Валентин Катасонов. Религия капитализма. Как либеральные басни стали «экономической наукой»

Старую добрую Англию похоронило «Оправдание зла»…

У русского философа и поэта Владимира Соловьева (1853−1900) есть фундаментальное философско-этическое произведение, которое называется «Оправдание добра» (1897). Вспомнил я его в связи вот с чем. Перечитывал трактаты европейских мыслителей XVII-XVIII вв. (большинство из них принято относить к философам), легшие в основу нынешней так называемой экономической науки. И пришел к выводу, что этим сочинениям следовало бы дать общее название: «Оправдание зла».

Почему? В самом общем виде рассуждения сводятся к следующему. Во-первых, зло — имманентное свойство человека («естественная природа человека»). Наиболее общие проявления такого зла: эгоизм, корысть, себялюбие, любостяжание, сребролюбие и т. п. Во-вторых, указанные свойства не следует называть злом (как это считалось в традиционном обществе), на самом деле они являются благом. В-третьих, эти свойства человека следует не подавлять, а учитывать. И направлять энергию «зла» в нужное русло, что будет выгодно как отдельно взятому человеку, так и обществу.

Возьмем, например, английского философа Томаса Гоббса (1588−1679). Наиболее известное его произведение — трактат «Левиафан» (1651). В нем объясняется, что естественным состоянием общества является «война всех против всех» и это детерминировано «естественной природой человека». Из этой «научной» аксиоматики Гоббса позднее родилось обоснование неизбежности и значимости для общества конкурентной борьбы в экономике. Современные учебники пронизаны идеей конкурентной борьбы как «двигателя прогресса».

Нельзя не вспомнить и учение утилитаризма, которое наиболее полно изложил английский философ-моралист Иеремия Бентам (1748−1832). Согласно классической формулировке Бентама, морально то, что «приносит наибольшее счастье наибольшему количеству людей». А каждый индивид в конечном счёте, стремится к максимизации личного, а не общего удовольствия. Опять-таки это вытекает из «естественной природы человека». Учение Бентама стало «научным» оправданием и обоснованием капиталистического обогащения.

Английский философ Джон Локк (1632−1704) — представитель раннего либерализма. Ключевое слово в его учении — свобода. Основные природные права человека образуют нерасторжимую триаду. Она состоит из прав на жизнь, свободу и собственность. Немногого стоит жизнь, если у человека нет свободы. Свобода же, не подкрепленная собственностью, может оказаться пустым звуком. От Локка идет обоснование святости частной собственности как основы свободы.

Еще один краеугольный камень в учение так называемого либерализма заложил английский (точнее шотландский) философ Дэвид Юм (1711−1776). В «Трактате о человеческой природе» (1740) он писал, что «естественную природу человека» нельзя закрепощать. Для хозяйственной и коммерческой деятельности особую значимость имеют следующие четыре желания: потребления, действия, разнообразия, получения выгоды (в натуральной и денежной формах). Особенно не следует сдерживать «естественную» страсть к получению выгоды, т.е. обогащению. Соответственно государство должно минимизировать свое вмешательство в хозяйственную жизнь, не мешать «раскрепощению» энергии тех, кто стремиться максимизировать свои прибыли. Часто этот принцип невмешательства в экономику выражается французским термином Láissez-fáire («позвольте делать»). Современный экономический либерализм, который пронизывает общественную жизнь многих стран мира (в т.ч. России), многим обязан Дэвиду Юму.

Конечно, ключевая роль в ряду отцов-основателей современной «экономической науки» принадлежит Адаму Смиту (1723−1790). Его называют основателем английской классической политэкономии, которую, в свою очередь, считают фундаментом современной «экономической науки». Я писал об Адаме Смите в связи с 300-летием со дня его рождения. Напомню, что изначально он был профессором философии, экономика не входила в круг его интересов. Ее специализация как философа — вопросы этики и нравственности. В 1759 г. Смит опубликовал книгу «Теория нравственных чувств», в которой, основываясь на этике сенсуализма, изложил концепцию «чувства симпатии» как основы нравственности. В этом труде его взгляды на понимание добра и зла были близки к общепринятым «предрассудкам» тогдашнего общества, которые зиждились на христианском мировоззрении.

А спустя 18 лет Смит публикует «Исследование о природе и причинах богатства народов», в котором отходит от своих прежних «предрассудков», касающихся добра и зла. Отмечу, что эгоизм, корысть, неуемная страсть обогащения, конкуренция, использование недобросовестных методов конкуренции и получения прибыли уже не воспринимаются профессором философии как нечто негативное.

Это противоречило существовавшим на протяжении многих веков представлениям о том, что нормальное развитие хозяйства может и должно происходить на фундаменте принятых в христианстве норм поведения: нестяжательства, разумного самоограничения, помощи и взаимопомощи, любви, милосердия, милостыни и др. И чтобы как-то увязать новые, нестандартные представления о роли добра и зла со своими более ранними взглядами, а также общепринятыми представлениями, Смит ввел понятие «невидимой руки» рынка. Таинственным образом эта таинственная «рука» преобразует страсть личного обогащения в общественное благо («богатство народа»). Вот рассуждение Смита по данному вопросу: «Каждый отдельный человек постоянно старается найти наиболее выгодное применение капиталу, которым он может распоряжаться. Он имеет в виду свою собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общества. Но когда он принимает во внимание свою собственную выгоду, это естественно или, точнее, неизбежно, приводит его к предпочтению того занятия, которое наиболее выгодно обществу… Он преследует собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем не входила в его намерения».

Трудно сегодня найти учебник по экономической теории, в котором бы не упоминалась «невидимая рука рынка». Я писал ранее и еще раз повторяю: указанная «рука» ничего общего с научным знанием не имеет. Это ближе к религиозному сознанию. Адама Смита правильнее называть основателем не английской политэкономии, а «религии капитализма».

Конечно, политэкономия Смита с его новыми представлениями о добре и зле родилась не на пустом месте. Немалое влияние на бывшего философа во второй половине его жизни оказало личное общение с Дэвидом Юмом и французскими энциклопедистами (Вольтер, Дидро и др.). Об этом биографы Адама Смита пишут очень подробно. Но, как мне кажется, еще большее влияние на него оказало знакомство с трудами предшественников, особенно — Бернарда де Мандевиля (1670−1733).

О нем стоит поговорить подробнее. По той причине, что, по справедливости, отцом-основателем «экономической науки» следует считать именно его.

Мандевиль родился и учился в Голландии, но потом вместе с родителями перебрался в Англию. По профессии — врач. По призванию — философ и писатель, работавший в жанре поэтической сатиры и басни. С годами Мандевиль все больше времени посвящал философским и поэтическим увлечениям. В 1703—1704 годах выходят подряд три сборника его стихотворных подражаний Лафонтену, Эзопу и Скаррону.

Первое вполне самостоятельное поэтическое произведение Мандевиля, которое заинтересовало читателей, — вышедшая в 1705 г. сатира «Ропщущий улей, или Мошенники, ставшие честными» (The Grumbling Hive: Or knaves turn’d honest). В ней автор выразил идею, что расточительность есть порок, способствующий торговле, а жадность, напротив, вредит коммерции. Первые читатели восприняли произведение как злую шутку и эпатаж.

Спустя 9 лет сатира вышла отдельной книгой, которая называлась «Басня о пчёлах, или Частные пороки — общественные выгоды» (The Fable of the Bees: Or private vices, publick benefits). Стихотворение уже было представлено как «басня». В книге кроме басни было приложение под названием «Исследование о происхождении моральной добродетели» и серии заметок. Приложение содержало 20 примечаний, в которых Мандевиль разъяснял философский смысл наиболее важных мест басни. В 1729 г. вышла вторая часть «Басни о пчелах».

Басня начинается описанием процветающей пчелиной державы, напоминающей Англию того времени. Под личиной с виду благополучного общества везде царит порок: в торговле — обман, в казенных конторах — взятки и коррупция, в денежных делах — ростовщичество, в личной жизни — обжорство, пьянство и накопительство и т. п. Парадоксальное состояние пчелиного царства запечатлено в следующих строках:

Пороком улей был снедаем,

Но в целом он являлся раем.

Обитатели пчелиного рая жалуются и мечтают о справедливом и честном обществе. Пчелиный бог Юпитер услышал просьбы пчел и избавил их от пороков. И вот что получилось:

Заимодавцам нет заботы,

И адвокаты без работы,

Поскольку сразу должники

Вернули с радостью долги;

А кои возвратить забыли,

Тем кредиторы долг простили.

А далее все получилось вопреки ожиданиям пчел, с точностью до наоборот. Поскольку исчезли роскошь, обжорство и богатство, то за снижение спроса на товары расплачиваются обычные люди — земледельцы, наемные работники, сапожники и портные. Пчелиное царство стало миролюбивым, перестало вооружаться, было свернуто производство оружия. Не стало тюрем. Исчезли решетки на окнах и кованные двери, спрос на железо упал, кузнецы остались без заказов. Лишились работы судьи, юристы и адвокаты разного рода правоохранители. И т.д. И т.п. Финал басни печальный. Пчелиный рой вымирает. В конце концов остатки выживших пчел изгоняются из улья другим роем. Беглецы поселяются в обломках упавшего дерева. Концовка басни такова:

И те, кто век вернет иной,

Прекраснодушный, золотой,

Верша все честными руками,

Питаться будут желудями.

«Басня о пчелах» при жизни Мандевиля была много раз переиздана и имела массу приложений (последнее прижизненное издание датировано 1732 годом). Басня переписывалась тысячами текстов и циркулировала по всей Британии и за ее пределами. Тут уже было не до шуток. Позици баснописца стала вызовом традиционной морали британского общества. По крайней мере, в публичной форме до Мандевиля никто подобного рода апологиями зла не занимался.

Правда, некоторые исследователи творчества Мандевиля не исключают, что автор мог позаимствовать идею у английского экономиста Николаса Барбона, изложенную в «Очерке о торговле» (1690). В нем утверждалось, что расточительность есть порок, способствующий торговле, а жадность, напротив, вредит коммерции. Но очерк Барбона читали единицы, а басню Мандевиля — тысячи.

Кроме поэтических сатир и басен он оставил произведения в форме традиционных философских рассуждений. Наиболее значимое из них: «Свободные мысли о религии, церкви и национальном счастье» (Free Thoughts on Religion, the Church and National Happiness, 1720). В 1732-м, в год своей смерти, Мандевиль опубликовал «Письмо к Диону» — полемику с анонимным критиком о философии епископа Беркли. Но Мандевиля в первую очередь воспринимали как баснописца.

К слову сказать, в России о нем почти ничего не слышали. Если только через упоминания и цитирования баснописца и философа в трудах Адама Смита, Вольтера, Карла Маркса или иных европейских мыслителей. Первая публикация басни на русском языке состоялась уже в СССР в 1924 году.

Вернемся в Англию XVIII века. И власти, и церковь, и многие интеллектуалы того времени осудили апологию зла. Решением суда присяжных английского графства Мидлсекс в 1723 году басня Мандевиля была признана вредной. Характерное высказывание известного английского священнослужителя и теолога Джона Уэсли (1703−1791): «До сих пор я даже не мог себе представить, что в мире могла бы появиться книга, равная по подлости трудам Макиавелли. Мандевиль, однако, его далеко превзошел». Мандевиля величали антихристом. Его радикализмом были шокированы тогдашние английские философы. Те же Юм и Адам Смит.

Последний в своей «Теории нравственных чувств» подверг резкой критике аморальную идеологию Мандевиля. Но — о, чудо! Через некоторое время в труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» Смит фактически берет на вооружение идею Мандевиля о позитивном влиянии пороков на экономику. Их исправит и трансформирует в общее благо «невидимая рука рынка». Есть мнение, что заслуга Смита лишь в том, что он подобрал удачный термин: «невидимая рука рынка». И все лавры создателя «религии капитализма» (пардон: классической политической экономии, или «экономической науки») достались Адаму Смиту. А Мандевиль так и умер баснописцем. Лишь посмертно он получил звание «экономиста».

На фото: статуя экономиста и философа-этика Адама Смита перед собором Святого Джайлса на «Королевской миле» в Эдинбурге, Шотландия. (Фото: Christoph Driessen/dpa/Global Look Press)

https://svpressa.ru/blogs/article/401384/