23-СОЛОВЬЕВ

Владимир Соловьев о нравственности и экономике (по страницам работы «Оправдание добра»)

Исследователи творчества Соловьева особенно выделяют его вклад в философское осмысление и обоснование права и государства. Не умаляя первенствующей роли нравственных норм в жизни общества, Соловьев исходил из того, что право и государство могут и должны содействовать нравственному прогрессу общества.

 

 

Смерть и время царят на земле,

Ты владыками их не зови:

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь Солнце любви.

Вл. Соловьев (18 сентября 1887 г.)

.

Весь творческий путь Соловьева может быть понят и объяснен именно из …искания социальной правды.

Прот. Георгий Флоровский. Пути русского богословия.

.

Часть I. Соловьев о необходимости социальной доктрины христианства.

.

Введение.

.

Ни об одном русском философе, наверное,  не написано столько книг и статей, как о Владимире Соловьеве (1853-1900). Вроде бы о нем и о его творчестве все уже известно. Также известно, что Владимир Сергеевич очень противоречивая и неоднозначная фигура. Оценки его творчества весьма различаются, иногда они оказываются диаметрально противоположными.  Владимир  Соловьев был ярким приверженцем целостного мировосприятия и миропонимания, всю свою жизнь искал пути органического соединения науки, философии и богословия. Начало этому поиску положила магистерская диссертация «Кризис в западной философии. Против позитивизма» (1881). В ней  Соловьев  опирался на критические обобщения И. В. Киреевского, яркого представителя первого поколения славянофилов (впрочем, Соловьев не разделял  его мессианских  представлений о России и противопоставления русского православия всей западной мысли).  Примечательно, что собственная критика западноевропейского рационализма Владимира Сергеевича основывалась также на аргументации некоторых европейских мыслителей.

Поиск путей синтеза науки, философии и религии требовал от Владимира Соловьева большой   эрудиции, которую он демонстрировал в своих трудах.  Сфера его познавательных  интересов  очень широкая,  в нее входили следующие области знания:    гносеология, антропология, этика, история и  историософия,  право, история церкви, богословие (теология),  социология и т.п.  Соловьев был не только философом, но также известным поэтом эпохи символизма и «серебряного века».  Он также выступал как литературовед, написав целый ряд статей о Пушкине, Лермонтове, Тютчеве, А.К. Толстом, Лескове.

Подобно таким русским мыслителям, как Константин Леонтьев или Лев Тихомиров,  Владимир Соловьев был достаточно самобытной личностью, он никого не повторял, ни у кого нечего не заимствовал  и  был яркой «одиночкой». Но если у того же Леонтьева и Тихомирова последователей было мало, то Владимиру Соловьеву многие старались подражать. Он оказал влияние на целую плеяду русских философов, которых сегодня принято относить к представителям так называемой «русской религиозной философии». Среди таких последователей можно назвать С. Булгакова, Н. Бердяева, Л. Карсавина, С. Франка, П. Флоренского, Е. Трубецкого и других. Влияние Владимира Соловьева распространялось также на творчество русских  писателей, поэтов и художников начала ХХ века.  Отчасти,  чары Соловьева можно объяснить тем, что его идеи оказались  созвучны духу того  непростого времени, когда Россия находилась на переломе эпох (разрушение традиционных устоев и переход к капитализму).  Тогда на волне отрицания всего ортодоксального и архаичного приветствовалось все новое,  а нового у Соловьева хоть отбавляй. Кроме того, большую роль сыграл талант Соловьева, виртуозно владевшего как пером, так и устным словом. Многие обращали внимание на его способность  убеждать собеседников, которая граничила с  «гипнотизмом». Многих привлекала не философия Соловьева, а его мистицизм. Впрочем, по-настоящему сильная волна увлечения Соловьевым в среде интеллигенции столичных городов Петербурга и Москвы возникла уже после смерти Владимира Сергеевича.

У Соловьева, между тем,  было и остается много оппонентов, критиков. Нередки такие резкие оценки Соловьева: «еретик», «папист», «оккультист», «бунтовщик хуже Пугачева», «юдофил», «космополит» и т.п. Главные обвинения в адрес Соловьева: ересь софианства, экуменизм (теория «вселенской теократии»),  симпатии к  католицизму и готовность пожертвовать Православием ради «христианского единства» («неортодоксального христианства»).  Порой Соловьев доходил до  утверждения, что никакого раскола Христианской Церкви в 11 веке не было,  имело место лишь одно из случавшихся и до этого недоразумений в отношениях между Константинополем и Римом,  со времен Христа  Церковь остается Единой,  Вселенской, а восточное православие и западный католицизм – лишь Ее модификации.  По мнению Соловьева, просто надо признать этот очевидный факт, после чего мир станет «вселенской теократией», «богочеловечеством».

Критики Соловьева также отмечают его  приверженность идее синтеза христианства и иудаизма («иудеохристианство») , неприязнь по отношению к византийской цивилизации,  увлечения мистицизмом и даже оккультизмом,  склонность к пантеизму, вера в «светлое будущее» человечества на земле (что граничило с ересью хилиазма),  понимание истории как «христианского прогресса»  и т.п. При этом, по мнению критиков, степень вины Соловьева возрастает в связи с тем, что он заразил своими ересями многих мыслителей и молодежь того времени.

Мы можем заметить, что Соловьев не был лишь мишенью критики. При своей жизни он сам активно нападал на некоторых современников. Например, на славянофилов, идеи которых об уникальности России явно шли в разрез с его теорией «вселенской теократии». Или на Н.Я. Данилевского, который в своей книге «Россия и Европа» показал, что никакого «всечеловечества» нет и быть не может, а мир представляет собой совокупность очень разных цивилизаций («культурно-исторических типов»). Соловьев выступил с резкой критикой того строя, который существовал в Византии (прежде всего, статья «Византизм и Россия»  — 1896).  Соловьев  фактически нанес удар по идеям своего друга К.Н. Леонтьева, который полагал, что заимствование опыта государственного строительства Византии («византизм») может спасти Россию от грядущей катастрофы.  Соловьев не просто критиковал Византию, он категорически отрицал необходимость каких-либо заимствований опыта Второго Рима, предлагал идти по проторенной дороге Западной Европы.  И в этом смысле для Соловьева  Петр Первый был образцовым правителем.  За подобного рода симпатии  Соловьев получил титул 100-процентного «западника».  Дружеские и  творческие отношения между двумя мыслителями прекратились.

Справедливости ради следует сказать, что от ряда своих заблуждений Соловьев отказался в конце своей жизни. Прежде всего, он разочаровался в своем проекте «вселенской теократии», стал более трезво и критично относиться к католицизму и т.п. От мечты о «светлом будущем» и веры в «христианский прогресс» Соловьев перешел к эсхатологическим размышлениям о конце земной жизни (антихрист, апокалипсис). Эти размышления нашли свое отражение в его последней крупной работе «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1900).  Кстати, многие современники (Е. Трубецкой, Н. Бердяев, К. Мочульский) сразу же заметили, насколько «Три разговора» отличаются от предыдущего творчества В. Соловьева. Они оценили работу как своеобразное покаяние философа в своих предыдущих грехах и ересях.

По мнению ряда современных исследователей, в актив Соловьева можно зачислить его идеи о том, что христианство представляет собой не только (и даже не столько) религию индивидуального спасения человека. Настоящее христианство,  согласно Соловьеву, немыслимо без социального начала. Христиане могут спасаться лишь через выстраивание правильных (основанных на евангельских принципах) отношений с другими людьми (как христианами, так и нехристианами). Крайне важным условием для спасения человека является правильно устроенное государство. Что касается церкви, то она не должна  замыкаться лишь на той жизни, которая велась и ведется в пределах церковной ограды. Она должна оказывать гораздо более активное влияние на все стороны жизни общества. По сути Соловьев сформулировал немало идей, которые в совокупности можно   назвать «социальным христианством».

Исследователи творчества Соловьева особенно выделяют его вклад в философское осмысление и обоснование права и государства. Не умаляя первенствующей роли нравственных норм в жизни общества, Соловьев исходил из того, что право и государство могут и должны содействовать нравственному прогрессу общества. В этом пункте Соловьев расходился со славянофилами, которые считали главным и единственным условием нравственного прогресса общества христианскую церковь. А развитие правовых институтов в России последние даже рассматривали как угрозу для самобытности русской цивилизации. А К. Леонтьев был одним из резких критиков того, что сегодня мы называем «правовым государством». Константин Николаевич полагал, что русский  человек должен бояться не закона, судьи или полицейского, а Бога. А «облагодетельствованная» конституцией Россия очень быстро скатится к революции.

Соловьев решительно дистанцировался  от славянофильского идеализма, основанного, как он выразился, на «безобразной смеси фантастических совершенств с дурной реальностью». Равно как и от  избыточного морализаторства  Льва Толстого,  которое, по мнению Соловьева, представляло собой «правовой нигилизм».  Но оставим в стороне интересы Соловьева в сфере права и государства.

Исследователи творчества Владимира Соловьева крайне редко в   список его  интересов включают экономику.  Это, по нашему мнению,  несправедливо. Писал он и об экономике, хотя действительно, немного и редко. Но, как говорится, «редко, но метко». Естественно, не как профессиональный экономист, а как философ.

.

Коротко об «Оправдании добра» Владимира Соловьева.

.

Хотелось бы восполнить этот пробел. «Меткие» мысли об экономике можно найти в одной из наиболее известных работ Владимира Соловьева «Оправдание добра». Остановимся на ней подробнее. Работа увидела свет в 1897 году. Следует признать, что это произведение – одно из наиболее фундаментальных исследований вопросов этики в истории мировой философской мысли.    Те специалисты, которые занимаются изучением творчества Соловьева, ставят указанную работу на первое место среди трудов философа.

Одна из сквозных мыслей работы Соловьева «Оправдание добра» такова: все многообразие проявлений нравственности можно свести к трем основным первичным видам.  Эти три вида, изначально присущие природе человека (совесть), соответствуют  трем видам чувств: чувству стыда, чувству жалости и чувству благоговения перед высшими силами. Уровень нравственности, соответственно, определяется степенью:

господства человека над материальной чувственностью (аскетическое начало нравственности),

солидарности с другими людьми (готовность человека жертвовать ради других, альтруизм),

внутреннего подчинения сверхчеловеческому началу (религиозное начало в нравственности).

Все остальные конкретные проявления нравственности (или, наоборот, безнравственности) представляют собой производные формы и комбинации трех указанных «первичных» видов.

Книга «Оправдание добра» представляла собой лишь первую часть задуманной Соловьевым обширной трилогии, посвященной  вопросам так называемого «всеединства», «всечеловечества» и «вселенской теократии».  Соловьев вынашивал проект объединения человечества на почве единой веры всех людей  в Бога. В качестве такого единого для человечества духовно-религиозного «общего знаменателя» Владимир Сергеевич рассматривал христианство. Причем, судя по многим его замечаниям и намекам, он готов был на то, чтобы таким «знаменателем» стало христианство в его  католическом варианте – так называемое «неортодоксальное» христианство. В проекте Соловьева просматривались явные признаки ереси экуменизма .  Впрочем, это была даже не ересь, а лишь мечтательное прожектерство. Оно не получило должного обоснования в трудах Соловьева. И не могло получить, поскольку идея вселенской христианской теократии противоречила духу и догматам христианства.

Соловьев рассматривает добро как онтологическое  явление, добро   развивается необходимо и независимо от различения между добром и злом. Исторический прогресс не связан с христианством и с судьбой отдельной личности, а представляет собой саморазвитие мира. Соловьев считал, что мир «запрограммирован» на развитие  в направлении   универсального блага – пресловутого «всеединства».  Создается впечатление, что работа «Оправдание добра»  писалась Соловьевым с одной-единственной целью – обосновать захватившую его еще в молодости идею «всечеловечества», «всеединства».

Идея «всеединства» подвергалась критике (по нашему мнению, достаточно справедливой)  и в годы жизни Соловьева, и после его смерти.  По мнению некоторых исследователей, было бы неправильно назвать теории Соловьева «христианской философией», ведь в них сильны и нехристианские идеи, в них много от пантеизма. В.С. Соловьёв был, действительно, верующим человеком, но в его синтетический замысел входило включение и таких положений,  которые  несовместимы с христианством. А.Ф. Лосев (1893-1998) писал о том, что теоретические работы мыслителя являются классическими по форме, но небезупречными по смыслу: Соловьёву не удалось избегнуть пантеистических, гностических и неоплатонических тенденций.

Имеются и более жесткие оценки учения В. Соловьева о нравственности. Вот что например пишет автор материала под названием «Оправдание добра (1897 г.)», размещенного на сайте «Антимодернизм.ру» (предположительно автор – Роман Вершилло):  «Как и в других своих сочинениях, в “ОД” («Оправдание добра» – В.К.) Соловьев выступает как последовательный монист, ставящий знак существенного тождества между духовным и – телесным, общим и – единичным, личным и – общественным. Мир – это материальная и “сверхматериальная” тотальность, бытийный монолит. Существует лишь одна субстанция (здесь Соловьев следует Спинозе), которая противопоставляется разрозненности личностей, предметов и явлений наличного бытия. В.С. Соловьев не делает различия между реальностью и фантазией, истиной и ложью. И поэтому он признает эволюцию и отрицает ее, говорит о личности и о душе, и отрицает и то и другое, употребляет слова “добро” и “зло” и сливает их друг с другом. В целом, вывод Соловьева в “ОД” сводится к тому, что неизбежный прогресс происходит внутри неподвижного бытийного монолита, или, что для Соловьева одно и то же, такой прогресс не происходит, потому что внутри “всеединства” развитие невозможно. С точки зрения этого бессмысленного учения не нужны ни личность, ни свобода воли, ни различение добра и зла, ни философия, ни Христианская религия. Онтологическая “нравственность” превосходит вообще всё отдельное и осмысленное просто потому, что она есть и без остатка совпадает с материальным бытием» .

Я не являюсь философом, поэтому углубляться в разбор    философских заблуждений (граничащих, по мнению авторитетных богословов, с ересями) Соловьева не буду.

Вместе с тем,  Владимир Соловьев в работе «Оправдание добра» высказал много интересных идей, относящихся  к сфере смежных (вроде бы даже периферийных) интересов философа. В том числе к сфере экономики. И здесь мы находим много полезного и поучительного.  Хочу отметить, что многие русские мыслители конца 19-начала 20 века обратились к теме экономики, чего ранее не наблюдалось. Начиная с Федора Достоевского, они стали  говорить об «экономическом материализме» как отличительной черте русского общества того времени. Требовалось осмысление «экономического материализма».

Экономике  посвящена, прежде всего, глава 16 «Экономический вопрос с нравственной точки зрения».  Отдельные мысли по экономике встречаются и в других, особенно последних главах. Итак, начнем анализ 16 главы работы,  последовательно двигаясь по тексту.

О нравственных и экономических корнях национального и уголовного вопросов.

Обратим внимание, что 16-й главе «Оправдания добра»  предшествуют   главы, которые  называются: «Национальный вопрос с нравственной точки зрения» (глава 14) и «Уголовный вопрос с нравственной точки зрения» (глава 15).   Продолжая разговор, начатый  в этих главах, Владимир Соловьев  в 16 главе говорит о том, что национальные конфликты и уголовная преступность имеют часто причины экономические.  Лишь на поверхности все это выглядит как межэтническая вражда и уголовные преступления человека против человека (убийства, грабежи, разбой и т.д.). За всем этим, как отмечает  Соловьев, стоит причина экономическая:

«Если бы люди и народы научились ценить чужие национальные особенности, как свои собственные, если бы, далее, в каждом народе преступные личные элементы были по возможности исправлены перевоспитанием и разумною опекой с полным упразднением всех остатков уголовной свирепости, этим нравственным решением вопроса национального и вопроса уголовного не была бы еще устранена важная причина и народной вражды, и преступности – причина экономическая (курсив мой – В.К.)» .

В предыдущих двух  главах Соловьев рассуждал о том, как, исправляя нравы общества, можно добиться если не исчезновения национальной розни и уголовных преступлений, то, по крайней мере,  ослабления  остроты этих двух проблем. А теперь, он еще говорит о необходимости устранения причин экономического порядка. Впрочем, данный вывод философа  не оригинален. Уже целая плеяда буржуазных и социалистических авторов в духе философии экономического материализма говорила о том же. Правда, некоторые авторы перегибали палку, утверждая, например, что национальных (а также религиозных) войн давно уже в мире не осталось. Войны идут за экономические интересы (передел рынков, источники сырья, сферы приложения капитала), а национальные (и религиозные) лозунги этих войн – лишь прикрытие чьих-то экономических интересов. Именно такой крайней точки зрения придерживался, например, В.И. Ленин (она наиболее ярко представлена в его работе «Империализм, как высшая стадия капитализма»).

Позиция Соловьева намного тоньше и глубже. Признавая экономические причины межнациональной розни и уголовной преступности, он утверждает, что экономические причины, в свою очередь, имеют нравственные первопричины:

«Это дурное воздействие экономических условий современного человечества на состояние национального и уголовного вопроса зависит, конечно, от того, что это положение само по себе страдает нравственным недугом. Его ненормальность обнаруживается в самой экономической области, поскольку здесь все более и более выступает вражда общественных классов из-за имуществ, грозящая во многих странах Западной Европы и Америки открытою борьбою не на живот, а на смерть».

Корень всех социальных проблем – один, вернее единый. Так учат святые отцы, так написано в Священном Писании. Апостол Павел говорил: «Корень всех зол – сребролюбие». А с тем, что в конце 19 века классовая борьба на экономической почве в Западной Европе и Соединенных Штатах Северной Америки обострялась и угрожала стабильности  тогдашнего общественного строя, можно полностью согласиться. Это был строй капитализма, в котором сребролюбие стало высшим смыслом жизни. Владимир Соловьев уже ощущал плоды развития «русского» капитализма с 1860-х гг., когда начались реформы Александра II. Он  высказывал опасения, что классовая борьба в России может перерасти в революцию.  Поэтому экономический вопрос  философа волновал не как отвлеченная научная проблема, а как вызов  грядущего ХХ века (до которого он не успел дожить). Судя по целому ряду работ Соловьева, он видел главную  опасность во внутренних социальных и классовых конфликтах стран Западной Европы, Америки, России. Угрозы мировой войны он не видел (и даже полагал, что такая война мало вероятна).

О необходимости выработки позиции Восточной Церкви по социальным вопросам.

Евангелие (да и просто совесть) диктуют человеку необходимость накормить и обогреть голодного и холодного. А если таких голодных и холодных миллионы? – задается вопросом Соловьев. Тут два варианта поведения. Либо вообще забыть о делах благотворительности и помощи. Либо пытаться делать что-то для того, чтобы можно было накормить и обогреть миллионы страждущих людей. Но во втором случае человек неизбежно будет вовлечен в решение социальных проблем.  Значит, христианин обречен на то, чтобы  быть существом социальным. Т.е.  думать о лучшем устроении общества и участвовать в этом устроении. Причем солидарно с другими людьми, которым голос совести подсказывает делать то же самое. Поскольку вся  проблема добра рассматривается не с позиций холодного рационализма, а  с позиций христианства, то фактически Соловьев призывает к тому, чтобы у христианства  как сообщества людей  была своя социальная политика:

«Для человека, стоящего на нравственной точке зрения, так же невозможно принимать участие в этой социально-экономической вражде, как и во вражде между нациями и племенами. И вместе с тем невозможно для него оставаться равнодушным к материальному положению его ближних. Если элементарное нравственное чувство жалости, получившее свою высшую санкцию в евангелии, требует от нас накормить голодного, напоить жаждущего и согреть зябнущего, то это требование, конечно, не теряет своей силы тогда, когда эти голодные и зябнущие считаются миллионами, а не единицами. И если я один этим миллионам помочь не могу, а  следовательно, и не обязан, то я могу и обязан помогать им вместе с другими, моя личная обязанность переходит в собирательную – не в чужую, а в мою же собственную, более широкую обязанность, как участника в собирательном целом и его общей задаче».

Соловьев был один из первых русских мыслителей, который задался вопросом: почему у Восточной Церкви нет своей внятной позиции по социальным вопросам? В отличие, скажем, от католической церкви, где вопросы социальной жизни во времена Соловьева  уже достаточно подробно исследовались католическими теологами и  разъяснялись в папских энцикликах   Римского престола .

Можно  предположить, что вдумчивые  православные богословы видят и понимают тонкие связи между христианством и Церковью, с одной стороны, и социальной сферой и социальным поведением человека, с другой. Но миллионам  рядовых христиан надо дать простое и убедительное понимание того, как относиться к событиям социальной жизни и как выстраивать собственную жизнь в большом социуме (следует отметить, что с пониманием  о жизни в малом социуме – семье  дело обстояло  намного лучше).  Во  времена Соловьева в воздухе уже витала идея разработки документа, который  можно было  бы назвать социальной концепцией Русской православной церкви.  Что-то наподобие простого закона, который был дан Богом Моисею для обуздания жестоковыйного еврейского народа. Соловьев в «Оправдании добра» фактически  делал наброски такого документа.

http://webkamerton.ru/2016/04/vladimir-solovev-o-nravstvennosti-i-ekonomike-po-stranicam-raboty-opravdanie-dobra/

Смотрите также