был исход этой гигантской борьбы. И все эти моря крови будут пролиты лишь потому, что обуянная горделивым помешательством Германия пожелала править миром, потрясая над ним бронированным кулаком!..

Россия употребила все усилия, чтобы дать назревшему столкновению мирный исход. Не она первая бросила вызов…

Но теперь, когда этот вызов брошен нам, мы в гордом сознании нашей нравственной правоты должны напрячь все силы, чтобы покончить с германским кошмаром, угнетающим мир».

В первые дни войны в Санкт-Петербурге, как и в других столицах великих держав не обошлось без эксцессов. Разбушевавшаяся толпа ворвалась в здание германского посольства на Исаакиевской площади. Помещение было разграблено, а с фронтона здания сброшена огромная бронзовая квадрига лошадей. Начался пожар, который долго не могли погасить.

Сегодня его можно оценивать как предостережение: пожар мировой войны легко поджечь и крайне сложно потушить…